Новый фрагмент
| Главная » Новые фрагменты » Разное |
Кино в финансовом техникуме
Иван Грозный" (1944). Зачин. "Александр Невский" (1939). Ледовое побоище. "Светлый путь" (1940). Песня и танец Орловой Штрирлиц смотрит "Девушку моей мечты" (см. этот ролик в промежутке 59:09 - 1:02:46) Папа Славика работал преподавателем политэкономии в финансовом техникуме. На втором этаже техникума был довольно большой зал, и вечером по четвергам в нем показывали для студентов бесплатное кино. Славик, конечно, был тут как тут... там как там. В выборе репертуара чувствовалась рука директора техникума, преподавателя истории Попаденко. Здесь, в этом зале, Славик впервые увидел непонятный, страшный фильм Эйзенштейна «Иван Грозный», 1-я серия. Остроголовый Иван-Черкасов бродил и бродил по Кремлю, сгибаясь под давящими картонными сводами, и тряс жезлом, и швырялся жезлом, и в направлении справа налево на него с ненавистью смотрели враги-бояре, а слева направо с восторгом и собачьей преданностью смотрели опричники (и всегда в кадре по двое, по двое в профиль, как на плакатах Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин... но там, правда, четверо). Фильмы показывали одним проектором, после каждых двух частей был перерыв, а потом все начиналось опять, Иван, сгибаясь, входил в светлицы и темницы, и грозил жезлом, и бояре шипели, и опричники клялись до тла жечь и под корень вырубать. Великое искусство. Тяжко, тяжко. Другой эйзенштейновский фильм, «Александр Невский», был полегче, там хоть действие происходило на воздухе, кадры были посветлей. Но и в этом фильме все было какое-то картонное, пустотелое, симметричное (отчего Эйзенштейн так любил симметрию? Разве только в ней красота?) Там был долговязый, здоровенный, длинношеий, постоянно ухмыляющийся непонятной русской ухмылкой Васька Буслаев-артист Охлопков со своей страшной свинцоволицей матерью - артисткой Варварой Массалитиновой (лицо, как сама фамилия – литая масса), которая и за сына его не желала признавать, аще он не прольет минимум литр крови за родину, ну просто не нужен ей такой сын-непроливайка. С ленинскими фильмами Ромма у Славика было больше контакта – в них был юмор, Ленин был смешной – в общем, чувствовалось, что фильмы поставил еврей. Но и там его преследовал тот же Охлопков, опять Василий, и опять непонятно ухмыляющийся. «Вы спали, товарищ Василий?» - спрашивал заботливый Ленин. «Спал, спал, товарищ Ленин», - отвечает Василий и ухмыляется. «Врете, наверное. А вы ели?» «Ел, ел, Владимир Ильич». Ухмыляется. Потом бац в голодный обморок. Ну неужели нельзя сказать: не ел, три дня маковой росинки во рту не было? Неужели любовь к Ильичу надо непременно доказывать голодным обмороком? Чем было бы хуже, если бы он нормально признался: «Очень хочу спать и есть, Владимир Ильич», а Ленин сказал бы: «Марья Прокофьевна, пожалуйста, организуйте товарищу Василию чай. И непременно с ложечкой сахара и ломтиком лимона! А потом постелите ему на полу несколько слоев газеты «Правда», а в голову положите три тома «Капитала», и пусть он восемь минут поспит»? Неужели Марья Прокофьевна урезала бы этот лимон и сахар от пайка Ильича? (Тем более что он все равно этих лакомств не употреблял, а передавал их в детдом. А «Капитал» и все номера «Правды» он знал наизусть). Странный какой-то Василий. Такому хоть дубиной по голове дай, все равно будет ухмыляться. Из легкого жанра Попаденко любил комедии Александрова. Почему-то и они казались Славику страшными. Непонятный, неприятный, механический бюрократ Бывалов-Ильинский с гальванической улыбкой. Чем виртуознее Ильинский играл, чем уморительней корчил рожи, тем меньше был похож на человека. Страшна была Орлова в кинофильме «Светлый путь», шагающая в новеньком комбинезоне по залитым светом цехам. Славик мало понимал в текстильном производстве, но чуял – ни цехов таких не бывает, ни текстильщиц. Белокурая