Дорогие товарищи! Поздравляю с Международным днем смеха и, простите за выражение, юмора.  Хотя я сам смеяться не люблю и вам не рекомендую. Многие смеялись… и  где они сейчас? А я вот не смеялся и жив-здоров. Сегодня у нас на повестке дня две художественные кинокартины, приуроченные, так сказать: «Шуточка» и «Насмешка».  Уже слышу в зале неуместные хи-хи.  Вот этого не надо! Я вам не клоун какой-нибудь, а киновед. Так что попрошу отнестись со всей серьезностью.   Слово по первому фильму предоставляется мне.

«Шуточка».  Режиссеры Смирнов Андрей и Яшин Борис. По рассказу Чехова А.П. 1966 год.

Что ж, картина неплохая. К достоинствам ее можно отнести то, что она короткометражная. На полнометражных  я, грешным делом, засыпаю на плече моей уважаемой супруги. Молодые режиссеры засняли в главных, а фактически, во всех ролях, молодых исполнителей Никиту Михалкова (Никиту Сергеича всякий знает) и Нонну Терентьеву (в девичестве Новося́длову; 15 февраля 1942, Баку, Азербайджанская ССР, СССР — 8 марта 1996, Москва, Россия). Это правильно, талантливую молодежь надо продвигать. Но это еще не все. Главная заслуга  постановщиков данного кинофильма в том, что они отнеслись к своей задаче со всей серьезностью.  Чтобы вы меня лучше поняли, предлагаю ознакомиться  с некоторыми данными по данному рассказу:

Дата создания: 1886, опубл.: «Сверчок», 1886, № 10, 12 марта (ценз. разр. 8 марта), стр. 74—78. Подпись: Человек без селезенки.

Как вы могли убедиться, товарищи, рассматриваемый рассказ относится к еще не серьезному периоду  творчества Антона нашего Павловича, о чем свидетельствует сама подпись. Ну что это, понимаешь? Впоследствии  писатель, осознав, что он классик, отказался от подобных фокусов и стал подписываться без, так ссать, дураков: Чехов А.П. Анализ рассказа показывает, что это, по сути дела, не рассказ, а так, чепуха, стихотворение какое-то в прозе. Товарищ Сталин метко выразился о некоторых людях: «Ни в городе Богдан, ни в селе Селифан». То же самое можно сказать об этой, извините, «Шуточке».  Проза, я считаю, должна быть прозой, а стихи стихами. А так ни рыба ни мясо.  Что подтверждается самим сюжетом. Молодой человек катается с барышней на санках с горки и еле слышно шепчет ей на ушко: «Я люблю вас, Надя!» Девушка  в сомнении: то ли это ветер свистит, а она принимает звук атмосферного явления за слова, которые ей, как любой барышне, хотелось бы услышать, то ли молодой человек действительно сделал весьма обязывающее заявление. Потом они по ее просьбе повторяют съезд еще несколько раз, и опять молодой человек безответственно морочит девушке голову. Через несколько дней барышня приходит к горке одна, чтобы провести следственный, так ссать, эксперимент: если она скатится и никаких слов не услышит, следовательно, признание действительно имело место, если же услышит, то увы... А молодой человек тем временем подглядывает из-за дерева и тихонько хихикает. Вы понимаете, товарищи: в реальной жизни такого быть не могло, ну не стала бы девушка, даже последняя дура, ходить и проверять, тем более что, согласно тексту, она трусиха и сама с этой горки ни за что бы не съехала. И этот господин не оказался бы случайно в нужное время в нужном месте, это совершенно неправдоподобно. Перед нами явные стихи в прозе – пример безответственного еще, легкомысленного отношения Чехова к своему художественному слову. Впоследствии Антон Павлович осознал свою ошибку и, прислушавшись к  мудрому предупреждению великого пролетарского писателя Максима Горького: «С художника спросится!» - создал такие социально острые вещи, как «Мужики», «В овраге», «Палата N6» и другие. Перейдем теперь к экранизации. Если бы товарищи Смирнов и Яшин пошли на поводу у «человека без селезенки», они бы сделали свою картину стилизованной, что соответствовало бы жанру стихов в прозе, о котором мною было указано. Или они бы вообще решили свою картину в легковесном жанре мультипликации. Но Смирнов и Яшин, несмотря на свою молодость, художники уже совсем другой, более передовой эпохи. Поэтому они сняли картину на полном серьезе, превратив «Шуточку» в произведение ну пусть не социалистического, так критического реализма. Вот эта барышня, спотыкаясь, бредет сквозь снега к горке, опасливо садится в большие железные сани, с риском для жизни совершает спуск, а потом радостно улыбается: ветер, мол, ничего не нашептал, он меня любит! Эта обманутая улыбка, товарищи, заставляет вспомнить финал кинокартины прогрессивного итальянского режиссера  Эф. Феллини «Ночи Кабирии», в котором униженная и оскорбленная одноименная героиня тоже улыбалась. И наши сердца наполняются негодованием к этому хихикающему из-за дерева барчуку и ненавистью к тому строю, при котором мужчина мог так насмехаться над слабым, извините, полом! Молодцы товарищи Смирнов и Яшин! Классик классиком, а советские художники должны относиться к культурному наследию критически, рациональные зерна сохранять, а всякую шелуху отсеивать. Сказав это,  я тем самым выразил уверенность, что названные товарищи сняли свою картину с такой нешуточной серьезностью сознательно. Мою уверенность подкрепляет и выбор актера для закадрового голоса: это Андрей Попов, довольно мрачный человек, который читает легкий, как, простите, снежинки, текст рассказа не закадровым, а замогильным, хе-хе, голосом: «А мне теперь, когда я стал старше, уже непонятно, зачем я говорил те слова, для чего шутил…»  Если бы молодые режиссеры, повторяю, пошли за молодым Чеховым,  они бы, естественно, поручили читать за автора Михалкову. Но наша советская молодежь умнеет быстрее, чем дореволюционная. Смирнов и Яшин правильно решили, что текст должен произносить этакий полумертвый дядя Ваня: жизнь, мол, прошла мимо. А куда еще она могла пройти при таком ужасном строе? По второму фильму слово имеет директор-распорядитель сайта «Фрагменты» товарищ Бакис.

N2. «Насмешка». («Ridicule»). Режиссер Патрис Леконт. Сценаристы Реми Уотерхаус, Мишель Фесслер, Эрик Вико.    

Прогрессивный маркиз Монпасье, или как его там, приезжает из захолустья в Париж, надеясь получить аудиенцию у Людовика ХVI. Он хочет представить королю свой проект осушения болот: крестьяне, которыми маркиз заведует, мрут, как мухи, от малярии. Но встретиться с королем практически невозможно: этого желают лица поважней провинциального маркиза, да и тем приходится использовать  хитрые уловки и мощные связи. Впрочем, есть  путь, идя по которому, у всех, желающих предстать перед Его Величеством, шансы равны. Это путь остроумия. Король повернут на всяческих играх ума - афоризмах, парадоксах, максимах и т.п. – как, помните, герцог-Броневой из захаровского «Мюнхгаузена» был повернут на портняжном деле.  Человека, проявившего незаурядное остроумие, король готов принять вне порядка живой очереди. Надо ли удивляться, что Париж тоже помешался на остроумии? Удачная шутка делает карьеру, неудачная губит ее. Статус зависит от bon mot, престиж определяется esprit. Пикантный намек может вознести на пик славы. Остроумие заменяет сексапильность: первые красавицы двора захотели в постель не жеребцов, а хохмачей; неспособность ответить на колкость равносильна импотенции. Шутка, повсюду спрос на блестящую шутку! Но только не каламбур, только не каламбур. Его Величество считает каламбур шуткой самого вульгарного пошиба! Весь Париж шутит, но, боже упаси, не каламбурит. Наш маркиз, к счастью, - о-о! - оччень остроумен, весть о нем долетела до Версаля. Он удостоен аудиенции и доложил Его Величеству свой проект (конечно, сначала он подтвердил свою репутацию остряка, выдав на ходу сногсшибательную шутку). Людовик отреагировал благосклонно: «Обратитесь к моему министру земельного благоустройства». Ура, дело на мази. Но не все так просто. Своим провинциальным прямодушием маркиз, как Д'Артаньян, нажил себе в Париже кучу врагов. Своим искрящимся остроумием  он зажег уйму душ завистью. К тому же наш маркиз, на свою голову, пренебрег прелестями герцогини Бламанже, или как ее там (Фанни Ардан). То есть не совсем пренебрег, пару раз не пренебрег, но потом… короче, не сложилось у Монпасье с Бламанже. Берегитесь, маркиз! Герцогиня де Бламанже не ценит, когда ее любят, а потом изменят! А у нее важные половые связи при дворе! Понятно, встреча с земельным министром летит коту под хвост. А потом на балу-маскараде маркизу ставят коварную подножку. В самом прямом смысле! Бламанжиха приглашает его на гавот и делает ему подсечку, что твой мастер спорта по дзюдо Путин. Маркиз грохнулся на паркет. Позор! Поскользнуться на гавоте на паркете – все равно что скаламбурить, даже хуже! «Ха-ха! - хохочут маски, - ха-ха-ха!» А какой-то остряк-самоучка тут же ввернул: «Вероятно, этот месье пожелал отправиться в гости к антиподам!» «Ха-ха-ха! Кто же вы, месье Антипод? Снимите маску, чтоб мы полюбовались на вас!» И что вы думаете, маркиз сбрасывает маску. И, как Чацкий, как мистер Икс из оперетты Кальмана, он швыряет в эту придворную чернь монолог, облитый кровью сердца и желчью печени: «Вы цените только шутку, но ваши шутки ядовиты, как укус скорпиона! Вы все погрязли в интригах, блин! Вон из Парижа, бегу не оглянусь искать по свету…» Разочарованный, но постигший, что от короля помощи хрен дождешься; что двор прогнил почище его болот;  что самое шикарное бонмо - дерьмо перед простым словом доброй деревенской Серполетты, или как ее там,  - он возвращается в свои болота малярийные и берется вместе с Серполеттой этой самой осушать болота эти самые. 
«Насмешка», фильм об остроумии, топорен, как колун, я ума не приложу, за какие такие достоинства он нахватал кучу призов. Но дело не в этом. Я сказал, что король Людовик ХVI сдвинут на остроумии, как герцог Броневой на моде. Это не совсем точно. Герцог – выдумка Григория Горина, а сдвиг Людовика на остроумии – исторический факт. Мало того – Франция до сих пор сдвинута на остроумии. Вот что пишет по этому поводу американская журналистка Памела Дракерман, прожившая во Франции несколько лет («Нью-Йорк Таймс» от 6 марта 2015 г., статья «Расшифровывая разговорные коды»). Вспомнив для затравки о том же фильме «Насмешка», Дракерман продолжает:
«Конечно, Франция слегка изменилась со времен Версаля. Но многие разговоры, которые вы слышите сегодня в Париже, становятся понятнее, если до вас уже дошло, что все эти люди до смерти боятся  стать объектами насмешки. Когда моя дочь пожаловалась, кто какой-то мальчишка обозвал ее на переменке, я посоветовала ей забыть об этом. Она ответила, что так не годится: чтобы спасти лицо, она должна придумать, как унизить мальчишку в ответ. Французских детей с пеленок учат искусству вербального унижения. Мы, американцы, умиляемся самому наивно-глупому высказыванию своего чада, стремясь этим повысить его самоуважение. Родители-французы, особенно из прослойки среднего класса, приучают детей выражаться кратко и остроумно, так, чтобы их нельзя было не слушать. Парижане, и тем более парижские интеллектуалы, ставят искусство разговора особенно высоко. Но на любом местном канале французского ТВ есть передача, в которой одетые с иголочки молодые люди битый час сидят и просто обмениваются колкостями. Каждый раз, когда мне приходится брать слово на родительском собрании, политической сходке, светской тусовке или встрече членов жилищного кооператива,  я наталкиваюсь на чье-то явное желание показать мне, что я дура. Канадец Жан-Бенуа Надо, который написал готовящуюся сейчас к выходу книгу о французском речевом этикете, сказал мне: «Французы слишком часто говорят «нет» или «это совершенно невозможно» не оттого, что они упрямы или узколобы, а из боязни в случае продолжения разговора опозориться, обнаружив свою некомпетентность». Ты можешь поднять забрало остроумия и показать свое истинное лицо только тем, кому полностью доверяешь. (Я думаю, что французская помешанность на «privacy» происходит от желания выгородить для себя зону, где тебе не грозит унижение). Даже в кругу друзей быть скучным граничит с преступлением. Одна французская деловая дама сказала мне, что ее заповеди застольной беседы таковы: ни слова о детях; о работе; о домашних проблемах. Желательно, чтобы твои высказывания носили провокативный характер. «Ты должна, в некотором смысле, говорить низости. И ты должна выказывать некоторую ранимость в ответ на чьи-то низости, иначе твоим собеседникам, опять-таки, будет с тобой скучно». Господи, с каким же облегчением, после беспощадного напора французского остроумия, я разговариваю «со своими», с янки, которым никакой мой вопрос не покажется идиотским, и я могу поддерживать разговор, согласно кивая головой или поддакивая, не боясь ……………
-  Что-то вы, товарищ Бакис, чересчур увлеклись цитированием. Нехорошо. И тем более нехорошо, потеряв всякое чувство меры, апологетически цитировать буржуазную прессу!
Вы правы, Серафим Иванович. Виноват. С 1-м апреля вас, дорогие друзья сайта «Фрагменты»!  

Борис Яшин

Патрис Леконт 

Смотреть фильм "Шуточка" он-лайн:

Смотреть фильм "Насмешка" он-лайн:

Написать письмо автору