«Месье Верду» - первый послевоенный фильм Чаплина и первый его фильм без Чарли-бродяги. Под названием картины обозначен ее жанр: «комедия убийств». Да, герой фильма – серийный убийца, чья «сфера деятельности» - пожилые состоятельные вдовы. Верду под разными именами женится на таких дамах (не последовательно, а параллельно), потом их убивает. Он именно женится, а не просто живет с ними – ведь после их смерти он законно входит во владение их имуществом и деньгами. Как же ему удается, не имея гарема, жить сразу со многими женами? Ему, видите ли, приходится постоянно отлучаться по роду своей профессии: для одной жены он капитан корабля, для другой –  инженер, строящий мосты в Индокитае, для третьей – путешественник. «Милый, почему ты опоздал на два дня?» «Когда мы проходили залив, подул зюйд-вест, мы сели на мель и долго ждали прилива».

Жизнь у Верду, не позавидуешь. Говорят, что лжец должен иметь хорошую память; при той степени лжи, которая необходима Верду в его специфическом бизнесе, ему нужна гигантская память. Она у него хорошая, но все же обычная, и поэтому он, бывает, путается в именах, датах и своем прошлом, вернее, своих прошлых: капитан, забыв, что уже рассказывал жене о своем детстве, рассказывает о нем опять... и это уже детство инженера. 

Бродяга Чарли остался позади, вместе с его «физическими» трюками. Время от времени Чаплин - месье Верду небольно выпадает из окна или смешно спотыкается, но это так, по старой привычке. В основном же трюки Верду мошеннические. Его ловкость проявляется не в бегстве от преследователей, стряпаньи бедного ужина или преодолении лабиринтов, а в бегстве от кредиторов, стряпаньи фальшивых автобиографий и преодолении лабиринтов финансовых проблем и нагороженной им самим лжи. Впрочем, физическая ловкость Чаплина при нем, и надо посмотреть, с какой сноровкой он пересчитывает купюры, манипулирует телефонами, одновременно разговаривая с несколькими женами, или подменяет нормальное вино отравленным. Гениально пластичный артист теперь лепит телом не дерганого утконогого бомжа, а пластилинового шармера, чей каждый жест заточен на искушение и обольщение.

Весь фильм Верду переходит из дома в дом, из одной головоломной ситуации в следующую, из огня да в полымя, действуя «на грани фола», но до поры до времени выходя сухим из воды. Истосковавшихся по мужскому теплу вдовушек во Франции хватает – но время, время! Верду работает в условиях хронического цейтнота, и от этого у него иногда шарики за ролики заходят. Одно из самых смешных мест фильма – и яркая демонстрация  мастерства Чаплина как актера говорящего, играющего уже не физические, а психологические состояния – эпизод почти в начале фильма, когда Верду, в страшной спешке, должен «закадрить» благородную даму, которую впервые увидел: в спрессованной форме он пробегает по всем фазам процесса обольщения: любовь с первого взгляда - робость - сердечное томление - сомнения - объяснение - и бурный взрыв нежности и страсти, когда невозможно удержаться, чтобы не сжать возлюбленную в объятиях и осыпать жгучими поцелуями! Все это за две минуты! Верду перегнул палку, дама шокирована, но подождите! Этот tour de force мужской пылкости запал ей в душу, и в конце фильма Верду таки пожнет посеянные зерна!

Все это очень хорошо и здорово – но о чем же фильм? К сожалению, тут мне придется сменить восхищение на разочарование. Фильм ни о чем. То есть он ровно то, что я с восхищением описал:  ряд парадоксально-головоломных ситуаций и демонстрация чаплиновской виртуозности. 

