Куда-то торопятся по улицам Киото
                             старики и старушки. Несет их по ветру,
                             как пустые фантики от самих себя.
                             Очень они любят дать полизать эти фантики,
                             и это называется: передача опыта молодым.
                                                                                 Тахиро Осада

Семидесятилетний Евгений Иосифович Габрилович написал сценарий по мотивам собственных, впрочем, также беллетризированных, воспоминаний, где рассказывает о странной судьбе одного человека, не принадлежащего к искусству, ученого... рассказывает так, что ясно: это его собственная судьба. Через шесть лет Авербах снимет еще один фильм по воспоминаниям Габриловича, «Объяснение в любви». Странно, что молодой человек отдал так много времени и сил материализации мемуаров старика. В жизни Авербах был чрезвычайно умен, но признаков ранней старческой мудрости никто из вспоминавших о нем после его трагически преждевременной смерти не отметил. Отличался резкой сменой настроений, - но не вялым их тонусом. Напротив, был он энергичен, подтянут и бодр. Однажды, приехав в Киев, решил посетить Виктора Некрасова, с которым знаком не был. Он знал его адрес, но телефона не знал, и потому явился без предупреждения. Позвонил в дверь. Некрасов открыл, окинул незнакомца взглядом и спросил: «Как изволите вас величать, поручик?» «Поручик Авербах!» - отрапортовал гость. Недаром заветной мечтой Авербаха была экранизация «Белой гвардии»!
Так почему же эти упорные обращения к Габриловичу? Кто-то предположит: может быть, Авербах предчувствовал раннюю смерть и через воспоминания старика подводил свои собственные итоги? Может быть. Но этого я не знаю, и это из области метафизики. Есть более простой и очевидный резон: Авербах использовал мемуарную прозу не как повествования о жизни, а как ее параболы, как метафоры человеческого бытия. Не отказываясь, впрочем, от живой конкретности воспоминаний Габриловича.
Взять тот же «Монолог». С одной стороны, это life story: кто пришел в кинотеатр, чтобы подсмотреть чужую судьбу и попереживать за героя, а попутно и за самого себя, не будет разочарован. Представлена судьба человека, начиная с его среднего возраста (а если воспринимать частые перебивки, в которых этот человек показан мальчиком, не как лирические виньетки, а как существенную часть фильма, так и с детства) и до старости. Была у этого человека, ученого-биолога Сретенского, красивая жена, да отчего-то бросила его. Потом, через много лет откуда ни возьмись возникла его взрослая дочь, да тоже не надолго задержалась: оставила у отца свою собственную дочь да и улетела по своим кукушечьим делам. Внучка выросла, влюбилась в женатого человека, тот поматросил и бросил, и это стало для девушки катастрофой. Дед попытался, как мог, утешить ее: ты, мол, еще молода, время залечивает любые раны – я это знаю по себе, поверь! Но внучка в ответ на такие утешения закричала деду сквозь слезы: «Уйди! Ненавижу тебя!» И дед, сам чуть не плача, ушел. То есть не навсегда ушел, а просто оставил внучку в покое, то есть в душевном смятении, не зная, как ей помочь и что еще сказать. По ходу фильма кандидат наук Сретенский становится доктором, профессором и, кажется, даже академиком. Он занимается очень серьезными вещами, затрагивающими сами основы жизни: клетки, гены, нуклеиновые кислоты, что-то такое. Нам не понять, а Сретенскому понять, он, похоже, ведущий отечественный специалист в соответствующей области. Занимается этими делами всю жизнь (показано, как он в свое время пострадал за свой упрямый интерес к сим «идеалистическим» штукам, но упора на этом не сделано: фильм о другом) и не прерывает своих занятий даже в периоды личных бед и драм. Сретенский очень хороший человек, и он не на шутку переживает от того, что никакие бури душевные, семейные и социальные не в силах нарушить его обычного распорядка дня ("Да есть ли у меня душа, в самом деле?" - думает он иногда), - но все равно с утра идет в лабораторию, а вернувшись домой, до поздней ночи читает старые толстые книги и пишет новые.
Проницательный читатель, может быть, уловил, что в профессоре Сретенском есть что-то от доктора Борга из «Земляничной поляны». Может быть, она и вдохновила режиссера на воссоздание мемуаров Габриловича средствами кино? Если и так, «Монолог» не копия «Поляны»: у фильма Авербаха, при всей его глубинной общности с бергмановским шедевром, своя тема, свой поворот раздумий о «жизни и судьбе». Парадокс, на котором построен фильм, состоит в том, что Сретенский глубинные загадки жизни, почти как Фауст, постиг, а обыкновенной жизни не понимает. Дело не в том, что он слишком холоден, эгоистичен и проч. Вовсе нет, у него с душой, вопреки его опасениям, все нормально - в этом смысле он как раз отличается от Берга, который, на каком-то самом последнем уровне, был безнадежным индивидуалистом и если не эгоистом, то эготистом. Сретенский не может понять простую жизнь, потому что она по сути своей сложней, загадочней всех загадок клетки и гена. И прежде всего, непостижима душа человеческая.
Сам Сретенский устроен достаточно просто: он честен, открыт, организован (опять же, не как машина, а как напряженно трудящийся человек, который просто не может позволить себе расхлябанности). О как бы ему хотелось, чтобы все люди вокруг него, и особенно те, кого он любит, были такими же: тогда он мог бы разобраться в их проблемах, помочь им стать счастливыми! Но, увы, не все такие, как он. У него все так ясно и просто, потому что, в сущности, он не имеет личной жизни: работа, работа, работа... благодаря ей он и перенес уход любимой женщины сравнительно легко (а может быть, кто-то свыше так повелел, чтобы женщины быстро покидали его, оставляя ему больше времени для работы?) Но жена, но дочь, но внучка... у них личное на первом плане. Он понимает их и не винит. Да что там не винит – он, напротив, себя винит, что он такой сухарь и личное у него даже не на втором, а на десятом плане.

И все-таки, все-таки – почему мир так иррационален? В науке есть логика – неужели к вопросам человеческой души она совершенно неприложима? Конечно, он проявил себя, как дурак и чурбан, пытаясь утешить внучку будущим, откуда ее нынешнее несчастье, быть может, не покажется таким уж огромным. Бедной девочке не нужно будущего: она поглощена настоящим... И верно, верно - будущего ведь, в сущности, никакого нет, это абстракция, или это конкретность лишь для таких, как он, строящих жизнь по графикам экспериментов и планам научных работ. Попытавшись подсунуть ей абстракцию взамен реальной боли, он пренебрег ее страданием, поступил, как мошенник, подсовывающий бумажки вместо денег. Но что делать, если он такой человек - привык искать рациональный выход из любого положения? О господи, ну что за мир! Почему по небесам кружат «расчисленные светила», на земле же - «всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет»?
По фильму Сретенский биолог. Но если бы он был физиком, это тоже вписалось бы в метафору фильма. В таком случае Сретенский понимал бы теорию относительности, но сокрушенно разводил руками перед относительностью человеческого опыта. На старости человек видит, что совершил в молодости уйму ошибок, и он хочет предостеречь нынешних молодых от них. Но если бы каким-то чудом молодость вернулась к нему, - он повторил бы все свои ошибки, повторил даже в том случае, если бы опыт старости был у него сохранен: в контексте повторной молодости этот опыт стал бы нерелевантен.
Ничей опыт не имеет преимущества над чужим опытом; никакой возраст не ценнее другого возраста. (Человечество начинает потихоньку это понимать. Всего три века назад в мире еще не существовало детской литературы, а художники не умели рисовать детей, изображая их лилипутами с разбухшими головами. Нетрудно, вроде бы, было бы научиться – но детство не считалось, как сегодня, «самостоятельным» возрастом, было лишь подготовкой к...) Сретенский постоянно наталкивается на эту релятивность человеческого существования, умом понимает ее, но сердцем... а вернее, настоящим, глубинным своим умом - ее не понимает и постоянно совершает мелкие и грубые бестактности, раздражая своих близких, которым он так хотел бы передать часть своего большого ума... который не нужен им, зависимым лишь от прихотей их страстных опрометчивых сердец.
В фильме хорошо играет Михаил Глузский: Авербах неожиданно выбрал этого записного шпиона и злодея советского кино на главную и глубоко положительную роль. Потрясающе играет внучку Сретенского Марина Неелова. Все в этом фильме играют хорошо и всё в нем хорошо. В нем только есть одна роковая ошибка, которую трудно было бы исправить. Фильм слишком уж жестко оструктурен и организован: повторения и сходства безвыходных ситуацией, на которые наталкивается Сретенский на разных этапах судьбы, чересчур однообразны и больше похожи на математическую итерацию, чем на живую жизнь, - как будто эту картину о непостижимости жизни и релятивности человеческого опыта сделал сам профессор Сретенский. Нет, почему же, так тоже можно было бы: дикое поле жизни с точки зрения укладывающего все на кальку педанта. Но в фильме этого нет – есть просто излишняя упорядоченность и симметричность. Наиболее приближена в этой картине к тому, какой она должна была бы быть, музыка Олега Каравайчука: мощные, порывистые и тревожные звуки рояля, бьющие в жесткую решетку фильма, как темные властные стихии почвы и судьбы бьются о великий интеллект бедного профессора Сретенского.

Чтобы оставить комментарий (вместо того, чтобы тщетно пытаться

это сделать немедленно по прочтении текста: тщетно, потому что,

пока вы читаете, проклятый "антироботный" код успевает устареть),

надо закрыть страницу с текстом, т.е. выйти на главную страницу, а 

затем опять вернуться на страницу с текстом.Тогда комментарий

поставится! Надеюсь, что после этого разъяснения у меня, автора, 

наконец-то установится с вами, читателями, обратная связь - писать

без нее мне тоскливо.     С.Бакис