В чем секрет этого фильма? Ну теплый, ну добрый, ну светлый, человечный, исполненный внимания к простым людям, к их будням... Какими там еще словами хвалят маленькие симпатичные картины? "Ничего себе "ну"! - скажете вы мне. - Чем же еще живо искусство, как не человечностью и добротой?" Правильно, правильно, я не спорю. Но все-таки... так часто хвалят, когда больше похвалить не за что. Сколько такого "теплого" и "доброго" выдавалось ежегодно на-гора советскими киностудиями, особенно периферийными (бюджета на что-нибудь более  масштабное не выделяли им, вот и промышляли любовью к человеку) - и где это всё сегодня, в каких отвалах? "Весна на Заречной улице" снята на периферийной Одесской студии, снята режиссерами-дебютантами, это тоже как будто маленький, простой фильм, - но фильм, вошедший в наши зрительские сердца - навек: во всяком случае, до  конца ХХ-го века эта кинолента пролежала в   сердечных кинохранилищах, самых надежных из всех, нисколько не покоробившись и не пожелтев. Так в чем же ее секрет?

Можно отказаться отвечать на такой вопрос, просто сказав: ну, те покрытые травой забвения  "теплые и добрые" - они были всего лишь поделками-подделками, были "как бы" теплыми и добрыми, а этот - он на самом деле такой, вот и всё. Что ж, правильно. К чему влюбленному человеку ломать голову над резонами своей любви? Иное дело наш брат, киновед - приходится ломать, уж такая служба у нас. Но, как пелось в песне тех же примерно лет, что этот фильм, "мы тоже люди, мы тоже любим, хоть кожа черная, но кровь у нас - красна!". Хоть голова яйцеобразная, но сердце у нас стучит!  А раз стучит, то нам, как и всем прочим смертным, трудно объяснить любовь, указать пальцем, что же в этой "Весне на Заречной" такого неповторимого. (Была, кстати, картина, выпущенная годом позже фильма Хуциева-Миронера, "Неповторимая весна" называлась, да кто ее помнит, о-хо-хо). Но вот идея. Выразить, чем этот фильм так пронял тех, кто увидел его в 56-м, каким он им... нам тогда показался, действительно, нелегко. Но, может быть, легче определить, каким он не был, каким  не показался? Такое описание через отмежевание тоже бывает продуктивным. 

Посвященная "простым труженикам", "Весна на Заречной" была совсем другой, чем фильмы той же тематики до нее.  Сталевар Николая Рыбникова и его товарищи оказались ничуть не похожими на трех богатырей: Андреева - Крючкова - Алейникова, - которые  с  кирками или отбойными молотками, не беря перерыва на перекур, переходили из одной довоенной - раннепослевоенной картины в другую. Начать хоть с имен: Саша Савченко, Таня Левченко, Ищенко, Юра, Грушенков, Маруся Мигунько - как "бледно" по сравнению с Климом Ярко, Яковом Бурмаком,  Харитоном Балуном, Назаром Проценко, Назаром Думой - монументальными героями "Большой жизни", "Трактористов", "Сказания о Земле Сибирской". Примечательно, кстати, что у большинства ребят из "Весны" -  фамилии "хохлацкие": они живут не в псевдо-Руси из сталинского кино  эпохи заката империи, а в каком-то украинском, скорее всего, южноукраинском промышленном городе -  скажем, в Днепродзержинске, где проходили съемки фильма.

Сюжет картины, казалось бы, не нов: молодой рабочий влюбился в женщину из чужой среды, женщину интеллигентную; трудности взаимоотношений между ними, составляющие несложные перипетии фильма,  это и трудности контакта между разными социальными стратами.  Да, ничуть не ново на фоне "Мартина Идена" или "Барышни и хулигана", но очень свежо и ново на фоне типичного сюжета сталинской литературы, драматургии и кино: большевик-рабочий или большевик-матрос, оказавшись в семье или среде "буржуазных интеллигентов", не то что ничему у них не учится, но сам их учит, как слепых кутят. Превосходство какого-нибудь матроса Рыбакова из "Кремлевских курантов" над всеми этими грамотеями и книжниками задано наперед как превосходство его идеологии, перед которой никакие иностранные языки и держание ножа в правильной руке гроша ломаного не стоят. Когда в пьесе Погодина или подобных опусах  дочь профессора "из бывших" втюривалась в большевика, она втюривалась не столько в него, сколько в диктатуру пролетариата. А в "Весне на Заречной улице" уже Саша Савченко глядит на интеллигентную Татьяну Сергеевну снизу вверх, и это не только восхищение любящего перед любимой, -  голова задирается еще и пред высотой культуры. Наблюдая, как Татьяна Сергеевна у себя дома слушает по радио Рахманинова,  Саша и сам честно пытается слушать, да только внимание  его с непривычки быстро рассеивается и его, бедного, клонит на сон. Назар Дума и Назар Проценко плевать хотели на Рахманинова, и вообще выбирали девчат более свойских, да и габаритами посолидней, чем хрупкая Татьяна Сергеевна.

