Режиссер Иван И. Твердовский. Сценарии Ивана И.Твердовского, Дмитрия Ланчихина и Марии Бородянской по мотивам одноименной  повести Екатерины Мурашовой. 2014

Пресс-конференция по фильму "Класс коррекции"

Лена не может ходить, у нее миопатия. Для передвижения ей нужно кресло-коляска. В остальных отношениях она совершенно нормальная умная девочка примерно шестнадцати лет. И очень, по-моему, красивая. Она училась на дому, но теперь ей нужны документы за восемь классов, для того чтобы учиться дальше уже в школе. Я не вполне понимаю эти заморочки, но для того, чтобы получить документы, ей сначала надо немного проучиться в школе. Но в «нормальной»  школе  она не может сразу учиться (я опять не понимаю, почему: потому что она пользуется инвалидной коляской? ну так что?)  Замкнутый круг, единственный выход из которого – поучиться в так называемом классе коррекции. Те, кто учится в классах такого типа, время от времени проходят спецкомиссию, которая определяет, могут ли они перейти в обычную школу. Вот Лена немного поучится в таком классе, пройдет комиссию, и тогда… 
Класс коррекции функционирует внутри нормальной школы, но как гетто внутри города.  В нем учатся дети с разного рода проблемами, это типа отстойник. Здесь мальчик-заика, девочка-карлица, девочка, судя по лицу, с синдромом Дауна, еще одна, судя по лицу и поведению, с легкой умственной отсталостью. Есть мальчик, а скорее парень Миша, вроде нормальный, но слишком взрывной, с импульсивным, непредсказуемым поведением. Видимо, у него проблемы эмоционального порядка. Есть Антон, которого хочется назвать не мальчиком и не парнем, а юношей: нормальный, красивый, добрый. Кажется, он страдает эпилепсией. В общем, каждой твари по паре. То есть не твари, простите, а проблемного подростка. И не обязательно по паре.  
Директорша отделения коррекции – монстр: злая, глупая, бесчувственная. Училки – тоже все как на подбор монстры. Даже уборщица коррекционного отсека - хабалка и детоненавистница. А Лена совершенно нормальная девочка-девушка, с чувством достоинства, с чувством справедливости и совершенно без чувства неполноценности по поводу своего физического Недостатка. Ее удивляет, почему математичка дает восьмиклассникам задачи для четвертого класса – ведь класс коррекции не ориентирован на умственно отсталых. Ей не нравится, как грубо и раздраженно учителя разговаривают с учениками. Ей многое не нравится, она задает вопросы. За это учителя велят ей выйти из класса, то есть выехать.  Или еще как-нибудь  стараются ее заткнуть. Тоже умная нашлась, понимаешь. 
Кроме того, ее поражает, какие ее одноклассники, почти все, отморозки. Один ученик погиб (почему – об этом дальше). Класс вроде как доволен, почему-то покойный им не нравился. Обсуждая его смерть, все употребляют слово «сдох»: карлица употребляет, заика, полудебилка, парень Миша, все. Кроме Антона, который понимает, что нельзя говорить об умершем однокласснике «сдох», даже если он чем-то не нравился. 
А погиб он вот почему. В этом классе распространено такое увлечение. Или развлечение. Или экстремальный спорт. Короче, ходят на железную дорогу и по очереди ложатся на рельсы, чтобы над тобой прошел поезд. А этот мальчик решил, как я понял, в одиночку лечь, и почему-то лег не вдоль, а поперек рельсов.  Это не показывается, просто из разговоров ясно. Почему он лег поперек, этого я не понял – ведь класс не для дебилов, кажется? Или он был карликом и думал, что поместится между рельсов, но недорассчитал?
Лена полюбила Антона, Антон Лену. Он по-рыцарски помогает ей во всем, вызывая насмешки карлицы, насмешки заики, насмешки полудебилки, насмешки парня Миши. Миша сильный, половозрелый, он завидует Антону, хотел бы сам сносить Лену по лестницам и т.д. Вообще-то сначала установили очередь, кто в какой день должен Лене помогать, но она эту очередь похерила, ей хочется, чтобы только Антон помогал. Мише это кажется несправедливым: очередь есть очередь, почему Антон нарушает и не дает ему пощупать Лену? Все же этот Миша немного дебил. Или не дебил, а завистник, человек темных страстей. Неприятный, опасный парень, одним словом. Карлица и другие согласны, что Антон не имеет права нарушать.
Потом происходит инициация Лены: ее кладут на рельсы. Странно, что Антон, такой нормальный и так нежно к ней относящийся, не только не протестует, но сам ее и кладет. Наверное, он хочет таким образом ввести ее в коллектив как равную среди равных.
