Телепередача на московской студии радиостанции "Свобода".
Ведущая Елена Рыковцева. 17 сентября 2015. Участники: Аза Бабаян и Иван Толстой. В передачу включен видеофрагмент лекции Дм. Быкова о Довлатове.

Я все больше теряю меру. Мне хочется говорить о том, что меня заинтересовало, без учета того, что это, может быть, не заинтересует никого другого. А даже если заинтересует, меня трудно будет понять: для этого надо было бы внимательно посмотреть передачу, о которой пойдет речь, внимательно прочитать меня, сличить то и другое... Морока. Кому она нужна, у кого есть на это время? Я злоупотребляю тем слабым интересом, который проявляют ко мне посетители сайта, рискуя окончательно истощить кредит их терпения. Но что поделаешь, если мне интересно писать только о том, что мне интересно, а о том, что мне неинтересно, мне писать неинтересно.
Итак, Быков в недавнем своем выступлении сказал, что он считает славу Довлатова незаслуженной, дутой. Я слышал из его выступления только то, что показали в передаче на "Свободе". Но, мне кажется, я понял, что Быков имел в виду. Я перескажу это, не придерживаясь точно его слов, не цитируя, а свободно интерпретируя. Быков в этом фрагменте говорил минуты 3-4, а если прочитать вслух то, что я сейчас напишу, это, наверное, займет вдвое дольше. Я, может быть, развиваю, расширяю мысли Быкова. Не буду в дальнейшем все время повторять: "Быков сказал, Быков считает". Вынесем за скобки, что это Быков сказал, а я истолковал.
Тезис: Невероятная популярность Довлатова объясняется следующим: он льстит читателям, и льстит в двух отношениях.
Отношение N1. Довлатов льстит читателям тем, что он с неким романтизмом представляет такой стиль жизни и способ существования, в которых, в сущности, нет ничего романтического. Он - или лирический "alter ego" его прозы - предстает человеком пьющим, изменяющим жене, необязательным по части исполнения родительского долга, лишенным внутренней самодисциплины, с неясными и непостоянными источниками дохода. Кроме того, внешне невозмутимый и добродушный, он на самом деле злоязычен: ради красного словца он не пощадит репутации друга, может растрезвонить о нем такое, о чем приличный человек, если его пустили по-дружески в чужой дом, распространяться не станет. К тому же его истории чаще всего просто выдумки, байки. В общем, это человек шаткой морали, полубомж.
Это объективно, т.е. если смотреть на него так, как в повести Чехова "Дуэль" смотрел на Лаевского его ярый недруг фон Корен. Или, в крайнем случае, если смотреть на него с той мерой сострадательного ужаса, с какой смотрел на героя (антигероя) "Утиной охоты" Зилова Александр Вампилов.
Да, но вся штука  том, что Довлатов смотрит на самого себя пусть с некоторой иронией, но и с несомненной симпатией. Не говоря об этом прямым текстом, он оправдывает бардачность своей жизни тем, что лучше быть пьяницей и блядуном, чем совком. Бардачность как протест против комуняк. Впрочем, если бы даже Довлатов родился  в Америке, стране, где никто, в общем-то, тебя не гнобит и не мешает тебе "жить не по лжи", он все равно мог бы остаться писателем той же темы и послания, каким был в России (конечно, на американский лад), и был бы, возможно, не менее популярен. Но спрашивается: протестом против чего являлась бы его бардачность в Америке? Она была бы протестом против истеблишмента, против общественного лицемерия, против душных рамок, которые любое, не только тоталитарное, общество неизбежно накладывает на индивидуума. Для того, чтобы тексты Довлатова звучали в таком регистре, ему не надо было бы ничего менять в них: бардачный анархизм Довлатова исходно направлен  как против конкретного общества (совка), так и против общества как такового. Тихое нехлюйское бунтарство Довлатова как антисоциально, так и экзистенциально.
Значит, читая Довлатова, лаевские и зиловы могут находить утешение, они могут укрепляться в своей не очень твердой вере, что идут кривой, наклонной, но правильной и красивой дорожкой. Срач нашей жизни красивее мещанского уюта сраных совковых конформистов, да!  Обаяние, чувство юмора, талантливость и интеллигентное происхождение довлатовского героя еще больше  успокаивают бомжей: если такому великолепному Сереже не западло так жить, нам остается только поставить его впереди нашей разухабистой колонны и без колебаний идти с ним к ранней смерти от цирроза печени!
