Новый фрагмент
Главная » Новые фрагменты » Разное |
Фильм о Вере Пановой Этому юбилею был посвящен выпуск телевизионной программы «Наблюдатель» от 2 апреля. Вел передачу Андрей Максимов. У Максимова, когда обсуждается какой-нибудь положительно окрашенный деятель культуры эпохи совка, всегда некий дискурс удивления: «А как же Х мог при Сталине такое написать?» «А как же Y с его умом мог не понимать? Или он делал вид, что не понимал?» «А как же Z с ее обнаженной душой могла все это перенести и дожить до глубокой старости?» В данном случае он, подобным же образом изображая из себя наивную гимназистку, спросил: «Как же Вера Федоровна, у которой Сталин убил мужа, могла сохранять советские убеждения? Или она притворялась? Но все равно, я не представляю, как она могла принимать эти бесчисленные Сталинские премии фактически из рук палача». Ах-ах-ах! Кинорежиссер Юлий Файт, один из участников передачи, попытался было вякнуть: «Но точно так же все тогда…» Максимов твердо прервал его: «Мы сейчас говорим о Пановой». Если бы речь шла о Рихтере у которого чекисты убили отца, или об Ольге Берггольц, у которой они убили мужа, или о множестве других талантливых и умных людей, у которых тоже кого-то убили или допустим, никого не убили, но все равно они прекрасно понимали, в какой стране живут, и тем не менее в меру славили эту страну и радовались, когда их награждали за это Сталинскими премиями, - Максимов тоже перебил бы: «Сейчас речь не о всех, а о таком-то». Потому что если не притворяться, будто ты не понимаешь, что всем, в том числе очень умным и талантливым людям, хотелось жить; если не настраивать свои передачи на фальшивую ноту деланного удивления, - тогда придется искать другую, верную ноту, - а поди еще ее найди. А на фальшивой ноте все получается гладко, красиво и мелодраматично: «Замечательная бедная Вера Панова, какая у нее была трагическая жизнь!» Да никакая не трагическая, а такая же, как у всех. Жизнь с учетом предлагаемых обстоятельств – куда от них денешься? Вот Андрей Максимов, если бы попал в 1952-й год, он бы, конечно, не выдержал, умер молодым от разрыва сердца или вышел на площадь и закричал: «Да прекратите же этот оголтелый антисемитизм!» Пиф-паф! Но взрослые люди, жившие тогда, были не такие смелые и совестливые, как он, они молчали в тряпочку и выжили. Второй интересный вопрос, обсуждавшийся на передаче (и конечно, связанный с первым), был такой: «Насколько правдиво творчество Пановой?» Иначе говоря, много ли она врала? Участники пришли к такому консенсусу: не очень много – в среднем, меньше, чем большинство писателей - ее современников. Но и не говорила всю правду. То есть ее художественный мир – это мир неполной, маленькой правды, который как бы окружен забором, не допускающим туда бОльшую, БольшУю правду. Но мне хочется защитить Панову, которой я зачитывался на заре туманной юности. Я думаю, к ее творчеству применима другая модель. Да, она говорила маленькую правду, но забор, которым она огородилась, не допускал в ее книги ложь. Она говорила только то, что можно было сказать, - но благодаря своему таланту ей удавалось выбирать из разрешенного то, что не являлось ложью. Вы скажете: да никакой правды нельзя было тогда сказать, все было проникнуто ложью! А вот нет. Не все так просто. Допустим, некая уродливая система приспособилась дышать не кислородом, а углекислым газом. Но все равно ей нужна хоть чуточка кислорода, иначе она задохнется. Так уж устроен мир – и в этом его спасение, - что, при любых раскладах, он на полной лжи все-таки не может существовать слишком долго. Советская власть просуществовала достаточно долго, потому что, в отличие от 3-го Рейха, все-таки допускала какую-то дозу правды. Сталин давал премии своего имени всяким павленкам и бабаевским за то, что они бесстыже врали, - а Пановой он давал их за то, что она не врала. Сталин любил читать, и я думаю, что в «Кавалере Золотой звезды» Бабаевского он перелистал первых две страницы, дал распоряжение, чтобы тому, хрен с ним, кинули очередную премию, и после этого с удовольствием углубился в «Спутников» или «Кружилиху» и читал до поздней ночи… то есть до полудня (ведь он спал днем). Он читал и еле сдерживал слезы: из книг Пановой явствовало, что совок – все-таки нормальная, человеческая страна. А говорят – ведь он знает, что так говорят! – будто он превратил страну в ад. Да какой же ад, если вон герои Пановой живут с тем же набором человеческих радостей и горестей, что и все люди на свете. Бабаевский тоже пишет, что советские люди по-человечески живут, но от каждой его строчки почему-то воняет. А Панова, он нюхом чувствует, она правду пишет! Тут могут раздаться голоса: «Значит, Панова еще хуже, чем Бабаевский! То, что нравится сатане, не может быть божеским». На это я могу лишь ответить: не все так линейно; жизнь