Режиссер Андрей Кончаловский. Сценарий Андрея Кончаловского и Елены Киселевой. 2014
Андрей Кончаловский разговаривает о своем фильме с Юлианом Макаровым в программе "Главная роль"
Обсуждение фильмов "Солнечный удар"
Никиты Михалкова и (начиная с 40 мин.12 сек.)
"Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына"
В Архангельской области есть озеро Кенозеро. Герой фильма почтальон Алексей Тряпицын, роль которого играет почтальон Алексей Тряпицын, каждое утро пускается на своей моторке объезжать по этому озеру стоящие на его берегах деревни, чтобы доставить разным персонажам фильма, также носящим те же имена, что и люди, исполняющие их роли, кому газету, кому письмо, кому пенсию, кому лекарство, кому пару буханок хлеба: некоторые деревни расположены далеко от той, где есть аптека и продмаг, вот Алексей Тряпицын, кроме оплачиваемой работы почтальона, и взял на себя добровольно обязанности снабженца. И еще он невольно исполняет миссию связного – служит мостиком, через который эти забытые богом, а также местной и федеральной администрацией поселения общаются друг с другом. С широким же миром за озером, за лесами да за горами деревенские односторонне общаются посредством включенных целый день теликов, показывающих, допустим, московские выставки мод, рекламу кошачьей еды и прочие диковинки. То есть ничего нового телик им не показывает, круглосуточно одно и то же. Диковинна просто жизнь существ из ящика, чьи заботы далеки от их собственных забот так, как если бы то ли москвичи, то ли они сами были, положим, марсианами. Взять опять же кошачье питанье: ну как этому не удивляться? В последнее время по ночам в избу к Тряпицыну является серая кошка и садится ему на грудь, что заставляет его беспокоиться насчет своего психического здоровья: ведь никакой кошки нет и быть не может, все кошки в этих местах давно перевелись!
Зачем же они пялятся в ящик? Да так, все-таки развлечение. А кроме того (в фильме никто такого не говорит, я просто подумал это, вообразив себя на их месте), и утешение. Деревни их, казалось бы, скучно вымирают, да? Но поглядеть на этот веселый телевизионный Содом, так еще не известно, кто скорей вымрет. А если Москва, допустим, не умирает, а процветает, что ж, лучше умереть, чем так процветать.
Но зачем так сложно? Зачем говорить: «почтальон Тряпицын, чью роль исполняет почтальон Тряпицын, ежеутренне объезжает…»? Почему не сократить то, что между запятыми, и оставить только одного Тряпицына? А потому, что это все-таки не документальный фильм. Как и ранняя картина Кончаловского про Асю Клячину, «Тряпицын» только на поверхностный взгляд «жизнь врасплох» и «зеркало, поставленное на большой дороге». В фильме, несомненно, есть моменты импровизации, но так же несомненно, что непрофессиональные актеры говорят и делают то, что записано в сценарии, что велел им режиссер. Это несомненно не потому, что в разговоре всех этих мужиков и баб есть некая натужность, а потому, что в фильме есть отчетливая художественная тема, которая не проявилась бы так четко, позволь Кончаловский непрофессиональным исполнителям играть то и так, что и как им бог на душу положит. Это только кажется, что они постоянно импровизируют, – на самом деле, за каждым их словом и жестом рука режиссера. Но как же, спрашивается, ему удалось…? Секрет мастерства!*
Если говорить о художественной теме фильма, то она ясна. Фильм проникнут любовью к простым людям и печалью по поводу угасания их мира. Любовь Кончаловского искренна, это чувствуется, и начинаешь любить этих людей вместе с ним. Слушать, о чем они толкуют своим поморским говором, интересно, за них переживаешь. Печаль фильма не надрывна, фильм не сентиментален, сдержанно красив и спокоен. Ведь и люди эти ни на что не жалуются, жизнь как жизнь. Идея о том, что "все прошло, прошло», передается Кончаловским иногда достаточно банально, иногда неожиданно и свежо. Например, Тряпицына отчего-то потянуло заглянуть в школу, где он учился – т.е. в развалины, оставшиеся от нее . В ушах его звучат пионерские песни, речевки, кажется, мелодия горна, которой начиналась передача «Пионерская зорька». Это банально. Кроме того, это, мне кажется, социально неточно: вряд ли в этой поморской школе так уж увлекались речевками, скорее детей, чтоб дурью не маялись, привлекали на сельскохозяйственные работы, лишние руки никогда не помешают. Но вот другой эпизод. Алексей везет на лодке мальчика Тимура (это сын женщины, которая то ли когда-то была, то ли могла бы стать подругой Тряпицына) в какую-то глухую, темно-зеленоватую и необыкновенно красивую озерную заводь, пообещав показать ему обитающую в этом месте кикимору. Мальчику лет семь, сначала он хорохорится, но по мере того как тени от нависших над заводью дерев становятся все темней, начинает просить дядю Лешу повернуть назад. Но тот с какой-то странной, не характерной для этого очень доброго человека безжалостностью углубляется в царство кикиморы. Зачем он это делает? Наверное, ему подсознательно хочется, чтобы мальчик, испугавшись, поверил, что загадочные, темные силы существуют – пусть хоть темные, но все равно это значит, что загадочность и сила еще не совсем иссякли в их ставшем слишком полым и квелым мире. Это волнующий, чарующий момент, и хорошо то, что тема фильма взята здесь не в лоб.