На это им можно было бы ответить словами, извините, Николая Островского: "Жизнь дается человеку только один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно..." Если же кому-то Павка Корчагин не по душе, то можно процитировать Окуджаву: "Из грехов нашей родины вечной не сотворить бы кумира себе". Но уместнее всего процитировать из письма Чехова брату Николаю:
«…Воспитанные люди, по моему мнению, должны удовлетворять след<ующим> условиям:
5) Они не уничижают себя с тою целью, чтобы вызвать в другом сочувствие. Они не играют на струнах чужих душ, чтоб в ответ им вздыхали и нянчились с ними. Они не говорят: «Меня не понимают!» или: «Я разменялся на мелкую монету! Я б<...>!!.», потому что всё это бьет на дешевый эффект, пошло, старо, фальшиво...
7) Если они имеют в себе талант, то уважают его. Они жертвуют для него покоем, женщинами, вином, суетой... Они горды своим талантом…
8) Они воспитывают в себе эстетику. Они не могут уснуть в одежде, видеть на стене щели с клопами, дышать дрянным воздухом, шагать по оплеванному полу, питаться из керосинки. Они стараются возможно укротить и облагородить половой инстинкт... Им нужны от женщины не постель, не лошадиный пот, <...> не ум, выражающийся в уменье надуть фальшивой беременностью и лгать без устали... Им, особливо художникам, нужны свежесть, изящество, человечность, способность быть не <...>, а матерью... Они не трескают походя водку, не нюхают шкафов, ибо они знают, что они не свиньи. Пьют они только, когда свободны, при случае... Ибо им нужна mens sana in corpore sano.
Тут нужны беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля... Тут дорог каждый час..."
Из этого письма следует вывод, что, если по Чехову, так срач внутренний и внешний - никакая не красота, а просто невоспитанность, жлобство, и нечего  тут романтические турусы разводить.
Отношение N2.  Самолюбию читателей Довлатова льстит не только образ его лирического героя, но и само чтение Довлатова. Дело в том, что благодаря культу Довлатова, который создали Генис, Арьев и другие его близкие и псевдо-близкие друзья  - создали не без пользы для самих себя: сотвори кумира и всю жизнь грейся в лучах его славы! - благодаря этому те, кто читает его симпатичную, прикольную, легкую для усвоения и, в сущности, очень простую прозу, могут воображать, что они наконец обретаются в верхах мировой культуры. Чехова, допустим, они не читают, но ведь Генис and Co неопровержимо доказали, что Довлатов - это Чехов наших дней. Те же краткость, недосказанность (understatement по-английски, за который Чехова так любят англосаксы), мягкий юмор, грусть по напрасно вянущей жизни, человечность, нелюбовь к морализаторству, нежелание выносить по поводу поступков людей резкие суждения...
Но я недаром привел такую длинную цитату из Антона Павловича. Дух Чехова не только не витает в прозе Довлатова, он не ночевал в ней! Чехов не судит людей, но он, как подобает христианину, строго судит самого себя; он молчаливо, без толстовских лозунгов, но упорно и каждодневно стремится к нравственному самоусовершенствованию: это стремление выражено в его формуле "по капле выдавливать из себя раба". Довлатов же раба в себе культивирует, и это не парадокс. Задумаемся: что есть его тяга опускаться "по жизни" ниже плинтуса (ниже "морального кодекса строителя коммунизма"), как не совковое рабство наоборот?  Наконец слово произнесено: ниже, снижение. Довлатов льстит "простым" людям тем, что представляет свою опущенность  как золотой моральный стандарт. Дореволюционные босяки никогда не звали Чехова Антошей (хоть он сам себя одно время так звал); русские маргиналы, спившиеся боксеры, начитанные зэки, бичи, бомжи и полубомжи любовно и фамильярно зовут Довлатова Сережей, но это не велика честь.
Тут мне могут возразить, что та же социальная страта звала Высоцкого Володей. Но и с Высоцким она была запанибрата, зарубив в памяти образ блатного, сидевшего Володи, который он быстро преодолел. Кроме того, эта категория отождествляла себя с Володей как "порванным парусом". С Сережей те же люди отождествляли себя как с опущенным парусом. Такой парус буря не рвет.   
Конец моей интерпретации быковских мыслей о Довлатове. Разделяю ли я эти мысли? В данном случае это неважно,  дело не  моем отношении. И я еще не поставил последнюю точку.
Итак, Быков выразил то, что он думает. Высказал свое мнение. (Повторяю, сам он на этой передаче не присутствовал). Что же происходило на передаче?
Аза Бабаян, автор нового документального фильма о Довлатове, надо отдать ей должное, проявила сдержанность. Она высказала несогласие с Быковым, но и только. Главным же, и крайне истовым, оппонентом Быкова выступил журналист, обозреватель "Свободы" Иван Толстой. "При всем уважении к Быкову, вернее, в силу этого уважения, я не могу допустить, что Дмитрий Львович действительно думает так, как мы только что услышали. Он шутит! Это просто невозможно! Никакой умный, интеллигентный человек не может так думать о Довлатове. Да, надо быть просто дураком, чтобы так думать. Как Быков мог сказать, что Довлатов не создал собственного стиля? Он забыл, что Довлатов никогда не начинал слова в предложении с одинаковой буквы? Это делает предложения Довлатова полными воздуха! Новый стиль! Неужели Быков настолько эстетически бесчувствен, чтобы не ощущать, что гениальная неодинаковость начальных букв наполняет фразы Довлатова воздухом?" Вначале Толстой сдерживался, но потом до того раскраснелся-раскочегарился, что ему самому стало не хватать воздуха, хоть ты ему какой-нибудь рассказ Довлатова в качестве кислородной подушки подставляй. Из режима адвоката Довлатова он перешел в режим прокурора Быкова и заключил свою речь приговором: "Садитесь, Быков. Двойка!" Если бы Толстой мог, он, наверное, посадил бы Быкова на два года  за решетку. Попутно Толстой вынес приговор и Валерию Попову, который в своей книге "Довлатов" из серии ЖЗЛ тоже не проявил к своему герою полного апологетства.
Таким образом, любой, кто не является служителем эпидемически распространенного среди "порядочных" людей культа Довлатова, должен посидеть  малость в тюрьме.
Толстому, в свойственной ей лукаво-кокетливой манере, подмахивала ведущая Елена Рыковцева. В данном случае, она чуть не плакала: "Хны-хны, ну почему Дима Быков, такой умный, тонкий мальчик, такой талант, не понимает столь очевидного: Довлатов гений, гений!" Ласково и сокрушенно виляя хвостиком, она прозрачно намекнула, что Быков топчет Довлатова просто потому, что Сережа - единственный, кто еще остался популярнее Димы, и Дима должен эту проблему как-то решить.
Общее между рыкающим базаром Толстого и хныкающим базаром Рыковцевой то, что  им совершенно не приходило в голову: факт, что они на все 100% и даже 150% убеждены, что Быков неправ, нисколько не снимает с них обязанности аргументировать свое несогласие. Когда детям дошкольного возраста кажется, что то, что им кажется, так и есть (инфантильный вариант шопенгауэрской концепции "мир как воля и представление"), это забавно. Но когда такую ментальность обнаруживают взрослые дяденька и тетенька, считающие себя интеллигентными людьми, это грустно и даже страшновато. 
Передача показательна. Каждый на свой лад, Толстой и Рыковцева продемонстрировали либеральную диктатуру в действии. Диктатура эта ничуть не менее  нетерпима, чем наползающая  диктатура путинского толка: кто исповедует взгляды, противоположные нашей тусовке - сволочь. Хороший человек таких взглядов иметь не может.
Хочу в завершение добавить что-то еще. Но предупреждаю: я беспокоюсь по поводу того, что происходит в Украине. (Видите, я сказал "в", а не "на":  значит, я беспокоюсь за, за, а не против родины Тараса!) И тем не менее я хочу сказать следующее. Как крымнашисты не могут даже допустить, что у анти-крымнашистов могут быть какие-то иные резоны, кроме резонов проплаченного Вашингтоном национального предательства, ну и еще разве  что дебилизма, точно так же анти-крымнашисты не могут даже допустить, что у крымнашистов могут быть какие-то иные резоны, кроме резонов проплаченного Кремлем лизоблюдства, ну и еще разве что кретинизма.
Но у каждой из сторон могут быть и другие, серьезные, искренние и вполне логически обоснованные резоны. Пока стороны отказываются это признавать, пока охаивают одна другую, как Толстой и Рыковцева охаяли инакомыслящего Быкова - добру не бывать, а быть беде и войне.

Сергей Довлатов на фоне плинтуса

Написать письмо автору