Интернет-проект Олега Нестерова "Из жизни планет". Год создания мне точно не известен.
Шпаликов читает свои стихи и поет песню. Данелия поет песню Шпаликова.
На этот раз я не стану долго растекашиваться мыслию по древу. Моя цель - дать вот эту ссылку: http://www.planetslife.ru/
Откройте, не пожалеете! Фотки надо не просто смотреть, а всматриваться в них. Они без подписей, но сквозь них, как на дне глубокой чистой реки, видны давно затонувшие лодки романов и дружб людей шпаликовского круга. Одних не знаю, других легко или с трудом узнаю. Вот Наталья Рязанцева, первая жена Шпаликова, вот Инна Гулая, вторая жена. Вот он с Хуциевым, в которого был нежно влюблен в период работы над "Заставой Ильича" и которому написал письмо "Марлену, чтобы он воспылал диким, звериным аппетитом" (Хуциев катастрофически мало ел. Сергей Герасимов, представляя Хуциева на какой-то встрече, сказал: "В нем сорок два килограмма, но это сорок два килограмма таланта и ничего другого"):
"Зимние, засыпанные снегом балконы, беседки в снегу, голубые крашеные беседки для вечерних дачных бесед, с летними соломенными креслами, с разговорами после вечернего волейбола, после купания в розовую, спокойную воду - и поплыл, осторожно раздвигая руками, теплую, темную вблизи, перед глазами, холодную где-то внизу, если опустить ноги, я лежу на воде плоско, плыву через неширокую речку к противоположному берегу, совсем пологому, поросшему травой, клевером, ромашками, намокшему от росы, мокрому берегу, - на него я не выхожу, я плыву обратно и, усталый, сажусь на гладкую доску купальни, сижу, опустив ноги в воду, чтобы после медленно пойти к дому, размахивая мокрым полотенцем и чувствуя на ногах чистые носки, и вообще чувствуя себя обутым после того, как я целый день ходил босиком, и вот я сижу на веранде за большим столом, покрытым большой белой скатертью, на котором расставлены тарелки с летней едой: здесь тяжелые помидоры в миске, салат, твердые, только что собранные, только что вымытые, мокрые огурцы, и они так пахнут, что мы немедленно набрасываемся на молодую картошку, немедленно режем большой, белый, сладкий, острый, свежий до слез лук, потом разрезаем пополам помидоры, кладем луковые дольки на разрезанную, сочную поверхность, наливаем в тяжелые, старые, граненые рюмки холодной водки - твердой рукой в старые, граненые рюмки - и она такая холодная в этот прохладный вечер, на открытой веранде, что мы немедленно выпиваем ее, чтобы не мерзли пальцы, чтобы бросить в рот помидор с луком, круто посоленную дольку помидора с луковой долькой - тут же, тут же, не останавливаясь, взять и положить в свежую, молодую картошку разрезанные пополам огурец и еще зеленый, только что сорванный, только что вымытый, ярко-зеленый под зажженной лампой лук и добавить в тарелку горячего мяса, и еще налить твердой рукой в старые граненые рюмки, и тут же выпить". ("Избранное". 1979 г.)
А вот пьяненький Шпаликов играет на гитаре и поет, а рядом сидит Тарковский, не менее кирной. Как случилось, что ни Хуциев, ни Тарковский, любившие Шпаликова, столько вместе выпившие, работавшие с ним (Тарковский собирался снимать фильм по его повести)*... почему они не помогли ему, наблюдали со стороны, как пропадает великий, можно сказать, человек? Это не упрек. Жизнь, жизнь...
Людей теряют только раз,
И след, теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.
А если он уходит днем,
Он все равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит.
Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь дом вверх дном перевернём
И праздник для него устроим.
Это Шпаликов написал. Наверное, он говорит и о себе, знает, что уходит, и все-таки надеется, что кто-то его вернет. Но трудно вернуть человека, запрограммированного на уход.
Да, надо вглядываться в эти фотографии, разбирать зачеркнутые слова в рукописи сценария "Причала", вчитываться в поблекшие протоколы заседаний мосфильмовского худсовета, обратить внимание на фамилии под их решениями. Не самые плохие люди, и хотели Шпаликову и Китайскому добра. "А человек гостит у нас, прощается и в ночь уходит".
Все эти драмы засыпаны песками времени. Но люди моего возраста, те, кто помнит кино 60-х и хоть немного в курсе дела, они поймут. Да уже почти нет таких.
По техническим и каким-то другим, менее понятным мне причинам читатели этого сайта не оставляют комментариев. Не оставят и сейчас. В других случаях я бы привычно недоумевал, но на этот раз с горькой сладостью подумаю: все правильно, комментариев нет, потому что вы ни черта не понимаете. Все понимающие ушли. Пора, мой друг, пора.
... Что поделать с радиостанцией "Юность" в 11 ночи,
С песнями про палатки в тайге,
С Лемом и Стругацкими,
С фильмом "Человек идет за солнцем"?
Все это смыто приливной волной,
И песок, на котором все это стояло,
Смыт другой приливной волной,
И береговая линия изменилась.
Эти дальние звезды, эти синие горы,
Города голубые, котелок над костром
Были просто холстом, только холстом,
Плодом коллективных художеств
Подслеповатых романтиков и иудеев глазастых.
Первых нет уж давно,
А вторые давно в палестинах,
От удавшейся жизни второй подустали,
Любят барбекю жарить,
Вспоминать на досуге
Примочки свои гениальные в КВН,
Чтобы раздобревшие боевые подруги
Шерсть ерошили пальчиком
На их побелевшей груди
И нежно и мстительно
Шептали своим отставным капитанам:
"Все прошло, милый Августин, все прошло..."
Но при чем же здесь я,
Глупый старенький Буратино,
С безнадежными снами моими
За масляным грубым холстом?
...
Я читал книгу воспоминаний одного "шестидесятника"
и все понимал в ней
понимал больше чем написано в книге
как если бы я написал
свою книгу воспоминаний
он понимал бы больше
чем я написал
ведь мы оба оттуда
мы чувствуем одно об одном
а то что чувствуешь
никогда до конца не сказать.
И я читал эту книгу
я к роднику юности припадал
я воду в ступе толок,
и так же легко
как я читал эту книгу
я ее отложил
чтоб заснуть среди летнего дня
чтобы облако сна
понесло меня в шестидесятые
унесло меня прочь от них
понесло меня унесло меня
обняло меня растворило
в синем куполе летнего дня.
Это написал я. Коня куют, а жаба ногу подставляет, да?
Фильм по сценарию "Причал" был в конце концов снят и имеет довольно отдаленное отношение к Шпаликову, Китайскому, шестидесятым и проч. Но он прилагается, желающие могут посмотреть.
* "Следующей работой после "Андрея Рублева", вероятно, будет картина по не оконченной еще повести молодого сценариста Геннадия Шпаликова "С февралем в голове". Герои фильма - студенты: я знаю их еще по институту востоковедения, в котором учился до ВГИКа. В фильме будут показаны и рабочие - они мне тоже близки, почти два года я проработал в Сибири рабочим в геологической партии. И вот о тех, с кем я встречался, дружил, спорил, работал, мечтал - о советской молодежи - мне хочется сделать фильм". Из интервью рабочего-кинорежиссера Андрея Тарковского 1963 года для журнала "Огонек". О боже, как смешно.
"Ковчег".
Режиссер Юрий Кузин. По киноповести Г. Шпаликова "Причал". 2002
Чтобы оставить комментарий (вместо того, чтобы тщетно пытаться это сделать немедленно по прочтении текста: тщетно, потому что, пока вы читаете, проклятый «антироботный» код успевает устареть), надо закрыть страницу с текстом, т.е. выйти на главную страницу, а затем опять вернуться на страницу с текстом (или нажать F5).
Тогда комментарий поставится! Надеюсь, что после этого разъяснения у меня, автора, наконец-то установится с вами, читателями, обратная связь – писать без нее мне тоскливо.
С.Бакис