То, что режиссер фильма - Джоэл Коэн, а продюсер –  Итан, это чистая условность. Братья ставят, продюсируют и вообще работают над каждым аспектом своих фильмов вместе. Сценарий написан ими по мотивам романа Реймонда Чандлера «Большой сон» (1939). Но фактически, единственное, что осталось в фильме от крутого детективного романа Чандлера, - это крутость, с которой Коэны изменили время действия (перенеся его в «наши дни»), сюжет, а главное – жанр: «Большой Лебовский» - комедия. Детективные заморочки Чандлера стали у Коэнов абсурдными заморочками. Пересказывать фильм трудно из-за крайней запутанности  сюжета и не нужно из-за несущественности сюжета.

Чтобы дать все же читателям представление о фильме, опишу его так, как в концертных программках пересказывается «содержание» музыки.

Живет в пригороде Лос-Анджелеса человек по имени Джефф Лебовски (Джефф Бриджес). Он не любит своего имени и предпочитает, чтобы его называли «Dude» (Чувак). Ему под сорок. В молодости он участвовал в движении пацифистов, возможно, еще в каких-то молодежных движениях. Любил рок-музыку, особенно «Credence» и «Metallica», даже работал во второй из этих групп - не пел и не играл, а был в ней подсобным рабочим. Потом еще что-то делал, но в общем, ничего особенного. В настоящее время – slacker, безработный. Источник существования не ясен, но, скорее всего, Чувак живет на пособие. Он снимает комнату-студию. Она светлая, незахламленная: Чувак человек аккуратный, а главное, ему много вещей не нужно – он философ, типа буддиста. Слушает музыку, курит травку. А еще важное занятие – он регулярно ходит в кегельбан и участвует в соревнованиях на деньги. Его друзья по команде – Уолтер Собчак (Джон Гудман) и Донни Керабастос (Стив Бушеми). (Коэны любят Америку, – но не страну белых протестантов, а пестрый и причудливый конгломерат рас и этносов, пока что не превращенный «плавильным котлом» в скучную гомогенную массу). Про Донни мало что можно сказать: это тихий человек, на которого, только он попытается вставить в разговор свои пять центов, Уолтер рявкает: «Молчи, дурак!» Про Уолтера, наоборот, можно было бы порассказать слишком много – это очень крутой мэн: ветеран Вьетнама, помесь ярого левака и ярого консерватора, строгий блюститель шабеса (по крови-то он поляк, но перешел в иудаизм, потому что  жена-еврейка была верующей; жена от него ушла, но иудаизм с ним остался) и бог знает кто еще – индивидуальность его так же внушительна, как и наружность. Взгляды Уолтера по всем вопросам  крайне противоречивы, что не мешает ему отстаивать нечто сегодня с той же яростью, с какой вчера он то же самое отрицал. Вплоть до наведения пистолета на оппонента. Темперамент Уолтера зашкаливает вправо, здравый смысл – влево.

По чистому недоразумению Чувак, как зернышко промеж двух жерновов, угодил в разборки даже не между двумя группировками, а не счесть каким количеством: там какие-то богачи, и бандюки, и нигилисты, и дельцы порнобизнеса... Все они убеждены, что у Чувака  где-то спрятан миллион, и стремятся денежки из него выбить: то есть бьют бедного Джеффа всю картину нещадно. Лишь его корпулентная комплекция и философское отношение к жизни позволяют ему не откинуть коньки и не впасть в депрессию. Положение усугубляется тем, что Уолтер со свойственной ему идиотической активностью без конца сует нос в Чуваковы дела и придумывает способы, как, играя с дьяволом в покер, не только остаться в сорочке, но еще и соперника раздеть. Слушаясь его советов, Чувак в конце концов оказывается в такой глубокой заднице, что хоть вешайся. Терять нечего –  два друга, надеясь оттянуть час «полной гибели всерьез», начинают стравливать враждующие кланы между собой. Никакого проку от этого не выходит, только гибнет ни за что ни про что тихий Донни, не имевший ко всем этим делам ни малейшего отношения. Друга кремируют. Поскольку  он увлекался подводным плаванием, Чувак и Уолтер решают развеять его прах над океаном. Взбираются на скалу, Уолтер произносит красивую поминальную речь, открывает банку из-под кофе «Folgers» (денег на урну у них не хватило) и высыпает прах в океан. Да только он не учел направления ветра, - вместо океана весь прах садится на стоящего поодаль от болвана Уолтера Чувака.

На этом сюжет кончается, а фильм еще минуту-другую длится. Шикарный, как с этикетки пива Celis White, усатый ковбой, который где-то в середине фильма появился в кегельбане, чтобы сказать Чуваку нечто загадочное и исчезнуть, теперь возникает вновь. Он произносит панегирик «великому Чуваку». (Недаром фильм называется «Big Lebowski»). Надо понимать,  в стилистической игре, затеянной Коэнами (а они изощренные стилисты), ковбой этот – некий кобзарь, скальд или гомер в стетсоновской шляпе,  хранитель легенд и преданий здешних мест.

Такой эпилог фильма ироничен, но в какой-то мере и патетичен. Ну чем же этот многократно битый Dude велик, если фильм –  длинная череда злоключений и тумаков, выпадающих на его незадачливую голову? Что ж, легенды всегда перевирают, это раз. А два, простые смертные не входят в легенды так за здорово живешь. Конечно, Чувак и Уолтер – два мелких зернышка меж жестоких жерновов жизни (если философичный Чувак, попадая в передряги, возбуждает у нас подкрашенное улыбкой сочувствие, то всезнайка и супермен Уолтер вызывает подкрашенный сочувствием хохот). В конце фильма друзья, обнявшись – а точнее, опершись друг на друга, как две битых карты, - застыли на скале: обсыпанный пеплом мертвеца Чувак и сконфуженный толстый Уолтер, в своих коротких шортах точь-в-точь пара несчастных мальчиков-задротов... нам  грустно и смешно. Однако Чувак, можно быть в этом уверенным, не откажется от своей буддистской созерцательности, а Уолтер как был упертым «идиотом с идеями», таким им и останется. «Жизнь удалась» - что это значит? В конечном счете лишь то, что человек остался самим собой. Это нелегко. Это почти подвиг. Чувак не зря угодил в легенду.  

Остается еще добавить, что фильм много теряет в переводе. Теряет, теряя ценное и приобретая лишнее. Утрачивается забавная идиоматичность и словесный блеск диалогов: представьте, что «Одесские рассказы» или «Конармию» Бабеля кое-как на ходу переводит синхронный толмач*. Приобретается  же - вульгарность: английский обсценный язык намного ближе к standard English, чем  мат к русскому  литературному языку. Поэтому, когда из уст Чувака через слово вылетают «е...» да «х...», он кажется гораздо примитивнее, чем он есть на самом деле.

 

* Этот фильм, с его сложной «бандитской» интригой и одним из героев - идиотом с «пушкой», который в последний момент всегда портит дело, вообще напоминает «Одесские рассказы». Кстати, у Бабеля, как и у Коэнов, повествование ведется от лица «сказителя». Закончу текст о Большом Лебовски так, как Арье-Лейб завершил свою сагу о Большом Бене: «Теперь Вы знаете всё. Но что пользы, если на носу у вас по-прежнему очки, а в душе осень?...»