Писать об этой картине приятно. Я не люблю пересказывать сюжет ради самого сюжета, а в данном случае в этом нет необходимости нет: ну кто не помнит фильм «Служили два товарища»?

Написать об этой картине нелегко: ну что можно в нем «вскрыть», что про него объяснить, чего люди и так не понимают? Дело не в том, что фильм такой простенький – в каком-то смысле, очень даже и наоборот, - но его делали большие мастера. Они что хотели сказать, то ясно и сказали. А чего ясно не сказали, того в этом фильме нет и не стоит искать. Фильм на очень скользкую, трудную тему: война красных с белыми. На трудную, если те, кто ее коснулись, не большевики или клевреты режима, а люди интеллигентные и не вруны. Дунский и Фрид, несомненно, принадлежали ко второй категории. Однако они не вышли из своего трудного положения обычным интеллигентским манером - затаив полудиссидентскую фигу в кармане. Д/Ф ни диссидентами, ни даже полу- решительно не были. Решительно – не только в смысле «определенно», но и в смысле «по сознательному решению». Вернувшись из гулага в Москву к своей  сценарной профессии, они раз и навсегда зареклись совать нос в политику. Зареклись – опять же не значит, что они заплатили тринадцатью годами зоны и ссылки за то, что в молодости все же совались в политику: ничего подобного, оба сели по вполне обычной статье: ну что там, Сталина хотели убить, то-сё. Просидев десять лет за одной партой в школе, Д/Ф учились на одном курсе во ВГИКе,  жили на Арбате в одном доме, ну и договорились на переменке: когда И.В. будет мимо дома проезжать, Юлик выстрелит в него из своего окна, Валерик продублирует из своего. Словом, «дело», во всех смыслах, вполне заурядное. И вот, обретя наконец свободу, они хотели только одного: спокойно работать, получать от жизни удовольствие и никогда больше не побывать там, откуда насилу вернулись. Они стали профессионалами высшей марки, написали множество сценариев, причем почти все сценарии превратились в фильмы. Во-первых, благодаря их высокому качеству. Во-вторых, Д/Ф не сочиняли «для души» и «в стол», а работали исключительно по заказу: есть аванс –  есть сценарий, нет –  нет. Так что «фиги в кармане», или, по-ученому, аллюзии, или, по-церберски-цензорски, «неконтролируемый подтекст» в их сценариях искать - только время терять.

Крутые фрондеры от кино считали Дунского и Фрида "охотниками за златом" и циниками. Шутили, что эти двое и телефонную книгу могут превратить в сценарий. Денег у Д/Ф было много, насчет цинизма –  разговор сложный, а насчет телефонной книги – тут есть правда. Взять тех же «Двух товарищей» - один из лучших сценариев этого тандема. Проанализировав его структуру, можно прийти к заключению, что авторы долго голову не ломали. Хороший сценарий, по гамбургскому счету специалистов этого дела, – такой, в котором есть хитрости, сюжетные петли, тематические переклички, амбивалентности, лейтмотивы. В рассматриваемом опусе ничего этого нет, более того, в нем попросту нет интриги. Есть линейно развивающееся действие. Время от времени возникают даты и обозначения мест событий: «штаб полка, 1 ноября 1920 г.», «Литовский вал, 8 ноября» и т.п. Все это, можно не сомневаться, точно соответствует учебнику истории СССР. В лоб рассказанaпредыстория и история перехода красными Сиваша и взятия Крыма. Чем не телефонная книга? Поля ее Д/Ф, конечно, разрисовали красивыми виньетками: как "два товарища" пытались снять с самолета укрепления белых на кинопленку; как им это не удалось; их злоключения по пути обратно к своим; потом еще кое-что; потом как один из них, уже после взятия Крыма, погиб. Виньетки чрезвычайно умелые: каждая минута фильма наполнена чем-то  интересным или смешным, каждая реплика действующих лиц гениально придумана (пересмотрите фильм  и подсчитайте, сколько фраз мы с вами сегодня употребляем, не зная, что это подарки Д/Ф). Так, так. Но все равно, телефонная книга есть телефонная книга. Виньетки есть виньетки.

Что ж, Д/Ф трудных путей для себя нарочно не искали: если можно сделать просто и получается хорошо, – почему бы нет? Мастаки, что скажешь. Они не раз лудили сценарии по такой методике. Были еще «Красная площадь», «Высокое звание», «Псевдоним: Лукач», etc. – тоже про Гражданскую войну, или про Отечественную, или про что-то еще из истории нашей  власти советской и летописи ее славных дел. Там тоже не было особого вранья, и тоже было достаточно профессионально, но это уже было так, чисто для хлеба насущного. И это были не шедевры. А «Служили два товарища» - чистый шедевр и фильм на все времена, я считаю.

Отчего такая разница? Конечно, когда эта пара сочиняла «Двух товарищей», она  "моложе и лучше, кажется, была». Конечно, романтические 60-е – не застойные 70-е или циничные, а потом безумные 80-е. Но есть еще одна причина. Никогда после этого сценария Д/Ф не изображали «противоположную сторону». «Красная площадь», допустим, - фильм о рождении РККА, но там действуют только красные. «Высокое звание» - картина о пути советского офицера, в конце карьеры дослужившегося до маршала: значит, в сценарии много советских штабов, учений, мытарств честного героя в сталинские времена. Но все это – «на нашей стороне». А если бы даже Д/Ф показали «изнутри» лагерь немцев, как Толстой в «Войне и мире» - лагерь французов... ну что за проблемы? Фашисты – они и есть фашисты. Но вот сюжет про взятие красными Крыма потребовал показа белых – и тут сценаристы встали перед серьезной трудностью: как их показывать? Карикатурить? Передергивать? Просто бессовестно врать? Не хотелось. Не моглось. Тогда как? Не хвалить же их? Нет, хвалить нельзя. Да, собственно, и чего уж их так хвалить? Д/Ф не были коммунистами, но они не были и монархистами: с какого это бодуна им, двум евреям, симпатизировать «белому делу»? Но они были интеллигентными людьми, а интеллигентность - это на 90% способность сохранять объективность.

Вот они и постарались ее сохранить. И получился удивительный фильм - фильм-перевертыш! Представим себе, что командир полка из этой картины (тот, которого играет Папанов, бывший шахтер, помните?) дожил до 1968-го года и смотрит "Двух товарищей". Несомненно, он останется доволен: «Хорошая фильма, с правильных, партийных позиций сделанная: показана обреченность беляков как класса. Молодцы  Д/Ф! Донбасс порожняка не гонит, и они тоже!») Теперь представим, что где-то в Париже смотрит тот же фильм чудом выживший поручик Брусенцов (допустим, самоубийство не получилось, и Сашенька его выходила). Какое останется впечатление у него? Мне кажется (если, выжив, он не совсем выжил из ума), он должен подумать: «А что, правдивый фильм. Наши показаны без издевательства. Нет ни одного садиста или идиота. Я изображен этим, как его, Высоковским с явным сочувствием, как настоящий мужчина и, в общем-то, герой. А сцена, где наши, чтобы не сдаться, уходят в море – это, можно сказать, трагический монумент белому движению – монумент не только погибшим, но и тем, кто эмигрировал: недаром офицеры идут клином, как покидающие родину журавли <тут Брусенцов заплакал. – С.Б>. Странно, как кремлевские аппаратчики это пропустили? Неужели возникла некая промонархистская фракция внутри КПСС? Интересно, очень интересно... А позвоню-ка я Константину Александровичу Романову!»

Старики склонны к сладким иллюзиям – но задумаемся: в чем Брусенцов неправ? По-моему, во всем прав. Ему не пришло в голову поразмыслить еще над тем, как показан в фильме пролетарий-туляк Иван Карякин, – так я сделаю это за него. В лице, как говорится, Карякина мы имеем не просто кретина – это воплощенная советская власть. Его паранойя – это ее паранойя. Его бесконечные вихляния между симпатией и подозрительностью к Некрасову – вихляния большевицкой политики в отношении интеллигенции. Когда Карякин отправляет Некрасова назад через Сиваш и советует ему, чтоб легче было идти, выбросить в воду кинокамеру, - не напоминает ли это привычку советской власти чуть что избавляться через западные аукционы от картин из Эрмитажа и Третьяковки? Как советская власть, Карякин не просто малограмотен, у него не только низкий IQ: глупость его усугубляется фанатической яростью, не дающей видеть даже того, что и младенец увидит. (Глаз Карякина зряч только на классового врага: за километр он распознал беляка в степи: левая рука прижата к бедру - так ходят те, кто привык придерживать шашку!). И все-таки он не чудовище – в нем есть детские и трогательные черты,  авторы не отказали ему в смелости, в преданности другу (конечно, на короткий срок, пока он считает друга другом). Вот каков Карякин Иван  в гениальном исполнении Ролана Быкова.