Орлова больше была похожа на женщин из немецких трофейных фильмов типа «Девушки моей мечты» с Марикой Рёкк, которые Славик смотрел, конечно, не в техникуме, а с мамой-с папой в кинотеатре. Трофейные фильмы тоже казались ему страшными. Там текстильных цехов не было, а были в основном театры-варьете с широкими белыми лестницами на сцене и уютные загородные виллы с белой мебелью и белыми окнами, выходящими в сад с цветущими меж аккуратных дорожек побеленными деревьями. Но и цеха, и виллы были подозрительно безлюдны и чисты, а зацикленность Орловой и Рёкк на чем-то одном-единственном, будь то трудовые рекорды или любовь к какому-нибудь инженеру Оскару Прёцлеру, вызывала подозрение, что эти мономании вытеснили из сознания девушек некую ужасную правду. Однажды у Славика нарвал палец, и его привели в хирургический кабинет. Сначала он ждал в приемной. Там на стенах висели веселые картинки с мишками и обезьянками, а на столике были набросаны куклы и машинки. Но Славику было очень страшно. Приемная была как-то слишком уж, не по-человечески чиста. И пол, пол – он окончательно разоблачал притворную ласковость приемной, так как был выложен черно-белым кафелем, как в операционных! Фактически приемная и операционная – это было одно помещение с общим полом, только разделенное плотно закрытой дверью. Но не настолько плотно, чтоб в приемную не заползал запах хлороформа. Так же стерильно-герметичный цех казался приемной Лубянки, а чересчур белоснежная вилла – предбанником Освенцима. От всего этого тоже пахло хлороформом. Читатель может возразить, что ничего подобного он лично в этих фильмах не припоминает, и тем более такие вещи не могли бы прийти в голову ребенку. Что ж, читатель может считать, как ему угодно. Но, во-первых, сказать, что ребенок тем болеенне мог почувствовать таких тонкостей – значит не понимать, что как раз всякие тонкости ребенок-то и чувствует острее взрослых. Во-вторых, Славик и не утверждает, будто в его голову младшеклассника приходили именно мысли о Лубянке и концлагере. Он просто ощутил на фильмах из репертуара Попаденко запах хлороформа – вот и все. Читатель же волен, допустим, думать, что автор в детстве был просто-напросто крайне и беспричинно пуглив. Как бы то ни было, после таких фильмов Славику было очень приятно, пробежав три улицы, снова оказаться дома, где его ждали мама, папа и бабушка. Мама спрашивала его: «Хочешь кушать?», и он, в отличие от Василия, без всяческих ухмылок отвечал: «Да, хочу». Папа строго спрашивал: «Ты ходил в кино? А уроки ты сделал?» Папа всегда это спрашивал, потому что он хотел, чтобы Славик хорошо учился и после школы поступил в вуз, а не загремел в армию. И мама тоже этого хотела. В отличие от мамы Васьки Буслаева, Славик устраивал свою маму и без ратных подвигов. Потом он ел. Вернувшись из страшного техникумовского кино, он любил съесть котлету, запивая ее холодным молоком. Почему-то такая еда оказывала на него успокоительное действие. Он ел котлету, запивал ее холодным молоком, а мама с бабушкой стояли сбоку и смотрели на него. Тоже парный профиль, но куда более приятный, чем опричники из 1-й серии «Ивана Грозного».  Буковинський державний фінансово-економічний університет (враньё: техникум), перший корпус якого знаходиться у Чернівцях на вулиці Штерна, 1 ( враньё: переулок Ивана Франко), заснований у вересні 1944 року як фінансовий технікум. У 1949 році здобув статус фінансово-кредитного, у 1955 – знову фінансового технікуму. Вход в техникум – через дверь справа, над которой бамбошки. Кино показывали в зале этажа над дверью. Справа от входа - три окна библиотеки, куда Славик полжизни ходил (у него до сих пор есть не возвращенная в эту библиотеку книга «Библиотека драматурга. Герхардт Гауптман. Т.1». Только ша!) Автор С. Бакис  | |
| Просмотров: 1125 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |