Режиссер Денис Красильников. Сценарий Елены Демидовой. ЦТ. 2011

                                       Их знали только в лицо 

Их знали только в лицо. Конечно, имена их перечислялись в начале фильмов (в те далекие времена титры шли в начале), но только после надписи «В эпизодах», и как тут соединишь фамилию с лицом? Нужен был зритель фанатичный, как я, с моей цепкой на фамилии и лица, неравнодушной и жадно заинтересованной памятью, чтобы постепенно, путем интуитивно-логического отбора определить, кто есть кто. Вот этот с острым профилем, похожий на красивую крысу, всегда аккуратно приосаненный, будто позирует для Доски Почета грызунов — Валентин Брылеев. Этот крепко-худощавый, с лицом из сплошных желваков, лицом московского лимитчика, всегда появляющийся на экране в майке, — Владимир Маренков. Этот, играющий исключительно милиционеров, но не метко стреляющих милиционеров-муровцев, а горько вздыхающих милиционеров-участковых в реалистических картинах про незадавшуюся человеческую судьбу, — Виктор Уральский. А этот, произносящий одно и то же «Земель, а табачком у тебя, часом, нельзя разжиться?» на перепутьях Отечественной и Гражданской, — Леонид Чубаров. 

Так же были вычислены и навсегда врезаны в память Иван Жеваго, Владимир Пицек, Федор Одиноков, Аркадий Трусов, Дмитрий Орловский, Виктор Маркин, Анатолий Чемодуров, Анатолий Бахарь, Анатолий Обухов, Николай Гречаный, Николай Горлов, Николай Лебедев, Николай Кутузов…

Их было много, много — наверное, две сотни. Они составляли костяк штата «Мосфильма», студии Горького, Театрa-студии киноактера, ежедневно приходили туда не блистать, а трудиться, и год за годом отхватывали все роли третьего, пятого, десятого разбора во всех фильмах — если, конечно, фильм был «исторический», или «про революцию», или современный, а не артхауз или какое-нибудь «изячное» кино из дворянской жизни (да и там они играли крепостных).

Но картин первой разновидности — «русских» и «про русское» — было большинство, и все эти Анатолии и Николаи на десятилетия монополизировали их задний план. И их было мало, мало — всего сотни две, а ведь фон, который они создавали — это был Народ. Представлять Народ — такова была их задача. И они делали это, как могли. В перерывах между основной работой занимались самыми простыми вещами: собирали проф- и партвзносы (большинство из них, само собой, состояли в партии), активно участвовали в субботниках, зимой доставляли в квартиры «звезд» и прочих елки и дрова, летом сосредоточивались на пионерлагерях, — а как же иначе, киностудия хоть и шибко художественная организация, но жизнь есть жизнь, Советская власть есть Советская власть, да и проблемы быта еще никто не отменил, так кто же, если не Брылеев с Маренковым, будут ими заниматься, неужели Тарковский и Смоктуновский? Обыкновенные люди, они исправно-безотказно занимались всей этой текучкой, но всегда тайно помнили о главном, им гордились, за это главное поднимали чарку, сходясь на майские и октябрьские в своих насилу вымученных у Сизова-Бритикова хрущевках. А что было главным? Нет, вовсе не то, что хоть и бессловесны, двухсловесны их рольки, да уж столько их у каждого, впору в книгу Гиннесса подавать, куда там вашим кинозвездам (за это, ясно, тоже был тост, но не тот, не самый главный). А какой главный? Да вот тот самый. Что каждый из них, обыкновенный человек без всяких звездных замашек, и роли играет людей обыкновенных, а все они вместе, вот тут собравшиеся, и под две сотни других, получается, играют Великий, Могучий и неисчислимый Русский,  Советский Народ! Оно и правда. Возьмем хоть меня. Кто мой русский народ? Где он? Где я встречался с ним в своем еврейско-украинском детстве? Да нигде. Вернее, только в темном кинозале, на черно-белом, с годами цветневшем экране. Орловский, Горлов, Обухов, Шерстнев, Букин, Протасенко, Качин, Саранцев, Юхтин. Брылеев, Маренков, Зюганов — э, нет, последний из другой оперы, но великолепно сгодился бы на председателей комбедов и партизанских отрядов (а в оттепельные шестидесятые, пожалуй, и на роли бюрократов и долдонящих «лес рубят — щепки летят» белоглазых сталинских следователей). Мой народ. Потом детство кончилось, я пошел в армию, работал, поездил по разным краям, потерся между людьми — встречался и с настоящим русским народом. Он оказался совсем непохожим на тот, «первый». Но... импринтинг, импринтинг! Все равно мне упрямо казалось, что русские люди, с которыми я реально сталкиваюсь, какие-то не совсем такие, неправильные, правильные же — это они, те седоусые рабочие, вздыхающие добрые милиционеры и чубатые монтажники из кино детства. (Для точности надо добавить: да, «второй» народ был непохож на «первый», а все ж таки похож: Горлов есть Горлов и Обухов есть Обухов – генотип, генотип!) Вот я вывесил их фотографии на стене своей комнаты — не всех, далеко не всех, многие не отыскались ни в книгах, ни в Интернете (о Маренков, Маренков!) — они ушли, ушли навсегда, их помню только я да еще, может быть один какой-нибудь чудак на белом свете. Люблю ли я их? Нет, не люблю. Скорей, терпеть не могу. Боюсь их. Антисемиты они все, я же знаю прекрасно. 

А с другой стороны... антисемиты, не антисемиты... Люблю их всех. Люблю вот той самой странной любовью. Потому что они все — мои. Мое детство, моя юность, мои иллюзии, моя родина, мое кино. Сплю в своей маленькой комнате, а они смотрят на меня сурово-добрыми антисемитскими глазами.

Но в последнее время что-то не в порядке у меня стало со сном. Пробуждаюсь вдруг под утро от головокружения. И мои эпизодники проплывают вокруг меня вправо и вверх в плавном русском хороводе. Когда-нибудь так проснусь, вскину голову, уроню назад на подушку — и они прокружатся надо мной в последний раз. Не самая плохая компания, между прочим!

Смотреть фильм он-лайн

Автор С. Бакис