А каков же Некрасов Андрей? В сценарии и в исполнении Олега Янковского, дебютировавшего этой ролью в кино кадром своего зада (вылавливает уроненное в колодец ведро), - он не красный и не белый, просто нормальный человек. Но ведь он служит красным? Служит. Но я готов заплатить $100 за каждое слово Некрасова, которое бы подтверждало, что он – сердцем – с красными. Не хочу ли я сказать, что Некрасов мог бы стать предателем? Не хочу. Он верен красным,  потому что выбрал их. Время было такое - приходилось выбирать. А нормальный человек, если уж принял какую-то линию, старается ей следовать. Из соображений душевной гигиены (предательство действует на душу разлагающе) и разумной тактики: раз уж вскочил на подножку поезда – возможно, даже того, который завезет тебя «не в ту степь», - так уж стой на ней обеими ногами, а не волоки одну по земле. Он человек, каких много было: можно называть таких конформистами, можно здоровыми людьми. Доживи Некрасов до Отечественной войны и попади в плен – в немецкую разведшколу он, со своей фотографической памятью, не пошел бы, а вот остаться на западе, чтобы не загреметь на родине в лагерь, - это на него похоже. Ведь он  трезвый человек не только по сравнению с контуженым идеалистом Карякиным (слушая, как тот рассуждает о прекрасном будущем, когда «мы все тюрьмы позакрываем... ну, может, одну оставим, для всяких контриков, туда-сюда», он лишь скептически покашливает);  по трезвости оценок реальности ему в фильме не уступает лишь один персонаж, человек по ту сторону Сиваша, - тот, кто единственный среди белых угадал, что красные могут взять Перекоп с тыла, и кто в конце картины убьет Некрасова последней оставшейся пулей. Брусенцов без всякого фатализма, трезво, не сомневается в поражении  белых – Некрасов без всякого фанатизма, трезво, - в победе красных. (Между ними есть еще одно сходство: Брусенцов вряд ли сомневается в своей скорой гибели – Некрасов так же предчувствует свою: недаром, к раздражению Карякина, все время напевает: «Вот пуля пролетела, и – ага»).                     

Если сравнить счастливо неразлучных друзей Д и Ф с образовавшейся по воле усатого комполка взаимополярной парой героев фильма, то Д+Ф соответствуют ее плюсовому полюсу: они – Некрасов. Так же честно служили шальной советской власти – а куда денешься? Так же избегали философской болтовни – говорили своими сценариями по делу, четко и ясно. Так же держали язык за зубами насчет своих  сомнений, не уподобляясь дурачкам, которые задавали вопросы на партсобраниях 37-го года. Были так же сухи, сдержанны и трезвы, как Некрасов.

Некрасов запечатлел взятие Перекопа - Д/Ф сделали фильм на все времена. Виноделы знают: если поставить бутылку даже немного криво, вино в ней скоро испортится. «Служили два товарища» - вечный фильм, потому что он объективный, не кренится ни в чью сторону. Вот и выходит на поверку, что "циничные" профессионалы, из чистых, казалось бы, соображений ремесла: чтоб их изделие не заваливалось уродливо на один бок (где неправильность содержания – там и неправильность формы), - могут создать произведение безукоризненно честное и правдивое. Вывод: высокий профессионализм высокоморален!

Загадка, как инспектора винохранилища не удосужились эту «бутылку» в правильнуюсторону наклонить. Пожалуй, я нахожу в фильме только одно тенденциозное место: когда Саша во время посадки на пароход кричит Брусенцову: «Мы не должны уезжать! Мы там погибнем!...» Это бы еще ничего, это, может, и верно (не уехала же Ахматова). Но, к сожалению, Саша добавляет: «Ты посмотри на эти лица!» А какие лица? Нормальные.

Нет, в самом деле: лица как лица. У Карелова в этом эпизоде, в отличие от аналогичной сцены в «Беге» Алова и Наумова, нет крупных планов потных буржуев, кокоток и лощеных молодых господ, отпихивающих от сходен старушек в пенсне. Это наводит на мысль, что последняя фраза Саши  действительно была добавлена postfactum, чтобы придать эпизоду наш акцент.

Впрочем, точно я не знаю. Что я знаю – Дунский и Фрид постоянно присутствовали на съемках и активно помогали Карелову. (Фрид даже сыграл доктора Семена Марковича, который в самом начале фильма читает красноармейцам «санитарные» стихи). И еще я знаю – режиссер Карелов ни раньше, ни позже не сделал ничего даже отдаленно сравнимого с фильмом «Служили два товарища». 

Если я кого-то не убедил, что это великий фильм, у меня в рукаве припасен козырь: финал картины. Это архивные кадры: красноармейцы проходят по пыльной улице маршем. Машут нам руками. Заглядывают в камеру. Кадры как кадры. Но мы не забыли, что где-то в середине фильма мы уже видели их – только тогда они были не архивными. Операторы Ардабьевский и Белокопытов сняли всё точь-в-точь под «документ»: так же пылится улица, так же машут ручками и заглядывают в камеру красноармейцы. А теперь, в финале, мы видим их же - подлинных. И знаете, кто это снял в двадцатом году? Титр под архивной съемкой: «Оператор – А.Некрасов». Настоящий. Был, значит, такой. Вот мы видим его: в дергающихся, посеченных временем кадрах он энергично крутит ручку кинокамеры. Но что это? У него лицо Янковского! Гениально? Ну то-то же.