Я смотрел этот фильм дважды, в разных версиях. Второй раз – в той, которая предлагается посетителям сайта. Здесь приглушенно звучит английский закадровый голос, на его фоне громко – русский. А в первой было целых три мешающих друг другу голоса: #1, вдали - на немецком; #2, на среднем удалении – на английском; #3, максимально приближенно – на русском. Можно было уловить, как от #1 к #3 голоса набирали презрительности. Фильм снят в Германии в 96-м году, Шпеер – все-таки не самый ужасный из «Helfer’ов» Гитлера, и, при всей политкорректности, его историю уже можно было рассказать более-менее объективно. Для англосаксов Шпеер – по-прежнему чужак и враг, однако в англоязычных странах есть традиция сдержанности (даже преступников в репортажах  называют «Мистер такой-то»), поэтому  диктор # 2 тоже остается в рамках. Интонация диктора #3 вполне презрительна: фашист есть фашист, к чему тут голосовые модуляции?

Я не собираюсь выступать адвокатом Шпеера. Но вот что: относиться ко всем без разбора «пособникам Гитлера»  с немодерированным презрением: для меня, мол, любой фашист – сволочь! к стенке!– это, конечно, красиво и как будто говорит о высоких моральных требованиях. Но кто знает, кто знает. Времена бывают всякие. Быть слишком уверенным, что у тебя с такими, как Шпеер, нет и не может быть ничего общего – значит не сделать прививку на случай плохого поведения в плохие времена.  Этот конкретно взятый фашист был весьма приличным и порядочным господином. Если бы сегодня он оказался знакомым или начальником человека, который презирает фашиста Шпеера, этот человек, я уверен, был бы о нем очень хорошего мнения.  И дело не в том, что чужая душа – потемки и никогда не знаешь, кто как себя поведет. Шпеер старался вести себе по возможности прилично даже при Гитлере. В фильме говорится - Шпеер подписывал приказы о выселении евреев из хороших домов. Да, наверное, подписывал. Говорится - он использовал труд военнопленных. Да, использовал. Но кто читал его книгу «Внутри Третьего Рейха», знает, что он, однажды посетив подземный завод, ужаснулся и принял меры, чтобы условия труда рабочих улучшились. Примечательно, что он съездил в эти адские подземелья только один раз. Вот я, например, отвечаю за сайт, на котором читатель сейчас находится. Слежу, чтобы все было в порядке. Но за тем, можно или нельзя смотреть фильмы целиком (что всегда предлагается посетителям) я, признаться, не слежу. Потому что я знаю, что их, на самом-то деле, не всегда можно смотреть: они не открываются, спотыкаются. И я стараюсь меньше расстраиваться. Это просто пример того, как человек закрывает глаза на то, что может испортить ему настроение. Шпеер старался быть подальше от этих подземных заводов. А что он в качестве министра важного министерства подписывал  распоряжения, касающиеся разных сторон жизни немецкого населения, в том числе евреев, в том числе военнопленных, которые  корячились и погибали в шахтах – так не подписывал ли такие же распоряжения не только сам товарищ Берия, но и разные менее кровожадные его помощники по атомному проекту - может быть, сам Курчатов? А кем были те смертники, которые добывали урановую руду? Только убийцами и насильниками? А если даже так – разве не было все равно жестоко обречь их на медленную мучительную смерть? В партию Шпеер – он пишет об этом, и этому можно верить – записался не потому, что его вдохновляли нацистские идеи: просто в III-м Рейхе беспартийному на крупном посту  делать было нечего.  Курчатов и Харитон тоже были членами партии, разве не так?
Дело не  том, что Шпеер был плохой человек. Он был, по стандартам нормальной жизни, человек обычный и даже хороший. Но он угодил в плохие времена. И он угодил в западню. Даже в две западни. Во-первых, в западню «блуд труда». Пот труда сам по себе так очистителен, что избавляет от размышлений о своем смысле (утренняя гимнастика «общеободряюща» просто так, а не потому что).  Кроме того, действовать легче и приятнее, чем думать. Я читал о том, как режиссер Марк Донской и  Александр Галич вместе писали в доме творчества кинематографистов сценарий. Точнее, Галич писал, а Донской заставлял его писать. Но Галич писать не хотел, ходил по номерам и пел свои песни. В конце концов у Донского иссякло терпение, и он сломал гитару Галича об его спину. А Лариса Шепитько в такой же ситуации, застигнув свою сценаристку Наталью Рязанцеву за игрой в бильярд, стала швырять в нее шарами. Режиссеры жаждали приступить к съемкам, потому что съемки – деятельность; сценаристы отлынивали от писания, потому что оно – сплошное размышление о жизни, мутное дело. Теперь перелетим из  дома творчества - к творческим эпохам, которыми, несомненно, были начальные фазы тоталитарных государств. «Я приглашаю вас участвовать в перестройке мира, в делании истории!» - таков был дискурс, обращенный Сталиным и Гитлером к талантливым личностям. И оба диктатора неложно ставили перед такими личностями грандиозные задачи, многие из которых, к тому же, были  как будто нейтральны по отношению к политике. Что зазорного в том, чтобы перестроить город Берлин, превратить его в новый Рим? Гитлер возложил этот проект на совсем молодого человека, чьи способности он проницательно распознал. Как было этому человеку не влюбиться в фюрера - тем более, что тот увлекался архитектурой больше, чем политикой, и пока можно было, пока положение на восточном фронте не стало требовать его без остатка, проводил в мастерской рейхсархитектора столько времени, что другие, куда более важные лица были вне себя от ревности (отсюда, кстати, и началась стойкая неприязнь гитлеровского антуража к Шпееру).
Труд! Дело! Общественная польза! Когда ты молод  и в тебе кипят силы, могут ли не вдохновлять такие лозунги? А разбираться, чему это дело служит и полезно оно или вредно где-то в дальней, почти философской перспективе – до того ли? Кроме того, логические аргументы «в пользу пользы» всегда можно найти. Сахаров до конца жизни не пожалел, что делал водородную бомбу. Самое точное, что сказано о Шпеере в фильме – это цитата из статьи о нем, появившейся в английской газете «Обзервер» в 1944-м году:  «В этом человеке в миниатюре отразилась административная революция. Он мог бы присоединиться  к любой партии, которая дала бы ему работу и карьеру». К любой! В том числе и коммунистической, сложись его судьба иначе.