сложна. См. мое соображение о потребности любой вонючей, но кое-как живой системы в некотором объеме кислорода. Кроме того, хочу добавить нечто важное. Панова говорила маленькую правду? Но надо еще разобраться, что значит «маленькая». Человек, который ежедневно нормально питается, если он захотел, чтобы вкусовые рецепторы его неба возликовали, идет в классный ресторан. Житель мегаполиса, если хочет побаловать свои легкие, отправляется в лес или в горы. Но в блокаду ленинградцы ловили от куска ржавого хлеба кайф, которого француз не словит ни от какого круассана. Матрос затонувшей подлодки, припав к щели, откуда еще проникает воздух, ощущает эйфорию, которой мы не ощутим ни в каком сосновом лесу. Кафка или Феллини порождали в душах воспринимателей их искусства (тех, кто способен был его воспринимать) потрясающие эстетические эффекты. Но кто доказал, что рассказ Пановой «Сережа» 1955 года порождал в душах советских читателей меньший эффект? Кто может измерить? Рай в «Божественной комедии» грандиознее, чем совхоз в «Сереже», - но совки сравнивали совхоз Пановой не с дантовским раем, а с колхозом Бабаевского. И они воспринимали маленькую правду Пановой как большую. Кто-то скажет: эти несчастные слепцы не подозревали, как они обделены, совхоз из «Сережи» - рай для бедных, мир книг Пановой – душный китайский мир позднего сталинизма. Нет, извините: рай есть рай, рая второго сорта не бывает. (Я помню, с каким упоением моя мама читала «Спутников» в «Роман-газете». Это издание выходило миллионными тиражами, в нем печатались все советские «бестселлеры». Мама как врач восхищалась, кроме всего прочего, правдивостью медицинского аспекта книги). Точно так же не бывает маленькой и большой правды: правда есть правда, среди океана лжи даже капелька ее живительна. Вот пример. В романе «Времена года» (1953 г.; 2-я редакция – 1956 г. Анатолий Эфрос поставил по этому роману незабываемый фильм «Високосный год») есть персонаж по фамилии Борташевич. Это начальник торгового главка, в конце романа оказывается, что он был взяточником и вообще крупно проворовался. У Борташевича замечательные сын и дочь, которые восприняли весть, что их отец вор, как гром с ясного неба. Они боготворили его, и не потому, что он умел ловко притворяться – нет, он действительно был прекрасным, добрым отцом и учил детей только хорошему. Почему же Борташевич, прошедший войну как герой, член партии, вообще человек с явным наличием внутренней моральной шкалы, брал взятки, воровал у государства? А скажите мне, дорогие читатели, почему в Советском Союзе брали взятки те, от кого этого совсем нельзя было ожидать? Необъяснимо. Загадка. Панова не стала под занавес развенчивать Борташевича и не попыталась как-то объяснить, почему он «разложился», - а ведь она легко могла бы в советском духе показать, как неплохого вроде человека сгубила алчность, слабость к слабому полу или крепким напиткам и т.п. Ей ничего не стоило бы изобразить, как он сползал по наклонной плоскости и погрязал в болоте родимых пятен капитализма. Но превратилась бы от этого «маленькая» правда «Времен года» в большую? Я думаю, наоборот. «О чем невозможно говорить, о том следует молчать» (Витгенштейн). То, что невозможно разгадать, не надо и пытаться разгадывать. «Человеческое, слишком человеческое» (Ф.Ницше) – вот и вся разгадка. Странным образом, в этом отказе от объяснения проявились и реализм, и человечность Пановой. Ведь что такое гуманизм? Это не только милосердие, доброта, но и признание того, что человек принципиально необъясним. Для Павленко, Бубеннова, Сурова, Первенцева, Бабаевского, Семушкина, Лаптева и даже для Фадеева, который считался глубоким психологом в традиции Льва Толстого, никаких загадок в человеке не оставалось. И на этом, пожалуй, можно поставить точку. Человечность, как беременность, не бывает частичной. Панова человечна, и поэтому она как писательница не нуждается в снисходительных скидках на время и место.
Выпуск передачи "Наблюдатель" от 2 апреля, посвященный
100-летию со дня рождения Веры Пановой
По вопросам приобретения книги С. Бакиса «Допотопное кино»
можно обратиться по тел.: +38(067) 266 0390 (Леонид, Киев).
или написать по адресу: bakino.at.ua@gmail.com Уважаемые посетители сайта!
Чтобы оставить комментарий (вместо того, чтобы тщетно пытаться это сделать немедленно по прочтении текста: тщетно, потому что, пока вы читаете, проклятый «антироботный» код успевает устареть), надо закрыть страницу с текстом, т.е. выйти на главную страницу, а затем опять вернуться на страницу с текстом (или нажать F5).
Тогда комментарий поставится! Надеюсь, что после этого разъяснения у меня, автора, наконец-то установится с вами, читателями, обратная связь – писать без нее мне тоскливо.
С.Бакис
| |
Просмотров: 917 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0 | |