Режиссер Александр Прошкин. Сценарий  Александра Прошкина и Александра Родионова по мотивам одноименной повести Валентина Распутина. 2008 г.

Для тех, кому фильма мало - вот спектакль по той же повести Распутина с Татьяной Дорониной в главной роли. 

Умер Валентин Распутин. Для меня это писатель, обладающий огромным «нутром», даром глубоких интуитивных проникновений в человеческую психику и способностью изображать природу: поле, небо, реку, тайгу, - изнутри человека и в слиянности с его душой, так, что ощущаешь  таинственное и непостижимое единство всего сущего.  Другой выдающийся писатель, живший в Иркутске, драматург Александр Вампилов, казался мне русским Теннесси Уильямсом, а Распутин – русским Фолкнером. Как Вампилов, Распутин был писателем трагическим, но природа трагизма у него другая. Вампилов заглядывал внутрь души человека, в том числе внутрь своей собственной души, и страдал и ужасался, обнаруживая зияние там, где надеялся увидеть полноту. Взгляд Распутина был направлен из души вовне, он ужасался опустошению, выжиганию, уходу под воду (в буквальном и переносном смысле) родного мира, вне которого не мыслил своего существования; таким образом, он физически таял, умолкал, уходил вместе со своей землей… и вот наконец полностью исчез.
Нельзя отрицать, что во второй половине своей жизни Распутин солидаризировался в своих взглядах и каких-то акциях с не очень приятными людьми. Но он поступал так, потому что  эти люди хотя бы на словах болели за то, за что  болел он. Разница же между ними заключалась в том, что они болели и процветали, а он болел и умирал. Один мой приятель расстался с женой. Она первой покинула съемную квартиру, оставив множество вещей, которые были как бы общими, желая этим продемонстрировать, что ей неприятно пользоваться тем, что даже наполовину принадлежало бывшему мужу. Я помогал ему выносить эти вещи из большой квартиры на край тротуара. Получилась целая гора мусора, потому что к вещам, от которых мстительно отказалась она, прибавились другие,  которые могли бы напоминать ему о ней, и поэтому он не захотел перевозить их на новую квартиру. Мы выносили, а прохожие, как воронье, тут же выхватывали из мусора эти вещи, среди которых были дорогие и почти новые, например, отличная двуспальная кровать. Я с ужасом смотрел на все это, в голове вертелась строчка Окуджавы: «А в нашем доме пахнет воровством». Вот так же, только с многократно увеличенным ужасом, Валентин Распутин смотрел на то, что происходило в России начиная с Перестройки и далее.      

Распутин написал не так уж много, и многие его произведения превращены в фильмы. Экранизация прозы Распутина дело тяжкое, не потому, что она как-то особенно упрямо сопротивляется переводу на язык кино: в чисто технологическом плане Распутин, наверное, не менее и не более киногеничен, чем многие другие хорошие писатели.  Речь идет о тяжести душевной нагрузки, которая падает на режиссера, всерьез взявшегося за такого автора. Лариса Шепитько стала снимать фильм по «Прощанию с Матерой» и погибла вместе с кинооператором Владимиром Чухновым и еще несколькими членами съёмочной группы. Правда, то была просто автокатастрофа. Но правда и то, что человек, писавший эту книгу о гибели своей малой родины, был и сам готов к гибели, внутренне уже не числил себя среди живущих; тех, кто отважился вслед за ним ступить за черту  Матеры, тоже затянуло в водоворот… в какой форме это случилось, уже детали.        

Чтобы написать или снять «Живи и помни», тоже требовалось выносливое сердце: это надрывная, безысходная история. Безысходность – не атмосфера повести, а ее содержание, суть. Повесть о безысходности. В последнюю зиму войны Андрей Гуськов сбежал из госпиталя домой. Ничего в нем не было от дезертира, нормальный парень-сибиряк. Сложись все иначе, мог бы и героем стать. Но слишком уж близко было до родного села, слишком ему загорелось хоть одну ночь побыть со своей Настеной. Не удержался, бес попутал.  А дальше все сразу ясно, все ходы обязательные, как шахматный цугцванг. Не может Андрей войти в родной дом, должен прятаться, как зверь, на острове. И  отныне он - хороший, незлой человек -  быстро звереет.  Дети, прожившие первые несколько лет с волками, несоциализируемы. Андрей, осознавший, что, так или иначе, он теперь дезертир, не просто вынужден пространственно скрываться от людей: обезлюдевает пространство его души, он на глазах превращается в волка. Существенно, что никаких задатков для этого, по-видимому, не было. Смысл «Преступления и наказания» не в том, что Раскольников, загубив две души, поступил не по-людски, а в том, что он, на свою беду, был и остался человеком, и вот вдруг оказывается, что в мире людей ему теперь места нет.  Дело не в угрызениях совести (Раскольников, кажется, их не испытывает): просто он внезапно ощутил, что мирские законы на него не распространяются - ощутил себя в вакууме. Так же Андрей, сдуру, импульсивно пойдя наперекор «гурьбе и гурту», отрезал себя от общинных, народных ключей, без подпитки которыми человек, русский человек, оказывается, долго пробыть человеком не может. Так, во всяком случае, по Распутину. Дело, опять же, не в самом факте дезертирства, не в ситуационной изоляции героя, а в том, что он осознал себя дезертиром, то есть совершенно иным, чем «братья и сестры». Это самоосознание, стремительно, как рак, разрастаясь в нем, и лишает его человечности. Безысходно. Тоска и ужас выпадения из общей жизни, всякого дезертирства, предательства и вообще дистанцирования, отступничества от массы. Последний роман Александра Терехова называется «Немцы», хотя он повествует о делах московской мэрии лужковских времен и никаких немцев там нет, одни русские. Но герой этого совсем не сатирического, а матеро реалистического романа и еще некоторые персонажи носят немецкие имена и фамилии. Почему? Да потому что ужасно далеки они от народа, далеки от него, как немцы были во время войны. Андрей немец не немец, но он уже и не русский и вообще не человек. Такая вот история.                    

Но в повести есть еще одна важная фигура – та самая Настена, Андреева жена. Главный персонаж - она, все показано, в общем, ее глазами. Настена в совсем иной ситуации. Участь Андрея не трагична именно в силу ее неизбежности. Ему нечего выбирать и не  с чем бороться: он превращается в волка почти физиологически, как доктор Джекил, выпив некое снадобье, превращался в Хайда, с той лишь разницей, что путь из  волков назад в люди для Андрея заказан. Настена яда дезертирства не пила, она от начала до конца остается человеком. Поэтому душевно ей тяжелей, чем Андрею. Она окружена в селе бабами, живущими в горестном  ожидании. Ее-то мужик теперь рядом, надо только переправиться на остров через реку. Но его незаконная близость отрывает Настю от общей доли, лишает права соучастия во всенародной беде, соучастия, которое, оказывается, было горьким счастьем. Как и Андрей, она навсегда отрезана от народных истоков, только не по своей вине – это он утянул ее за собой в бездну. Разрываясь между бабьей верностью и своим русским, органически общинным существом, Настена оказалась в ситуации выбора… сделать который невозможно. Это ситуация трагедии.

Замечу, что, при всей мощи повести, Распутин, мне кажется, чего-то не рассчитал. Трудность положения Настены, которая, по идее, должна быть трудностью внутреннего, душевного порядка, уж слишком отягощена внешними факторами, например: ей нелегко придумывать причины своих частых отлучек, объяснять исчезновение из дома еды и разных вещей;  трудно стало весной, когда на Ангаре растаял лед, тайком переправляться на лодке через реку. (Это весна 45-го, в воздухе уже запах победы, предчувствие которой не радует, а лишь страшит Настену и Андрея).  Вдобавок ко всему, она впервые забеременела, и вся деревня гадает: от кого же, если в деревне, считай, не осталось мужиков? Заморочек подобного рода так много, что гибель Настены  в финале может показаться не  роковым исходом трагедии, а результатом зашедшей в полный тупик лжи. Это все равно как если бы Раскольников в конце романа явился с повинной не потому, что захотел из вакуума вернуться в сферу действия моральных норм, пусть даже норм уголовного права, а под давлением загнавшего его в тупик следователя. Конечно, я понимаю, что рок осуществляется на земле не  в чистой форме, как это было в древнегреческих трагедиях, а через житейскую эмпирию. И все же мне кажется, что сеть бытовых обстоятельств в повести слишком уж часта и несколько заслоняет собой то, выражением чего она является: заслоняет игру рока. Я должен, впрочем, сделать оговорку. Беременность Настены – столько же бытовое, сколько символическое  обстоятельство. Ее  живот выпирает, его нельзя скрыть, как леди Макбет не могла скрыть окровавленных рук. Кроме того, с гибелью Настены погибает ее нерожденное дитя. Андрей надеялся, что, раз  его жизнь – обрубленная ветка, так пусть хоть росток пробьется из сучка. Но нет, судьба повелела, чтобы этого не случилось. Да умрет древо рода Гуськовых, породившее дезертира!                                                      