Вторая западня – патриотизм. Ленину нетрудно было выдвинуть лозунг поражения родины в войне, потому что у него не было родины, он был циником и космополитом. Но нормальному человеку трудно отбросить столетиями выковывавшийся принцип – «хорошая родина или плохая – но моя». Принцип этот веками служил порядочным людям верным ориентиром  - пока не настал век ХХ и твоя родина стала набивать тюфяки человечьими волосами. Шпеер этого не знал... не хотел знать.  Как сталинская интеллигенция не знала или знать не хотела о гулаге.

Почему же Шпеер попал в эти ловушки?  Начать с того, что он был технарь, нетонкий человек. У него был заложен нос,  ему от Гитлера не воняло. Фюрер как фюрер. Творческий, динамичный. Эффективный менеджер. Хочет Германии хорошего. Что поделаешь, не каждому дан чуткий нос. Острое обоняние может заменить религия, но, во-первых, Шпеер не был слишком религиозен, во-вторых...  всегда ли вера спасает от греха? Опять же: вначале Гитлер был просто лидер страны, что плохого в том, чтобы ему служить? Потом, когда дошло до ужасов, Шпеер призадумался. Где-то к концу фильма, не вполне последовательно, после жестких и бескомпромиссных констатаций фанатичной преданности Шпеера Гитлеру, вдруг говорится: «Конфликт между тем, что он думал и что  делал, привел к серьезной болезни». У человека еще не так плохо с совестью, если такой конфликт возникает и приводит к болезни. Какой конкретно это был конфликт, не уточняется. А был он такой. Шпеер понимал: для Германии было бы лучше, если бы она уже сейчас, в 44-м году, проиграла войну; он поступил бы правильнее, если бы перестал отдавать весь свой мозг, свой необыкновенный организационный талант «продлению мук». Но для этого он должен был бы стать саботажником, Stalin’s, a не Hitler’s Helfer  -  a он оставался немецким патриотом.

Патриот, антипатриот... Повезло нам, господа, что мы живем в легкие времена, когда не приходится выбирать, и такие вещи, как патриотизм, долг, совесть – что-то из области абстракций. А поди разберись в них, когда это определит, в какую сторону идти, мертву или живу быть. Шпеер, на самом-то деле, многое на ходу перерешил и, во всяком случае, от одной железной немецкой заповеди – Sorgfaligkeit, исполнительности – избавился: в конце войны он перестал выполнять распоряжения вконец потерявшего крышу Гитлера и стал делать так, как будет лучше для немецкого народа, который, в отличие от своего вождя, войну переживет. В частности, это благодаря Шпееру не были взорваны, чтобы затруднить русским доступ в столицу,  берлинские мосты. Это его тайными усилиями была сохранена большая часть немецкой промышленности (заводы, как и мосты, приказано было пускать на воздух).  В фильме несправедливо говорится, что Шпеер «вел двойную игру, не желая встретить победителей с пустыми руками». Возможно, Шпеер и о себе не забывал, но не надо упускать из виду, что, прежде чем предстать перед победителями «не с пустыми руками», он очень легко мог поплатиться за невыполнение приказов головой. Когда все рушилось в последнюю военную весну, он попытался взять государственный штурвал в свои руки – и это ведь не для славы, какое там – просто надеялся в критический момент смягчить шок впадения страны в коллапс. Но уже царил такой хаос, что никто его «халифства на час» не заметил.

Уже было поздно, поздно. Он сел на нюрнбергскую скамью рядом с Герингом, Штрайхером, Кальтенбруннером, Розенбергом - монстрами. Советская сторона требовала для него, как и для тех, виселицы, но он получил двадцать лет. Единственным из подсудимых признав личную ответственность, сел в Шпандау, где отбыл полный срок. Написал там две книги. Одну я уже упоминал, вторая называлась «Тайные дневники», она полна горьких размышлений и раскаяния. Когда он вышел на свободу в 66-м году, дети отказались с ним встретиться. Уехал в Англию, умер в 1981-м.

Мне кажется, его раскаянию можно верить. Хотя бы потому, что Шпеер был такой человек – он признавал правильным то, что мир признавал правильным. Фашизм осудили – и он его искренно осудил, всем сердцем. Это называется конформизм. Как раз от этого у него не оказалось прививки.

Суд  решил правильно, что говорить. Но мы ведь не суд. Нам лучше на примере  судьбы Шпеера подумать, есть ли у нас самих эта самая прививка. Потому что без нее – ничего нельзя предсказать. Конформизм – это то, что заставляет людей в некоторых обстоятельствах совершать подлости вследствие тех же самых качеств, которые в других обстоятельствах побуждают  их совершать подвиги.

Неосуществленные Фэ-Фэ (фантазии фюреров):