«Церемония преступления» ("La ceremonie”). 

Режиссер Клод Шаброль. Сценаристы Клод  Шаброль и Каролин Эльяшефф. По роману Рут Ренделл «Правосудие в камне» ("A Judgment in Stone”). Франция-Германия. 1995.

Сюжет. Богатые интеллигентные Лельевры, муж, жена и сын-подросток (взрослая дочь часто наезжает в гости), живут  в красивом доме среди природы. Они нанимают в служанки девушку Софи. Девушка прилежная, но  странноватая. На многие вопросы она отвечает «Не знаю». Катрин Лельевр, хозяйка дома (Жаклин Биссет), разговаривая с ней в первый раз, спрашивает: «Не будете скучать в нашей глуши?» «Не знаю».  Позже Жерар, супруг (Жан-Пьер Кассель), спрашивает: «Вы любите музыку?» «Не знаю». Софи замкнута, но тут не замкнутость: она действительно почти ничего не знает, это сосуд, не наполненный ничем социально-культурным. В старые времена о человеке могли сказать: «святым крестом не просвященный». Софи же совершенно не проникнута обществом, в социальном плане она tabula rasa. Почему так вышло? Всякое бывает – допустим, исключительно черствые, равнодушные родители, удивительно, что дети таких вообще разговаривать начинают. Кроме того, я как в некотором роде профессионал вижу здесь диагноз: синдром Аспергера или легкий, скрытый аутизм: Сандрин Боннэр играет девушку не то что странную, а деревянную. Софи нормально разговаривает, умеет варить, убирать и т.д., но она даже в минимальной степени не наделена эмпатией, способностью чувствовать то, что сейчас чувствуют окружающие, и лишена всякого к ним интереса. Ей нравится сидеть перед телевизором и смотреть музыкальные передачи. Она любит шоколад, любит стеклянные безделушки (привет Лоре Уингфилд из "Стеклянного зверинца" Т. Уильямса). Ментально она осталась на уровне ребенка, но без детской любознательности и потребности в тепле. И еще нечто, крайне важное для этой истории: Софи не умеет читать и тщательно скрывает это.  Вот так, говорить научилась, а читать нет. Если бы Лельевры догадались, что она неграмотна, они бы поняли многие странности ее поведения и, скорее всего, не случилось бы того,  что в конце концов случается. Но они не догадались. Мы, зрители, довольно рано по ходу фильма об этом узнаем, а они нет.

Софи знакомится с местной почтальоншей, молодой женщиной Жанной (Изабель Юппер). Жанна в чем-то противоположна Софи, а в чем-то похожа на нее. Противоположность в том, что Жанна существо невероятно живое, снедаемое любопытством, крайне неравнодушное к происходящему вокруг: для такой лучшей профессии, чем почтальонша, не найти. Социальный заряд Софи равен нулю. Соответствующий заряд Жанны огромен, но отрицателен: она заряжена агрессивным злом. Все на свете имеет какую-то  форму – зло Жанны приняло форму классовой, социально направленной ненависти. На самом же деле она просто сатана в человеческом образе, распираемая желанием все крушить на пути. Общее между Софи и Жанной то, что они обе по-разному отмороженные.

Жанна направляет главный огонь своей завистливой ненависти на благополучных, богатеньких Лельевров. Она многое знает про них, потому что постоянно открывает их почту (потом заклеивает конверты нагло небрежно, чтобы вывести г-на Лельевра из себя: ее поведение иррационально, ей хочется, чтобы он подозревал ее, чтобы в конце концов явился к ней, закричал: «Какое право вы имеете…!» - тогда она упрет руки в боки и скажет ему: «Докажи!» Так оно и получается где-то ближе к концу фильма).