Теперь о фильме. Это, как почти всегда у Александра Прошкина, хорошая, добротная картина. Если сравнить с литературной первоосновой, то можно отметить следующее. Я только что написал, что «конкретный» материал повести несколько заслоняет символический. Но «несколько» не означает полностью. Андрей не просто крадет у сельчан вещи и продукты – Распутин к тому же объясняет «изнутри» Андреевой головы: «И не нужда, та нужда, что хватает за горло, заставляла его выходить на этот нечистый промысел…  тут больше исподволь подталкивала и зудила… какая-то тайная и властная обида за себя, вызывающая… старательно припрятанное, со всех сторон замаскированное желание досадить тем, кто, не в пример ему, живет открыто, ходит не прячась и не боясь, хоть в чем-то перебежать им дорожку и тем самым как бы почувствовать себя причастным к их судьбе: без него было бы одно, а с ним другое». Настена не просто спешит к Андрею под покровом ночи – всезнающий автор добавляет: «Без людей ей стало легче, и она с укором покивала себе: вот до чего уж дошло – раньше, чтобы успокоиться, держалась людей, а теперь, наоборот, бежит от них». Повесть наполнена разговорами Настены и Андрея, и это не простые, не бытовые разговоры: балансирование на краю пропасти поставило их в экзистенциальную ситуацию, обострив не только их любовь, но и восприятие бытия. « - Почему мы раньше ни разу вот так не говорили? – сказал он и… со спокойной и безнадежной обидой покачал головой. – Все ведь могло повернуться иначе… или это мне только кажется, что могло… Но не говорили же… только переговаривались, кому что надо, по пустякам, каждый день по пустякам… Я ж тебя, выходит, как следует не знал…»

В фильме Андрей просто крадет, Настена просто крадется во тьме, а все разговоры, переводящие эту историю в небытовой, трагический план, при превращении повести в сценарий оказались вымаранными. Что поделаешь, кино штука грубая. За вычетом этих вымарок трагедия превратилась в мелодраму. Притом Прошкин потратил много сил, чтобы мелодрама была достоверной. Коровы мычат, лягушки квакают, земля чавкает, все персонажи старательно окают и цокают с каким-то народным акцентом, видимо, сибирским. (Я заметил в титрах среди членов съёмочной группы консультанта по говорам).  Среди окающих и цокающих известные артисты, например, Маковецкий, Глушенко, Анна Михалкова. Наверное, они цокают безупречно, но все равно это оставляет впечатление маскарада. Зачем эти говоры, не лучше ли было уделить больше внимания тому, что говорит своей повестью Распутин? Здесь мне хочется сказать давно наболевшее. Реализм продолжает приниматься в кино как нечто самоценное: если артисты, играющие крестьян, окают, это безусловно хорошо. Но реализм –  просто один из стилей, а не истина в последней инстанции. Это стало особенно ясным в последние десятилетия. Я не очень люблю постмодерн, но он сыграл положительную роль: благодаря ему, зрители, говоря метафорически, перестали верить, что если много раз смотреть фильм «Чапаев», Василий Иванович наконец выплывет. Всем стало ясно, что «Чапаев» - просто кино, такое же, как «Андалузский пес» или «Прошлым летом в Мариенбаде». Но режиссеры не хотят задумываться, зачем им нужен реализм, зачем эта обязательная дотошная достоверность. Герман достоверен и велик, значит, усиливая достоверность, я приближаюсь к величию. Но достоверность Германа – это «всего лишь» его стиль, его фирменный способ создания иллюзии. Ладно, хватит. Я просто придираюсь. Кино – искусство грубое. «Живи и помни» - хорошая мелодрама из народной жизни. Дарья Мороз за исполнение роли Настены получила на каком-то кинофестивале премию за лучшую женскую роль, и по заслугам.      

Валентин Распутин (15 марта 1937-14 марта 2015)

Александр Прошкин

Смотреть фильм он-лайн:

 Написать письмо автору