«Одесса-Голливуд»

Голливуд

Одесса

Название следует понимать не как «Одесса в Голливуде», в смысле, что основателями Голливуда были, в основном, одесские евреи, а как «Одесса против Голливуда», и вот в каком смысле.

Считается, что американские детективы и триллеры на десять голов превосходят русские. Ну просто нет у русских сценаристов той техники. Нет у русских режиссеров того ощущения динамики, чувства ритма. Тянут резинушку, как «Уральскую рябинушку». Ну не то, не для триллера. Нет у наших операторов того уменья снимать элегантно и одновременно резко, стаккатно, и камер у них тех нет, и пленки. И наши артисты слишком рыхлые, не имеют той жесткости игры, того шипенья сквозь зубы. А про спецэффекты вообще нечего говорить. Нет у нас, короче, их техники, во всех смыслах этого слова.

Душа там, лирика, философия, мистицизм, тарковщина всякая параджановщина, по полчаса одно дерево показывать, это да, это наше. Но триллеры, фантастика, хоррор – тут мы отдыхаем.

С этим все согласны, все перед этой американской техникой послушно склоняют головы.

Один я, кажется, говорю: минуточку, не всё еще потеряно! Может, не только русское «авторское» кино, но и русская развлекаловка дает Голливуду фору?

Громкий смех в зале. С ума спятил дядя.

Возможно. Но для меня кино – это прежде всего подлинность. Чем ближе художественный фильм к документу, тем, я считаю, он выше по качеству.

Теперь берем любой детектив советской киностудии, нет, даже не «Мосфильма», а более бедной им.Горького или вообще зачуханной Одесской. Именно потому, что она была зачуханная, что у нее не было денег на спецэффекты, что мы имели на экране? То, что действительно происходило на съемках. Например, если один мужик хватал колесо от телеги, бросал его в другого мужика и попадал ему в башку, то что мы видели? Камера спокойно, без всякой динамики стояла между мужиками, левый хватал колесо, кидал, оно летело и попадало правому в голову. Всё. (Единственное, чего мы не видели, это как правого, может быть, увозили в больницу на «Скорой помощи». Но нам этого и не надо было видеть, это к сюжету не относилось).

Теперь – голливудская продукция. Вот мужик метнул колесо. В-ж-ж! О, какой звук! Долби-шмолби! Кадры летящего колеса. Колесо спереди. Колесо сзади. У-у-у! Свист. Ухмылка на губах колесометающего. Ужас в глазах колесометаемого. Бэмм! Падает.  Мозг из черепа, как тесто из квашни.

Великолепно. Ритмично. Динамично. Но произошло ли это событие на самом деле? Был ли факт броска одним мужиком колеса в другого? Нет. Был артефакт. Виртуальность, компьютерщина. Туфта, если по-русски. 

Но зато – стаккато, рубато, ребята! А я считаю – не надо никакого рубато. Настоящий бифштекс – не рубленый, а натуральный. И настоящий кадр – не монтажно-рубленый, а тоже натуральный. Тарковский недаром корову в «Рублеве» сжег (это, конечно, было аморально с его стороны, но мы сейчас о киногении, а не о нравственности говорим). Герман не зря в поезде все окна поразбивал, чтоб Гурченко не притворялась, а кашляла по-настоящему, с мокротой. На всю жизнь бронхит подхватила, может, и умерла раньше срока из-за Германа. Зато другого такого фильма про военный тыл, как «Двадцать дней без войны», не было и не будет.

Но зрителям всего мира, и особенно детям, подросткам, нравится фуфло, как химические конфеты, от которых язык три дня фиолетовый, нравятся им больше чистого шоколада. Их к этому долго приучали и приучили. 

А зачем приучали? Химическую конфету проще произвести, чем шоколадку. И химический фильм проще и дешевле. Не надо платить каскадерам, никто не сломает себе ногу на съемках – страховая компания не потребует со студии $10.000.000. Советские картины долго снимали не только потому, что у нас бардак был на студиях: они, в отличие от голливудских, были растения, а не отливки. 

(Если бы я верил в «теорию заговора», то вдобавок бы предположил, что химическая конфетная промышленность тайно спонсируется Белым домом: кто до 18-ти лет покупает фуфловые конфеты, после 18-ти купит фуфлового конгрессмена или президента).  

У людей отбили вкус к реальному. Мы живем среди мнимостей, а  потом нас кладут в гробы, сделанные из материала «пластик-под-дуб». «Чудак, чем же это плохо? Пластика никакому червяку не прогрызть!» Ну и что хорошего? Лучше, чтоб прогрыз. Что за радость веками разлагаться в герметичном гробу?

Кстати, о пластике.  Кажется, я уже цитировал мысль Нормана Мейлера по поводу этого материала, но ничего, в данном контексте она кстати. Однажды интервьюер спросил его: «А вас не пугает, что через пятьдесят лет население Нью-Йорка будет на 90% мусульманским?» «Нет, не пугает. Будет так будет. Авось, то будут другие мусульмане, американизированные». «А вас не пугает терроризм?» «Нет, не пугает. Через некоторое время арабы, может, успокоятся, не надо только на них столько внимания обращать». «А вас не пугает, что...?» «Нет, не пугает». «Неужели вы такой оптимист, мистер Мейлер?» «Нет, я пессимист. Меня очень пугает пластиковая мебель в школах и детсадах. Это ужасно, это такая смертная скука – неудивительно, что дети, выросшие среди такой мебели, стреляют в одноклассников из автоматов».

Да! Самая кривая, неоструганная, с торчащими гвоздями табуретка лучше кресла из пенопласта, как бы ласково оно ни обнимало наш изнеженный зад.

А вы говорите, Голливуд. Запомните мои слова: придет время, не так долго уже ждать, советские боевики будут показывать в музее MoМa, и доки из  журналов «New Yorker» и «Vanity Fair» будут кушать «Хлеб, золото, наган», «Шестого» или «Пиратов ХХ века», впившись ногтями в пластиковые кресла, а двери зала будут сотрясаться под кулаками невместившихся: «Впустите! Дайте хоть пять минуточек шедевр Бориса Дурова/Самвела Гаспарова посмотреть!» Да куда там – билеты на месяц вперед распроданы.   

       «Семь»                   «Карты, деньги, два ствола"        "Пираты

                                                                                            Карибского моря"