Новый фрагмент
Главная » Новые фрагменты » Абрам РООМ |
"Строгий юноша"
Фрагмент 1
Фрагмент 2
Разобраться в этом фильме – не пара пустяков. Так что лучше по пунктам.
Надеюсь, читатель ничего не понял. Это правильно. Жанр и смысл фильма после прочтения моих пунктов и должны расплываться, потому что «Строгий юноша» - фильм вне стандартных жанровых определений, а смысл его настолько странен, что о нем трудно догадаться, не посмотрев картину.
Мое описание, во-первых, не дает ни малейшего представления о том, как все описанное выглядит на экране. Дом Степановых – дворец. Дом Мити – многоэтажное, с широкими лестницами и просторными лестничными площадками сооружение – чуть ли не образец архитектуры утопического Города Солнца Кампанеллы; такая ассоциация тем более уместна, что почти все кадры этого фильма (оператор Юрий Екельчик) залиты ярким солнцем. Стадион – древнегреческий стадион. Во многих кадрах фигурируют полуобнаженные атлеты, атлет и сам Гриша. Исполнитель роли Гриши – Дмитрий Дорлиак, тот еще рабочий обливочного цеха: француз по крови, сын фрейлины при дворе последней русской императрицы Александры Федоровны, брат жены Рихтера Нины Дорлиак, денди #1 довоенной Москвы (узнать о нем еще очень много интересного можно, пойдя по ссылке: http://blogs.privet.ru/community/retro./72949818).
Это что касается визуальной стороны фильма. Содержание не менее экстравагантно. Оно связано с ... нельзя сказать, с конфликтом между комсомольцами и Степановым: конфликта никакого нет, есть просто водевильное недоразумение в результате интриганства Цитронова, - но с философскими медитациями комсомольцев, повод которым дал Цитронов, касающимися взаимоотношений выдающейся личности и масс в обществе будущего, возможности недобрых чувств при коммунизме, несчастной любви при коммунизме и прочей ерунды. Выводы, к которым комсомольцы приходят, таковы, каких можно было бы ожидать, они на уровне банальности и ни в чем не противоречат советским догмам. Да здравствует союз меча и орала, то есть молота и циркуля, как на гербе ГДР, то есть обливщика и хирурга, ля-ля-ля. И, казалось бы, чем Сталину мешало, что при коммунизме сохранится душистая сирень и любовная мигрень? И тем не менее «Строгий юноша» был запрещен, а Роому на несколько лет запретили снимать кино. Когда фильм был наконец снят с полки, припомнили обвинения, которые пятьдесят с лишним лет назад обрушились на головы Роома и Олеши. Среди них был и упрек в фашизоидной эстетике и идеологии. Как ни неприятно хоть в чем-то соглашаться со сталинскими официозными киноедами, в упреке этом есть немалая доля истины. Геометрично-герметичная оптика фильма, его пустые, очищенные от посторонних, как Арбат или Ku'damm перед проездом бонз, немеркнуще светлые, как круглосуточное электричество в камере-одиночке, мертвые пространства пусть на жалком, нищем советском уровне напоминают о Ленни Рифеншталь. Финальное слияние прекрасных телом и духом Гриши и Маши – при живом-то муже, тоже прекрасном, но только духом, человеке, которого Маша, по всему, нисколько не намерена покидать, и это в советском фильме! - явно отдает ницшеанством. Мечтания полуголых атлетов о смелом новом мире, очищенном не только от житейского смрада, но, кажется, от любых запахов вульгарной плоти, наводят на странную мысль, что фильм в таком духе мог бы снять ариец-интеллектуал нетрадиционной сексуальной ориентации.
Плохо, когда искусство запрещают. Но если бы мне сказали, что какой-нибудь фильм непременно надо запретить, наверное, я пожалел бы «Строгого юношу» в последнюю очередь. О фашистских обертонах картины можно спорить, но бесспорна досужесть, неуместность опуса Олеши-Роома. 1935-й год. Какой там коммунизм, о господи! 34-й позади, 37-й впереди. И 33-й, год восхождения Гитлера, только что отсверкал факельными шествиями. Нужно иметь очень пустую, праздную и неспособную рождать естественные, органические сюжеты голову, чтобы соорудить такую нелепую, выморочную конструкцию. Фильм репрессировали - не поделом ли? Воистину idle brain is devil's workshop (ничем не занятые мозги - мастерская дьявола).
Гитлер, которого, на самом-то деле, больше всего на свете волновала архитектура, едва придя к власти, стал отдавать хорошую половину своего времени разработке проекта грандиозной перестройки Берлина. Альберт Шпеер, придворный архитектор Гитлера, в своих мемуарах вспоминает, как раздражала его густая заселенность центра столицы, через который предстояло пролечь широкому проспекту, завершающемуся колоссальным купольным зданием нового Рейхстага. «Вонючие лавочники! Куда их девать?» - бормотал фюрер. Так и Олеша измыслил свою утопическую, в двух шагах от коммунизма, Страну Советов, досадливо отвернув глаза от страны рабов и господ, которая «строилась, дыбилась» руками З/К и дыбами ЧК у него под носом.
Хорошо бы еще, если бы Олеша действительно был хоть чуть-чуть советским Кампанеллой. Но нет, он ничуть не намеревался сказать что-то по существу новое и смелое – желал всего лишь подлизаться, но только оригинально. И еще одно: ему хотелось подлизаться проницательно, совпасть с тем, что у Вождя в душе и на уме. У каждого из загипнотизированных Сталиным интеллигентных советских писателей был собственный образ Хозяина: у Пастернака один, у Мандельштама другой, у Булгакова третий. Общим было лишь то, что в каждом случае Хозяин рисовался если не лучшим, то, во всяком случае, более интересным, сложным и таинственным человеком, чем он был на самом деле. Олеша, испытавший, как известно, искушение ницшеанством, проецировал свой имидж Сталина на недалекое будущее в духе философии Заратустры. Я знал одного инженера, который не ладил со своим непосредственным начальником по фамилии Фриш. Решив положить трениям конец, в светлый праздник 9-го мая он пришел к Фришу с бутылкой водки. Фриш послал его подальше и выгнал вон: он – инженер этого не знал - был немцем и решил, что этот противный тип захотел подколоть его в День Победы. Так и Сталин-сталинцы отвергли чересчур неортодоксальную по форме попытку «попутчика» к сближению.
Конечно, не надо упускать из виду, что к "Строгому юноше" приложил властную руку режиссер. Не будем подсчитывать в процентах, что больше определило то, что результате вышло: смысл Олеши или стиль Роома. Так или иначе, получился фильм, в котором задыхаешься. Хочется бежать от этого "Строгого юноши " куда угодно, и если бежать можно только в пределах острова Утопия, то пусть уж лучше веселые брехливые "Кубанские казаки", чем этот морок. Читатель, понятно, волен не соглашаться с тем, что я написал - тем более что «Строгий юноша» сейчас причислен к классике советского киноавангардизма (был и такой !) и в списке жертв советской киноцензуры стоит на одном из первых мест.
Режиссер Абрам Роом Актриса Ольга Жизнева
Статью Льва Колодного "Ромм и Роом" читать по этой ссылке: http://www.jewish.ru/culture/press/2011/03/news994294820.php IАвтор С. Бакис
| |
Просмотров: 3042
| Теги: |
Всего комментариев: 0 | |