Если всё, что говорят о великом комике, как-то доходит до него (что навряд ли: после того, как в 1978-м году полиция отыскала труп Чаплина, похищенный преступниками из могилы ради выкупа, он был перехоронен на глубине в пять метров), – но если все же доходит, то сейчас он, наверное,  возмущенно ворочается.  «Как можно быть настолько глухим, чтобы не понять послания моего фильма? Для таких тупых, как вы, господин рецензент, я прямым текстом выразил его в «последнем слове» моего приговоренного к смерти  героя: «Да, я серийный убийца, но меня судят только потому, что я убил всего дюжину человеческих существ, а не тысячи и не миллионы, как те политики, которые доводят нищих до голодной смерти, а разорившихся мелких предпринимателей до самоубийства; которые разжигают мировые войны и т.д.” И  разве в моем фильме не сказано ясно, какие жизненные обстоятельства толкнули Верду на его скользкий путь? Не будь он уволен из банка после тридцати лет исправной службы, он не  стал бы тем, кем стал! А у него ведь, между прочим, есть маленький сын и парализованная жена!».

Ладно, ладно, я всё это уловил. Но... глупости это. Если человека несправедливо уволили, ему разрешено травить вдовушек крысиным ядом?

Но, может быть, Чаплин хотел сделать фильм-парадокс в духе Бернарда Шоу, у которого, например, в пьесе «Дома вдовца» почтенный джентльмен, моралист и образец христианского поведения живет на доходы от публичных домов? Но извините, у Шоу контраст между тем, что некто проповедует и как он поступает; этот контраст называется лицемерием. У Чаплина лицемерие состоит в контрасте между поведением Верду  - и нормами общества. Но чтобы имело место лицемерие, противоречивые вербальные и поведенческие стратегии должны наблюдаться в одном и том же объекте, а не в разных. Где имение, а где наводнение? Если же Чаплин увидел лицемерие в контрасте между аморальными действиями государства и смертным приговором, который оно вынесло Верду, то это уж нонсенс: неужели будем душегубов прощать? Да и, кроме того, рассуждения о преступном государстве сваливаются нам на голову под самый занавес – вся картина была про Верду и только про Верду, без всяких социальных референций. С другой стороны, это и не «человеческая» комедия: Чаплин не дает нам повода задуматься над парадоксом психологии Верду. Ну да, lady killer боится наступить на гусеницу, нежно любит жену и сына, временами сентиментален... но это все банальности, а не объяснения. (И еще такая неувязка: Верду настолько правдоподобно играет  влюбленных супругов, что мы не уверены,  не играет ли он и любовь к своей  настоящей жене? Конечно, глядя на нее, он делает серьезные глаза, но этот типчик любые глаза может сделать. Единственное, что заставляет немного поверить в его искренность, это вот что: сидя дома в кресле, он просит сына найти его газету... которая лежит у него под задом: на работе  все его движения настолько отработанны - он ни за что не сел бы на газету!)

У меня два объяснения, почему Чаплин снял такой странный фильм.

#1. Ему просто захотелось сыграть этого Верду со всеми его примочками. А мораль он прицепил, чтобы придать фильму многозначительность. 

#2. Чаплину захотелось выговориться. Допустим, он был в душе циником и, подобно своему герою, не верил, что между добром и злом существует граница (Верду в конце фильма признается пришедшему исповедовать его священнику, что он в такую границу не верит). Высказывание Чаплина вышло нелепым... но он не был философом: как смог, так и выразил свое циничное кредо. (Комедии о брачных аферистах всегда циничны, потому что женщин в них не жалко – они как фишки в игре).

Трудно сказать, что правильно: #1, #2, ##1 + 2 или какое-то #3? Чаплин был загадочным человеком: не только в плане биографии (до сих пор не выяснено даже, в какой стране он родился и какой был национальности), но и в плане личности. Проще всего сказать – он насквозь был актером, клоуном, в этом его личность, другую искать напрасно.

Подростком я дружил с мальчиком, который был рожден для сцены и впоследствии исполнил свое предназначение. Меня постоянно поражала бездонная глубина – или абсолютная пустота? – его личности. Он мог временами проявлять удивительную тонкость и проницательность, временами – такие же удивительные «проколы» ума или сердца. Мне кажется, «Месье Верду» - умственный прокол гениального артиста.