Номер 6 – значит, «Кинопанорама» существует пока всего полгода. Еще, конечно, Шаболовка. Еще, разумеется, ч/б. Передача идет на фоне задника с жалким графическим дизайном в духе ранних 60-х. Ведущий, захотев  убрать со столика цветы, говорит за кадр: «Светочка, пожалуйста!» - из-за рамки кадра высовывается Светочкина рука и утаскивает букет. Смех, убожество.

Каплера еще не нашли. Этот выпуск ведет аккуратный, похожий прической на молдавского парикмахера Гердт. Возможно, он провел и все предыдущие пять выпусков. Или на каждом выпуске пробуют нового. Если второе, тогда ясно, отчего Гердт так волнуется, при деланной вальяжности. Все выступающие волнуются. Да, лучше сказать так: выступающие, а не участники передачи. Перед каждым на столике листочек, на который он или она периодически скашивает глаза. Частота скашивания зависит от памяти и способности сдержать элементарный страх.
Краснобай Жаров пробалтывает мешанину из прописных истин, шуточек и панегириков Коммунистической партии почти не глядя, т.е. не заглядывая. (Шуточки касаются советской кинокомедии. Ее отставание от других жанров нашего передового киноискусства общеизвестно, шутить насчет кинокомедии – хороший тон. Позже еще несколько выступающих пройдутся на эту тему). Балагур Пуговкин тоже чешет без цидулки. Юрий Яковлев, такой, кажется, свободный, раскованный артист, волнуется чрезвычайно, говорит с заиканиями и паузами; по его улыбкам, заполняющим паузы, видно, что ему хочется быть таким же раскрепощенным, как в театре и на экране, но тут не получается, и от этого его еще больше заклинивает.
Кто чувствует себя как рыба в воде, это Табаков! Он тоже волнуется, но это как волнение очень способного абитуриента на экзамене в театральный: легкий мандраж лишь придает азарта и обаяния. Яковлев, хоть и замечательный артист, но все-таки немного Актер Актерыч и человек, видимо, не очень общительный, замкнутый в скорлупе своих актерских дел, – а Табаков столько же актер, сколько просто современный человек - он  родом из «Современника», тем и отличающегося, что его ребята совсем не отгорожены от жизни, похожи на нормальных людей. Олег Павлович... да какой там Павлович - Олег уверен в своем обаянии и общением с телезрителями явно наслаждается. Конечно, и у него смесь официоза с личным, но его официоз теплее, а личное личнее, чем у других. «Самое мое неизгладимое впечатление за последнее время - выступление бригадира монтажников из Братска Николая Казмирчука на съезде комсомола!» Но тут же и подпускает невинную подколочку: «Николай с таким пылом ратовал за улучшение медобслуживания в своем городе, что я уверен – услышь его речь наш министр здравоохранения, он тут же бросил бы свой кабинет и устроился врачом в Братске!» А потом он переходит к своим последним работам в кино и, дойдя до Николая Ростова в «Войне и мире», объясняет, что хотел сыграть совершенно обычного человека. Причем Табаков подчеркивает: не обычного, который на самом деле герой, а обычного, точка. Зауряд-человека. Не всем же быть героями. Вроде ничего особенного, а если подумать – существенное отклонение от советского  базара, согласно которому в жизни всегда есть место подвигу. Жжот Табаков! Другим, пусть тоже звездам, как Всеволод Сафонов, Владимир Гусев или Яковлев, до него, как до звезд. А что уж говорить о вечной киноматери советского киносолдата простушке Валентине Телегиной – ей дай-то бог строчку в цидуле не пропустить и вообще глупость какую не спороть.

Между тем читатели, возможно, еще не догадались, отчего же весь этот привычный к камере контингент так испуган. Хотя догадаться не так уж трудно, не бином, чай, Ньютона. 1963-й год. Передача идет live. Вот в чем разгадка, вот отчего они такие примороженные!

Примороженные, как лед. Но и... чистые-пушистые, как первый снег. Перед живой телекамерой – как пред алтарем. Вся страна их сейчас видит, слушает. После бесконечных, бесконечных десятилетий зимы, «в посаде, куда ни одна нога не ступала, лишь ворожеи да вьюги ступала нога, в бесноватой округе, где и то, как убитые, спят снега» - где за неправильную букву в статье могла полететь голова – прямой эфир! Как он/она сейчас скажет, так, елки-палки, и облетит всю страну! И робки, скованны, оглядчивы на слова они – уже не только от страха (который, безусловно, сидит в мозге костей), но и от чувства ответственности. Сознания невероятной открытости того, что сейчас происходит. Каждый привычно шпарит по шпоре – но тщится что-то такое выразить сквозь, поверх нее. Но что они, бедные, могут выразить? Телегина молола-молола, и как ей дороги ее киноматери, и до чего она мечтает сыграть киномать кинокосмонавта - а потом вдруг, здрасьте: «В фильме Птушко "Сказка о потерянном времени" я сыграла  роль злой волшебницы. Эта отрицательная роль - мой вклад в борьбу со злом и несправедливостью во всем мире!» Ну, молодец! Ну, борец!

Какие смешные. И какие молодые. Тогда, в начале шестидесятых, я этого не понимал, для меня, тинейджера, они были вполне даже взрослые или старые. Да и то сказать: Гердт стал на войне инвалидом, Леонид Афанасьев был командиром эскадрильи, даже Анофриев и Табаков хлебнули лиха в тылу или эвакуации. А сейчас смотришь – ну юноши же совсем и девушки! Жить еще и жить. Только бы войны не было.

Помните, откуда это? Правильно, «Пять вечеров». И все эти оттаивающие ледяшки-деревяшки – не похожи ли они на Тамару из володинской пьесы? Шаболовский дизайн a la Пикассо для бедных – не напоминает ли он гордую нищету Тамариной квартиры?

                                      На арбатском дворе – и веселье и смех.

                                      Вот уже мостовые становятся мокрыми.

                                      Плачьте, дети!

                                      Умирает мартовский снег.

                                      Мы устроим ему

                                      веселые похороны.                                                                    

                 

Окуджава, 1964. Кинопанорама-1963. Теперь, через пятьдесят лет, видишь, как все это было трогательно и целомудренно. Аура времени, так это называется. Потом траву, конечно, потоптали, опять началось сплошное вранье. А потом все перевернулось, на ТВ все стали предельно раскованными, пошли чернуху-матку в глаза резать.  

 1963-2012. Аура времени через такой примерно срок и возникает, лет через пятьдесят. В 2062-м году – вспомнит ли кто-то так же растроганно ток-шоу Малахова N6?