А как же зритель? Двадцать лет он боготворил азартных Назаров, весельчаков-передовиков. Что же теперь? Предает их, отдав симпатии ренегату, купившемуся на красивый базар  профурсетки-университетки? Не предает, разумеется, продолжает любить по старой памяти. Но... облегчение, испытанное на этом фильме миллионами людей,  которым подали знак: "Теперь можете любить нормальных  Мишу-Гришу вместо страшненьких Назаров", - одна из  разгадок  невероятной популярности фильма. В темноте зала все вдруг ощутили: что-то сдвинулось  в мире, подались ржавые пружины, сдвинулись пудовые засовы...

А  если без метафор, то вокруг вечерней школы - сугробы, только узкая тропинка протоптана от калитки к школьному порогу. Но с сосулек на окнах классов уже каплет. Наверное, это ранний март. "Когда весна придет, не знаю..." - но ждать уже недолго, уже в воздухе ее слабый, волнующий запах. Окна классов уютно светятся в темноте городской околицы. Камера въезжает в окно, за которым учится Саша. Урок литературы. Татьяна Сергеевна что-то впаривает про "Горе от ума". Интеллигентная-то она интеллигентная, но говорит, между прочим, довольно казенно, скучно - все же она нормальная советская училка, не умеет излагать по-человечески. Кто-то из учеников клюнул головой на парту: он прибежал в школу после смены  у мартена. Но, в общем, у всех заинтересованные, живые лица -  в класс их никто не пригнал, такое уж время - без десяти классов нынче никуда. А там, может, и техникум, а там... Да и Татьяна эта Сергеевна, в общем, человек неплохой, даром что стоит у доски, будто в железный корсет затянутая. Наверное, думает, с ними иначе нельзя, на голову сядут. Чудачка! Ведь они понимают ее куда лучше, чем она их - что неопытная она еще, к жизни не больно приспособлена, чужая в этом не слишком-то ласковом, не слишком-то благоустроенном  городе... Много чего понимают они. И она, авось, скоро поумнеет.

Должна, должна поумнеть. Время, которое капелью стучит в окно - оно такое... не только "пролы" начинают интересоваться  "шляпами", но и "шляпы" теряют свою испуганную надменность. Должно до Татьяны Сергеевны дойти: хотя концерт Рахманинова - событие духовно значимое, но не грех им и пожертвовать, раз в гости пришел Саша Савченко. И стоит повнимательней слушать его: он хоть в общественных движениях, породивших "Горе от ума", ни бум-бум, но знает кое-что про жизнь такое, что и ей неплохо узнать. Поймет она, поймет. И Сашу полюбит. И дети у них будут. И войны не будет. Всё будет хорошо, всё будет хорошо.

Такой фильм. Кто его не видел - кто не видел его в 56-м, - пожмет плечами: "Господи, Маша варила кашу, Саша любил Машу. Было темно. Было окно. Было кино. 56-й год! Знаешь, какое кино  б ы л о  в этом самом году или годом раньше-позже? "Ночи Кабирии"! "Ночь и туман"! "Седьмая печать"! "Земляничная поляна"! "Пепел и алмаз"! "12 разгневанных мужчин"! В какое  вообще сравнение со всем этим может идти твоя "Заречная-Запечная"?"

В очень даже достойное сравнение. Причина первая, политическая: 56-й, кроме великих фильмов, знаменит чем-то поважней –  он год хрущевского антисталинского доклада; «Весна на Заречной улице» своим спокойным человеческим голосом удостоверила, что «вековые льдины тают», все-таки.  Причина вторая, эстетическая: эффект  произведения определяется не крупностью единиц, которыми оперирует художник, но величиной соотношения  единиц привычных и новых. Мерой, то есть, смещения от образца. Индийский слон на фоне в два раза меньшего африканского поразит воображение слабее, чем муха цеце на фоне  в пять раз меньшей  мухи обыкновенной. Бергман и Феллини могучи, но тихая капель с карнизов  вечерней школы ударяла по сердцам  свыкшихся с вечной мерзлотой людей, как кувалда о рынду, возвещающую зэкам об упразднении лагеря.

Не стану утверждать, что "Весна на Заречной улице" - лучший советский ФИЛЬМ: были все же и "Зеркало", и "Лапшин", и "Летят журавли". Но в том, что это лучший СОВЕТСКИЙ фильм,  лично я не сомневаюсь.