Сергей (арт. Валентин Попов), герой фильма Марлена Хуциева по сценарию Геннадия Шпаликова "Мне двадцать лет" ("Застава Ильича"), три месяца назад вернулся из армии домой в Москву. Он только осваивается "на гражданке". У него есть хорошие друзья, но еще нет подруги. Он случайно знакомится с девушкой. Эта девушка, Наташа, приводит его к себе. Наверное, в эту ночь Сергей стал мужчиной. Раннее утро. Сергей просыпается, подходит к окну. Пока оба спали, выпал первый снег, он покрыл землю, крыши - всю видимую Сергею из окна Москву. Мы чувствуем, что Сергею хочется уйти, хочется как бы смыть свежестью снежного утра память о "грехопадении", о мужском опыте, который был необходим ему, но о котором ему теперь хочется поскорей забыть. Девушка, с которой он переспал, не "путана", у нее милое чистое лицо. "А я сегодня не работаю, у меня выходной..." Сергей нравится ей, она хотела бы, чтобы он остался. "Я должен идти". В твердости Сергея можно было бы усмотреть жестокость, эгоизм, но в реальности эпизода такого ощущения у зрителей не возникает. Мы понимаем, что это скорее чувство стыда заставляет Сергея спешить: легче было сойтись с девушкой в темноте, чем при свете утра смотреть в глаза и разговаривать с той, с которой знаком теперь так близко - и по-прежнему почти незнаком.

Сергей опрометью срывается вниз по этажам. Он идет по двору, оставляя темные следы на его белом покрывале. Падает легкий снег. Вот Сергей вышел на широкую улицу. Зима! Уже елку кто-то таранит!

Этот эпизод поэтичен, как вообще кино Хуциева и Шпаликова. Но поэтичность, характерная для них обоих, чужда символов и метафор. Поэтическое ненавязчиво и неощутимо вырастает из самой органики, пластики обыденного, которую им, как, пожалуй, никому другому в советском кино, удавалось передать на экране. Грубо и примитивно расшифровывать: вот, шаги Сергея по первому снегу - это как его потерянное целомудрие. Продолжающий падать снег, заносящий следы, - это забвение, которым быстро покрывается его случайная безлюбовная связь. Да, что-то такое есть: резкое изменение времени года как параллель внезапно пришедшего к герою возмужания, избавление при свете дня от ночного морока "физиологической" любви, бегство от случайной и фальшивой связи в понятный мир будничного рабочего утра... Но все это пролетает в душе зрителя не как последовательность А Б С D, a так, как бывает при чтении настоящих стихов: все разом, в едином комплексе чувств, который трудно и даже неприятно раскладывать по полочкам, чем "по долгу службы" занимаюсь сейчас я.

Если кино Хуциева и Шпаликова поэзия - то это поэзия в духе хокку или танка, где даже самые высокие духовные откровения (эпифании) рождаются из соединения простых, вполне материальных и представленных в их естественной связи компонентов, - но отчего-то производящего действие магическое.
Набравшись дерзости, пишу: