«Вторая жена». Реж. Марта Месарош. Венгрия. 1980-й г.

1936-й год. Небольшой венгерский городок, красивый и сонный, как
кладбище. Богатая молодая ( не совсем уже молодая) женщина (Лили Монори) замужем за офицером (Ян Новицкий), но она не может родить. И эта женщина находит ту, кого сегодня  в Америке называли бы a "surrogate mother" - женщину, которая родит для нее ребенка от ее мужа. Это тихая продавщица и белошвейка (Изабель Юппер). Муж богатой женщины очень красив, а она очень ревнива, но ей и в голову не приходит, что белошвейка может стать чем-то большим, чем просто чревом для их будущего ребенка.  

Белошвейка зачала от офицера и к тому же влюбилась в него. (А может быть, потому и согласилась зачать от него, что уже раньше в него влюбилась?)

Родился мальчик, белошвейка безропотно отдала его. У офицера и его жены теперь есть сын. Но все-таки богатая женщина просчиталась. Ее муж теперь совсем не тот.   Во-первых, он оскорблен расчетливым цинизмом, с которым жена позволила ему, что ни говори, изменить ей. Во-вторых... и он влюбился в белошвейку.

Изменилась и кроткая белошвейка. Познав любовь, она потеряла любовника. Познав муки деторождения, она не обрела ребенка. Не способная на злость и протест, она стала горько безучастна.  

Эта часть истории, рассказанной в фильме, занимает примерно четыре пятых его.

Пятая пятая коротка. Конец 1944-го года. (В фильме нет никаких объяснений, что это за время, венграм и так понятно. Но русским надо объяснить: в октябре 44-го немцы совершили в Будапеште государственный переворот, премьер-министром и главой государства стал фашист Салаши). Оказывается, офицер и белошвейка давно уже живут вместе – второй их сын ненамного младше первого, живущего со своей "матерью". С приходом Салаши к власти начинается охота на евреев – а белошвейка, я раньше не сказал этого, была еврейкой. Офицер приходит к своей бывшей жене и просит ее отдать свои документы белошвейке. Та отказывается. Более того, она сообщает фашистам, что там-то и там-то скрывается еврейка. Белошвейку увозят в Аушвиц. Офицера арестовывают. Конец.

Как можно было догадаться из моего синопсиса, фильм Марты Месарош – мелодрама. Что это за жанр? Воспользуюсь статьей из Википедии, которая, в свою очередь, использует книгу американского литературоведа и театрального критика Эрика Бентли «Жизнь драмы», посвященную жанрам театрального искусства. «Бентли назвал мелодраму «трагедией для простых душ». Если обязательный структурный элемент трагедии — масштабность событий, то в мелодраме сюжет всегда представляет собой частный случай. Поступки и судьбы героев трагедии, как правило, связаны с историческим развитием общества, и нередко оказывают на него решающее влияние. Мелодрама же всегда замкнута; она посвящена судьбам отдельно взятых людей в конкретных обстоятельствах. В то время как герои трагедии решают кардинальные вопросы бытия, мелодраматические герои пытаются обустроить лишь собственную жизнь. Если трагедия отличается, по выражению Бентли, «уважительным отношением к реальной действительности» (то есть, стремится к многоплановости отражения событий), то в мелодраме жизнь предстает в виде наивной утопической гармонии, нарушаемой отдельными «злодеями». Герои мелодрамы, как правило, пассивны, лишены живых характеров, олицетворяют прямолинейные этические схемы. Трагедия поднимает вечно актуальную проблему; мелодрама стремится увести своего зрителя из реального мира в вымышленный».

Как видим, во «Второй жене» наличествуют все признаки мелодрамы. Но перед нами особый, очень интересный случай. Бентли говорит, что мелодрама всегда замкнута. Но при этом надо еще учитывать, что замкнутость мелодрамы искусственна: как полководец очерчивает на карте круг, которого на соответствующей местности не существует, так и драматург изолирует действие мелодрамы от исторической действительности.  Фильм же Месарош рассказывает о таком  социальном срезе, чья повседневная действительность и была как бы в жанре мелодрамы . Это наглухо заизолированный от ветров истории мирок богатых аристократов маленькой страны с порядком вещей, освященным столь долгой традицией, что он казался вечным. Бедняки безропотно трудились на богачей в неведении своих прав, и частью эксплуатации бедняков была сексуальная эксплуатация. Романы 19-го века часто повествуют о наложницах богачей, тэсс и катюшах масловых, об утопляемых в ночных прудах бастардах, о подделанных завещаниях, о мезальянсах и морганатических браках. «Вторая жена» - фильм о Венгрии, но это также и фильм о старом мире с его глухими тайнами, мире,  который должен исчезнуть, находящемся накануне, на последней грани своего исчезновения. Довоенная Венгрия в картине Месарош служит моделью старого мира, потому что это была маленькая и затхлая страна, где все черты того старого мира, с его несправедливостью, его социальными контрастами, жесткой сословностью и стратификацией, спесью богачей и безропотностью бедняков были доведены до предела, до мелодрамы. Белошвейка, обслуживающая своим телом богачей, отдающая им свою плоть и кровь, - крайний случай того отчуждения трудящегося от продукта своего труда, о котором говорил Маркс (интересно, что labour значит по-английски не только труд, но и родовая деятельность).

Если связать показанный в фильме красивый город с каким-нибудь запахом, то он должен пахнуть так, как пахнут гнилые розы. И этот красиво гниющий город, этот мир был обречен. То, что офицер не просто воспользовался маленькой еврейской белошвейкой, и не просто сделал ее своей любовницей, но ушел к ней – в этом ветер из будущего. Ужасно, страшно говорить о таком, но – в контексте герметичного душного мира этого фильма и такого же мира, в этом фильме изображенного, – кадр с белошвейкой, идущей с желтой звездой на рукаве к поезду в Аушвиц, этот кадр – как глоток кислорода,  потому что она впервые оказалась  среди людей,  впервые включена в движущийся – пусть несущий ее к смерти - поток истории.

...Все вскоре изменится на свете и даже станет совсем наоборот. Мой родной город когда-то тоже был частью империи Габсбургов, его главная улица называлась Панской, и простолюдины на нее не допускались. Сегодня по этой улице гуляют одни простолюдины,  люди почтенные и носа туда не кажут. Да и где те почтенные? Большинства уж нет, а иные давно далече. Двоечники в школах не дремлют себе, как бывало, на последних партах, а  дерзят учителям и отпускают со своих "камчаток" грубые шуточки, которым  смеются даже девочки-отличницы и учителя на всякий случай улыбаются.  Да,  в классах еще водятся девочки-отличницы, но они стесняются своих пятерок и, чтоб никто не подумал, будто они
задирают нос, позволяют двоечникам тискать себя по углам, а на
школьных вечерах  танцуют под современную музыку до того самозабвенно,

что всякому ясно - они нормальные девчонки, главное  для них, конечно,
секс, а пятерки эти дурацкие - так, случайность: завтра, вот увидите, обязательно будет двойка!

Но  это совсем другой сюжет...