Но для полноты картины Жанне нужно побывать у Лельевров в доме, все обшарить глазом. Для этого она и подружилась с Софи. Казалось бы, как можно с такой, как Софи, подружиться? Но странным образом, это оказывается очень легко. Во-первых, Жанна привлекла Софи как что-то яркое и движущееся. Софи скучно жить с ее пустой, неразмятой, как застывший на холоде пластилин, душой  - а Жанна такая интересная, веселая. Что Жанна веселая, как ведьма на помеле, этого Софи не понимает, да ей и по барабану;  кто-то впервые в жизни мнет ее окаменевший пластилин, ей и приятно. Во-вторых, Жанна закрашивает сплошное белое пятно сознания Софи неким черным пониманием: хозяева лицемеры и жмоты, господин Лельевр развратник, госпожа Лельевр шлюха, их дочь тоже шлюха, сын паразит, и все они вместе постоянно унижают Софи, как же та не понимает! Вежливо разговаривают? Ну конечно, эти снобы не умеют по-простому. Поставили телевизор в ее комнате? Это было куда легче, чем выбросить такое старье на помойку. Дали денежный бонус на Ноэль? Жалкая подачка. До Софи начинает что-то доходить, торичеллиева пустота понемногу заполняется. Не знаю, может быть, мне это только показалось, но ее лицо, вначале постное и никакое, постепенно становится страшноватым, метаморфирует, как лица в фильмах ужасов: удлиняется нос, сильнее проступают желваки.

Лельевры уехали в короткий отпуск, Софи остается на хозяйстве. Жанна тут как тут – наконец-то запорхнула в буржуйское гнездышко! Выдергивает книги с полок (она любит читать), распахивает шкафы, примеряет одежду хозяйки. Тревожно. Добром это не кончится. Подобную тревогу я испытывал на фильме Балабанова «Про уродов и людей», когда уроды вертелись под дверями людских жилищ, пока не проникли в них, чтобы вытеснить или поработить хозяев. Жанна впоследствии еще не раз явится в дом Лельевров, иногда прошмыгивая в комнатушку Софи почти у хозяев под носом: заметь ее Жерар, его бы, наверное, инсульт хватил. Но вот не замечает. В этом есть некий налет жуткого абсурдизма, хотя фильм в целом вполне реалистический.

Жанна – общественница, собирает по домам добрых католиков вещи для бедных. Она и Софи привлекает к приходской благотворительной деятельности. Вот подруги пришли в чей-то дом, там заранее приготовлен мешок с одеждой. И тут Жанна оттягивается по полной - на глазах у пораженных хозяев устраивает шмон, чуть не бросает тряпки из мешка бедным старичкам в лицо: «А худшего рванья вы не могли откопать?» «Мы пожалуемся, пожалуемся кюре!» Жалуйтесь! Не докажете! И вообще мне плевать! (Кюре все-таки положит конец ее хулиганскому волонтерству – ну и подумаешь, зато кайф, который она поймала, еще долго будет греть).

Жанна привыкла делать все, что ей ни захочется, нисколько не боясь. В ее прошлом есть темная история: непонятным образом погибла от огня домашней печи ее четырехлетняя дочь. Суд оправдал мать за недостатком улик. «А ты, на самом-то деле, была виновата?» - спрашивает Софи. «Суд ничего не доказал – значит, не виновата», - смеется Жанна. Но и она кое-что знает про Софи (запомнила прочитанное несколько лет назад   газетное сообщение: она все подобное запоминает!): непонятным образом скоропостижно умер в собственной постели ее отец. «Это ты, на самом деле, отправила его на тот свет?» «Суд ничего не доказал – значит, не я», – хихикает Софи (в первый раз мы видим на ее лице подобие озорной улыбки). Этот обмен вопросами-ответами - своего рода братание (сестрение?)

Но Мелинда все-таки рассказала, и чаша терпения хозяев тоже переполнилась. Но где г-ну Лельевру взять хоть десятую долю той злобы, которая переполняет Софи? Он увольняет ее, но, себе на беду, разрешает побыть в доме еще неделю.  И себе на беду,  г-н Лельевр коллекционирует ружья.  Через пару дней вечером, когда семейство наслаждается «Дон-Жуаном» по ТВ, в гостиную врываются Жанна и Софи...  Кровавая баня. Под музыку Моцарта хозяева и хозяйские чада отправляются на тот свет.

Итак, это был сюжет. Я рассказал его честно. Читателю, надеюсь, все ясно?

Однако это еще не все.  Вы узнали, что в фильме рассказано, но не как показано. 

Показано так, что  Лельевров нисколько не жалко, даже беременную дочь.

У кюре, который правильно изгоняет сатану Жанну из прихода, лошадиная физиономия фрика и педанта.

И даже старички, в лица которым Жанна швыряет одежду, кажутся такими, какими видит их она сама, - парочкой дышащих на ладан ханжей.  

Нет, я не хочу сказать, что Жанна и Софи изображены с симпатией. Но фильм сделан так,  будто виноваты обе стороны.

Да в чем же, господи, Лельевры-то виноваты?

Остается лишь догадываться. Или посмотреть на это семейство злобно-пристрастными глазами Жанны.

Они виноваты, потому что богатые. Потому что были всего лишь вежливы, предупредительны, аристократически корректны с Софи, вместо того чтобы проникнуть в самую ее душу благодатными лучами участия и растопить эту отмороженную душу. Потому что лопают деликатесы, когда у Жанны в холодильнике шаром покати. (Это показано Шабролем в монтажный стык. Жанна говорит пришедшей к ней в гости Софи: «Черт возьми, в доме ни крошки еды!» - и затем идет фарфоровая супница на столе Лельевров). Потому что г-н Лельевр с жиру бесится, оружие коллекционирует (не делал бы этого, остался бы жив). Потому что он занудный: все уши дочери прожужжал напоминаниями о контрацептивах. Потому что г-жа Лельевр слишком красивая и смотрит эротическую сцену в фильме по ТВ с явным интересом (правильно про нее Жанна говорила: шлюха, видно, еще та!). Потому что г-н Лельевр машет рукой в такт божественному моцартовскому "Дон-Жуану", а Софи чуть покачивает головой в ритм телевизионной попсе. 

Правда, Мелинда предложила Софи позаниматься с нею грамотой. Но это ничего не значит: поздно предложила, и вообще яблоко от яблони недалеко падает.

Правда, именно предложение Мелинды и разверзло ад в душе Софи. Но это ведь уже после того, как Жанна наполнила ее ядом. Надо было раньше, надо было сразу.

Но можно ли утверждать, что «сразу» было бы не то же самое? Ведь Софи еще до начала фильма убила отца. Ну да, но надо еще разобраться, что это за отец был. И Жанна, кстати, тоже не стала бы убивать дочь, если бы у нее нашлись деньги на аборт. (Узнав от Софи, что Мелинда беременна, она говорит: «Ну, у этой не будет проблем ни с абортом, ни с ребенком, если гаденыш родится»).

Как ни поверни, Лельевры фильма и мира кругом виноваты. 

В своей недавней статье «Деструктивные мемы» Юлия Латынина пишет: «В принципе эту идеологию можно сформулировать так. Победители <…> всегда являются виноватыми, а проигравшие всегда являются пострадавшими. Это как если бы на спортивных соревнованиях победителю отрезали ноги и раздавали по кусочку мяса всем, кто не бегал. И объясняли: это победитель виноват в том, что они не умеют бегать. Победитель всегда виноват. Это основополагающий принцип современной западной леволиберальной идеологии».

И не только западной, и не только современной, а всякой. Но есть разница между тем, как лучший русский адвокат защищал Веру Засулич, попытавшуюся убить человека, которого она считала плохим, и как Шаброль защищает двух своих отмороженных. Адвокат Засулич делал это горячо: интеллигентные люди 19 века еще были идеалистами, они верили в возможность рая на земле и поэтому считали, что тех, кто пытается ускорить наступление рая, даже с кровавыми руками, надо защищать. Шаброль ни во что такое не верит, он наводит тень на плетень, превращая триллер Рут Ренделл (где «буржуи» показаны вполне сочувственно) в драму о социальной несправедливости и внося в свой фильм моральную амбивалентность чисто ради эпатажа и левачества. Он, как бы в полушутку, назвал эту картину «последним марксистским фильмом». Но какой из Шаброля левак, какой марксист? «Церемония» снята 65-летним состоятельным человеком, фильм имел большой кассовый успех, получил множество призов на всяких расфуфыренных кинофестивалях и принес  его создателю много новых денег.

P.S. На этот фильм возможны другие точки зрения. Если я достаточно ясно выразил то, что хотел, читатель не должен сомневаться, что другие точки зрения еще как возможны! Вот подборка русских отзывов на "Церемонию":

http://www.kievrus.com.ua/c-retsenzii/44260-recenzyy-y-otzivi-na-fylm-ceremonyya-prestuplenyya-.html 

<iframe src="http://vk.com/video_ext.php?oid=-44587997&id=167385075&hash=98ed846e55e1f40f&hd=1" width="607" height="360" frameborder="0"></iframe>