Лена смелее Антона сексуально, она хочет близости, просит, чтобы он в женской уборной смазал ей кремом ноги, при этом ведет его руку повыше. Уборщица застукала их, побежала в учительскую: «Колясочница там трахается с Антоном в извращенной форме». В учительской переполох. Впрочем, не очень большой, не адекватный чрезвычайности происшествия. Вообще в этом фильме много не то что неправдоподобного, но художественно и психологически непроработанного. 
Потом Антон приводит Лену к себе домой, они на грани секса, но тут является мать Антона,  начинает орать, велит «этой шлюхе» убираться, а когда до нее доходит, что шлюха не ходит, она совсем выходит из себя: половые отношения с инвалидкой кажутся ей, как и уборщице, извращением. 
Директриса вызывает в школу мать Лены, мать Антона. Мать Антона начинает орать на вторую мать, потом валит ее на пол, колотит.
Ускоряю темп пересказа. Матери Антона удается убедить его, что он должен порвать с Леной. Тот подчиняется, хотя к этому, опять же, нет психологических предпосылок, раньше он был независимым, умел думать своей головой. Лена воспринимает  внезапное отчуждение Антона так, как его и надо воспринимать: как предательство. Но замечу: этот момент не является в фильме акцентированным, как-то психологически объясненным, в отличие, скажем, от "Чучела" Ролана Быкова, где была представлена такая же ситуация. Этот фильм вообще не задерживается на психологии, предал Антон и предал, поехали дальше, к следующему ужасу. 
А следующий такой: Миша предлагает изнасиловать Лену. Карлица поддерживает, дебилка поддерживает, заика поддерживает – в общем, единогласно. Тащат Лену к железной дороге (Антона нет, я не понял, где он в это время) и насилуют. Т.е. мужской состав этим занимается, а женский снимает на айфон. Кажется, у них не вышло – в смысле, изнасиловать. Я не понял, почему. Отчасти, потому не понял, что отвернул в этом месте голову, мне было неприятно смотреть. Все убегают, Лена, с окровавленным лицом (потому что ей затыкали кляпом рот, а она сопротивлялась), остается лежать  в грязи. 
Как уж она добралась домой, непонятно, ведь, вдобавок ко всему, Миша сломал и сжег ее коляску. Но на следующий день Лена является в школу, потому что это день комиссии. Чтобы после пережитого потрясения ей было до каких-то комиссий и хотелось видеть рожи своих насильников - это тоже неправдоподобно. После такого в психушке месяц как минимум лежат. Но ладно, явилась, могучая. Комиссия во главе с директоршей постановляет, что ей рано в нормальный класс, пусть еще побудет годик к коррекционном. Это тоже непонятно: раньше весь педколлектив  только и думал, как бы от этой бунтарки избавиться. Директорша несколько раз угрожала, что исключит Лену из класса. Неужели она теперь из чистого садизма захотела ее мариновать? 
А конец такой. Мать Лены после отрицательного решения комиссии выходит в коридор, и тут уборщица на нее орет: «Чё вы мне тут пол мажете?» Или что-то такое, я не разобрал, а пересматривать неохота, хватит с меня одного раза. И мать вдруг хватает тряпку, ведро и начинает мыть пол, а потом в истерике кричит: «Я помою, я помою вам... тебе весь коридор, моя дочь тебе... вам тут все вымазала, моя дочь вам тут всем вообще мешает жить!» Такая смесь гнева и рабства. И тут появляется Лена… она идет по коридору, идет собственными ногами! Это такая метафора: Лена – единственный человек из тех, кого мы видели в этом фильме, кто не сломлен, кто не раб, не урод и не идиот. Унижения, которым ее подвергли одноклассники и комиссия, сделали ее еще более сильной, так что она аж встала и пошла! Такой символ непокоренности. Как финальная улыбка Кабирии.
Это очень красиво, как раньше все было очень жестоко. За такую жестокую правдивость и, конечно, за такой красивый символический финал этот фильм, первый игровой фильм Ивана И. Твердовского, получил много всяких призов. Большой успех. А я так считаю, что это фильм-недоразумение, фильм-просчет. Раньше Иван И. находил для своих короткометражек всякие шокирующие аттракционы: в «Собачьем кайфе» подростки душат друг друга ради галлюцинаторных ощущений, в «Словно жду автобуса» парни типа из ПТУ затаскивают девушку  к себе на хату и насилуют, а Твердовский это подробно фиксирует на пленке. Лучше бы милицию вызвал. Но ладно, он же снимал ради правды, жестокий документалист. Люди должны видеть все, все стороны, все факты жизни, как они ни ужасны! И тут дело такое, или ты снимаешь жестокую правду, как девушку насилуют, или зовешь милицию. Искусство требует жертв, в том числе изнасилованных пэтэушниками девушек, ОК. Но «Класс коррекции» - это же не документальный, а игровой фильм, так? Тут уже бесчувственность учителей и детей, изнасилование  и т.п. не говорят сами за себя –  Твердовский все это придумал и срежиссировал. Почему я должен верить, что так в жизни бывает, верить его выдумке? Потому что он очень убедительно все показал? (Он, положим, не очень-то убедительно показал, но допустим). Да как бы ни показал, все равно это не факты: художественное произведение, будь то книга или фильм, не фактологично по определению: по-английски художественная лит-ра называется fiction, фикция. Фикция искусства оправдана тем, что она образ, модель неких явлений более высокого порядка, чем она сама с ее сюжетными потрохами. Документальному фильму быть моделью не то что не обязательно, а противопоказано, он ценен как оттиск реальности, вот и все. Но фильм художественный обязан быть моделью, иначе он просто забавная или занудная небылица. Моделью чего является «Класс коррекции»?Отмороженные существа, которых показывает Твердовский, не дорaстают до образов-моделей, они не психологические типы, как монстры Гоголя или Гойи, - это просто люди с диагнозами. Какие обобщения мы можем сделать из их убогости? Что мир жесток? Что все люди таковы? Но почему мы должны проводить такую  экстраполяцию? Контингент спецшколы  –  еще не все человечество. Будь «Класс коррекции» не игровым, а документальным фильмом, мы бы могли извлечь из фильма вывод, что в России очень плохо поставлено обучение в специализированных школах; что там учат вперемешку детей с физическими и умственными патологиями; что родители не следят за своими проблемными детьми;  что учителям в таких школах не хватает профессионализма; что геттизация детей с особыми проблемами мешает их социализации и т.д. Но из художественного фильма мы таких выводов делать не можем и не должны, это не социологическое исследование "Левада-центра". Правда искусства другого типа, это правда психологическая, как у Толстого, или поэтико-мистическая, как у Гоголя,  или метафизическая, как у  Тарковского...  могут быть еще какие-то варианты, но в любом случае это правда модели, а не натуры. Раз "Класс коррекции" - художественный, а не документальный фильм, в нем тоже должна быть правда по такому типу правды, художественному. В чем, в чем же она? 
Я пишу и чувствую, что как-то хожу по кругу и не могу выразить того, что чувствую, с достаточной ясностью. Виноват в этом не только я, но и вязко-неуловимая мутность проекта Твердовского, зачем-то потратившего на этот раз свои силы не на отражение реальности (документальный фильм) и не на создание модели реальности (художественный фильм), а на имитацию, дубль реальности (непонятно что за фильм). Твердовский - по-моему, неграмотно - решил, что если вместо документального фильма о классе коррекции он сделает фильм с артистами, которые будут изображать учеников такого класса, то выйдет еще круче. Но он нарушил принцип Оккама, гласящий: «Не следует множить сущее без необходимости» (так называемая «бритва Оккама»). 
Сформулирую мои претензии к «Классу коррекции» так коротко, как только могу.  Ахиллесова пята фильма: патологичность персонажей накладывает запрет на художественные обобщения. Вообще говоря, патология в искусстве может быть смысловой и давать простор художественному воображению: например, в «Виридиане» Бунюэля безобразные карлики воплощают толпу, человеческую чернь, а в «Докторе Фаустусе» Томаса Манна сифилис главного героя есть плата дьяволу за гениальность, которой нечистый наделил его. Но стиль фильма Твердовского «под документ» –  это из всех возможных стилей как раз тот, который меньше всего позволяет персонажам «Класса коррекции» быть чем-то сверх них самих, учеников класса коррекции. 1=1. Недоумки = недоумки. Mы наблюдаем за их тупым, жестоким недоумством, не вполне понимая, зачем нам это надо… тем более что это все же поддельные недоумки; мы лишены даже маленькой радости увидеть натуральных недоумков. Нет, лучше бы Твердовский снял документальный фильм о классе коррекции.         

Иван И.Твердовский с призом

Смотреть фильм он-лайн:
 

Написать письмо автору