Мир, который показывает нам Кончаловский, и правда не вполне еще умер. Мать ребенка, которому Тряпицын хотел показать кикимору, - сравнительно молодая женщина выдающейся красоты и статей. Однажды утром, чуть приоткрыв по своему почтальонскому делу дверь в ее избу, Тряпицын видит ее лицо на подушке, сведенное судорогой оргазма. Сначала он решил было, что ненароком застал ее с полюбовником, но потом до него дошло, что она мастурбировала. Не нашлось для такой великолепной бабы полюбовника в этом краю, из которого исчезли не только кошки, но и молодые мужики. Земля вокруг Кенозера не так истощена, как забыта, покинута.
Фильм долго течет бессюжетно, и было бы замечательно, если бы Кончаловский смог выдержать бессюжетность до конца, питая зрительский интерес средствами чистой киногении, без использования пусть почтенных, но все равно знакомых сюжетных схем. Это, однако, ему не удалось. Если разделить фильм на пять частей, то где-то в четвертой с лодки Алексея крадут мотор. Значит, люди не будут получать почту, а почтальон потерял работу. Алексей отправляется в Архангельск, топчется, как некрасовские мужики, по разным присутственным местам, пытаясь выпросить деньги на мотор, но тщетно. С горя он заходит в шалман и просит, чтобы ему налили стакан водки. Но в последнюю минуту он отменяет заказ; у него были проблемы с этим делом, два года назад он завязал, и он понимает: если сейчас выпьет, то опять загудит. Кончаловский хочет объяснить нам, отчего русский человек пьет, и делает это просто и убедительно. Ничего не добившись, Алексей возвращается домой. Он сидит на холмике, а за его спиной взлетает в небо баллистическая ракета (фильм снят вблизи Плесецка, где с советских времен расположен военный космодром). Критики трактуют это место так: вот, мол, на ракеты у Кремля деньги есть, а на мотор для лодки почтальона Тряпицына нет. Это так и не так. Мне кажется, тут еще противоречие между диковатой державной мощью России и ее странным слепым бессердечием. Ракета гордо взлетает над озером, как Медный Всадник надменно и равнодушно вздыбился над Невой. Земля обожжена ракетным огнем. Но кто позаботится о маленьких людях, оставшихся внизу? Кто заронит в эту землю плодоносное семя? В конце фильма несостоявшаяся подруга Тряпицына вместе с сыном покидает деревню, уезжает навсегда в Архангельск, так и не найдя на малой родине ни мужчины под стать, ни работы по плечу. В фильме есть ночной эпизод, когда Алексей пришел к ней, и двое на грани близости… но вдруг женщина говорит ему: «Иди-ка ты домой, Тряпицын…» Это несбывшееся соитие можно понимать по-разному, я же понимаю так: Тряпицын замечательный человек, но он как бы «не по этому делу». О нет, я не хочу сказать, что он гей, боже упаси. Но он со своей феноменальной добротой и отзывчивостью как бы внемирен: таким же был князь Мышкин, не сумевший составить счастья Настасье Филипповне. И другая ассоциация с Мышкиным: как тому не удалось связать людей теплом своей любви и всепрощения, так этот почтальон, потерявший средство передвижения, перестает быть объединяющим мостиком между печальными заброшенными деревнями.
Разумеется, это возвышенно-поэтическая интерпретация, но не следует думать, что таковая к этому «деревенскому» фильму Кончаловского неприложима. Тряпицын, у которого украли лодочный движок, заставляет вспомнить Башмачкина, у которого украли шинель, или итальянского рабочего из великого неореалистического фильма Витторио де Сики, у которого украли велосипед. Лет за сто пятьдесят до Тряпицына примерно в тех же широтах, только чуть западнее, бродил белыми ночами по пустынным улицам бедный мечтатель из повести Достоевского. Возможно, у Кончаловского были другие ассоциации, но так или иначе этот фильм - еще одно слово в традиционном дискурсе русской культуры о «маленьком человеке».
Скажу странную вещь: я даже не вполне уверен, что такие ассоциации нужны этому фильму. «Ну почему же? - спросит читатель. – Некрасов, Гоголь, Достоевский, тот же де Сика – чем плохие ассоциации? Произведение искусства всегда напоминает о каких-то других произведениях, так и должно быть. Тут не повтор, а перекличка!» В целом, я согласен. «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» - хороший фильм. И тем не менее, мне кажется, что он был бы еще лучше, если бы переклички с классикой не проступали через его документальную фактуру, если бы этот фильм был последовательно и до конца бессюжетным, нескладным, шероховатым. Но Кончаловский, видимо, так не может. Он все же слишком любит красоту и слишком в русле определенных традиций. В разных интервью он говорил, что старался на этот раз пойти новой дорогой, сделать совсем непривычный для него самого фильм. Мне кажется, это не вполне осуществилось; для того чтобы снять совершенно свежее, не похожее ни на что сделанное прежде им и виденное прежде нами кино, режиссер должен был пойти дальше, быть гораздо более радикальным. С другой стороны, если он хотел сделать более-менее традиционный, но мощный фильм о красоте и убогости России, то это тоже недотянуто. В конце картины звучит могучая симфоническая музыка, но фильм меньше этой музыки, это просто очень хорошая, душевная и честная картина, но не грандиозная.
* Впрочем, Кончаловский однажды раскрыл этот секрет. В своей давней книге «Пересечение параллельных» он рассказал, как добился от одного деревенского парня, исполнявшего важную роль в «Асе Клячиной», чтобы тот естественно и непринужденно произносил длинный монолог, заранее выписанный в сценарии Юрия Клепикова. Это было сделано так. Сначала Кончаловский попросил парня рассказать о своей жизни. Тот начал рассказывать, а Кончаловский стал перебивать его вопросами, касающимися биографии персонажа. Например, тот говорит, что был на целине, а Кончаловский спрашивает: «С какого года ты был на войне?» Парень про одно, Кончаловский про другое. И так четыре дня с утра до вечера. В конце концов жизнь героя и его собственная смешались в голове этого бедного парня настолько, что он произнес требуемый монолог перед камерой естественно и непринужденно. Возможно, после съемок он попал в психбольницу, но на экране все вышло «под документ». Может быть, постарев, Кончаловский осознал некую грешность такой методики и отказался от ее крайностей. Но человек редко меняется до конца; между тем твердая воля – сущностная черта Кончаловского как человека и режиссера. Беата Тышкевич, снимавшаяся в «Дворянском гнезде», сказала: «Кончаловский режиссирует каждый взгляд!» Это было произнесено почти с восхищением – но вряд ли Тышкевич была в восторге, когда Кончаловский, чтобы заставить ее правдиво заплакать в одном эпизоде, внезапно ударил ее по лицу.
---------------
В одном из прилагаемых видеороликов кинокритики Юрий Богомолов и Ольга Галицкая вместе с ведущей радиостанции «Свобода» Еленой Рыковцевой говорят о новых фильмах братьев Михалковых – «Солнечном ударе» Никиты и картине Андрея, которой посвящен мой текст. Этот разговор в некотором роде поразителен, и я уделю ему страницу-полторы.
Я не люблю Михалкова. «Солнечный удар» я пока не смотрел, но мне как-то не верится, что это будет хороший фильм. Михалков назидателен, как дятел, а это опасно для художника:«поэзия должна быть глуповата» - сказав это, Пушкин, может быть, имел в виду и то, что поэту вредно слишком хорошо знать, о чем он поет, лучше, чтобы мотивы творчества были полубессознательны. Мотивы творчества Михалкова уже давно слишком самоосознанны. Буду рад, если мое предчувствие насчет «Солнечного удара» не оправдается. Хотя Михалкова я не люблю. И однако же то, как эти трое разговаривают о фильме Никиты и о нем самом – это неприлично. Ладно бы они издевались – но нет, издеваясь, они еще и глубоко сочувствуют ему бедному, сожалеют, что такой талантливый в прошлом человек совершенно утратил дар. Богомолов льет по этому поводу особенно много крокодиловых слез. Ах-ах, как жалко, какая потеря для российского и мирового кинематографа! Рыковцева, соглашаясь с Богомоловым и сострадая Михалкову, ахает и всплескивает ручками. (Из какой мыльной оперы, кстати, выкопало радио «Свобода» эту ведущую с ее даром превращать базар на любую тему, базар как дискурс - в настоящий базарный базар?) Галицкая тоже вставляет свои грустные пять копеек на свечечку по усопшему таланту Никиты Сергеевича. Со скорбной твердостью патологоанатомов консилиум сходится на том, что Михалкова-художника пора везти в морг. Да откуда они так точно знают, вскрытие, что ли, показало? В любом случае, высоко интеллигентным людям, как они, стыдно радоваться чьей-то духовной смерти, настоящий интеллигент, как священник, не устает надеяться на духовное возрождение даже последнего из падших. И как не стыдно Богомолову, с его всем известной неприязнью к Михалкову (да откуда бы и взяться приязни, если тот назвал его «тлей на тонких ножках»?), быть настолько лицемерным? Как не стыдно всей троице в безопасном уюте обитой глушительным бархатом студии радостно изливать свой бархатный яд? Наблюдая за этим, невольно согласишься с Михалковым (которого я не люблю, не люблю!), что либералы, прогрессисты, западники, в общем, все те, кто называет консерваторов, имперцев и патриотов «заединщиками», - сами являются (во всяком случае, нередко могут быть) точно такими же заединщиками. Но те хоть не размазывают нюни по тарелке: лишить Макаревича всех званий, прогнать Шендеровича в Израиль, и все дела! Эти же держат хорошую мину при плохой игре, строят из себя оскорбленную невинность и от души жалеют тех, кого пламенно ненавидят. Что хуже, что противнее? Не знаю.
Трусость и уклончивость Галицкой и Богомолова как критиков проявляется, когда они с «Солнечного удара» переходят на «Тряпицына». Галицкая, по-видимому, еще не успела прочитать достаточное число авторитетных рецензий на фильм и не знает, что сказать, чтобы не сесть в лужу. Она мямлит что-то в таком роде: «Фильм с симпатией, но без шовинизма показывает русских людей. Это хорошо. Но недостатком является то, что Кончаловский называет фильм документальным, а он, на самом деле, художественный». Рыковцева, надо все же отдать ей справедливость, спрашивает: «А разве он когда-то называл его документальным? Я что-то не слышала». «Кажется, называл…» - отвечает Галицкая. Угу, ей кажется. И это является недостатком фильма. Богомолов мудро изрекает: «Фильм, конечно, не понравится зрителям с массовым сознанием. Но он может понравиться зрителям с элитарным сознанием». Оказывается, Богомолов не только патологоанатом, но и специалист по сознаниям, безошибочно предсказывающий, какому сознанию что понравится. Ну а что если «Тряпицын» все-таки понравится некоторым представителям массового сознания и не понравится носителям элитарного? Вот я, например, принципиально не отношу себя к элитарному сознанию, однако фильм мне понравился. А сам-то Богомолов представитель какого из сознаний? Да, почему он не говорит, понравился ли фильм ему самому? Стыдоба.
Андрей Кончаловский с "Серебряным львом" Венецианского фестиваля за фильм о почтальоне Тряпицыне.
Смотреть фильм он-лайн:
Автор С. Бакис
Уважаемые посетители сайта!
Чтобы оставить комментарий (вместо того, чтобы тщетно пытаться это сделать немедленно по прочтении текста: тщетно, потому что, пока вы читаете, проклятый «антироботный» код успевает устареть), надо закрыть страницу с текстом, т.е. выйти на главную страницу, а затем опять вернуться на страницу с текстом (или нажать F5).
Тогда комментарий поставится! Надеюсь, что после этого разъяснения у меня, автора, наконец-то установится с вами, читателями, обратная связь – писать без нее мне тоскливо.
С.Бакис
|
