Новый фрагмент
Главная » Новые фрагменты » Сергей СНЕЖКИН |
«Похороните меня за плинтусом»
Режиссер и сценарист Сергей Снежкин. По одноименному произведению Павла Санаева. «Ленфильм». 2009 Ну что говорить, фильм посредственный, неинтересный. Книга Санаева была сенсацией, а тут никакой сенсации нет, фильм как фильм. Снял Снежкин по Санаеву, снял по Булгакову «Белую гвардию», снял и снял, никто не обратил внимания. Но каким выйдет этот фильм, зависело от того, решалось тем, кто и как сыграет роль бабушки. Эту роль сыграла Светлана Крючкова, по всеобщему мнению, замечательная артистка. И вот это меня поражает: зачем она взялась играть бабушку? А что, спросите, разве плохо она сыграла? Совсем неплохо, сильно, можно сказать, сыграла. Создала многогранный образ. Вот бабушка такая, вот сякая. Вот она злая, жестокая, бесслезная, бездушная, вот добрая, слезливая, душевная, истеричная. Станиславский К.С. как учил? «Играя плохого, ищи, где он хороший, и наоборот». Крючкова так и делает, играет по принципу матраца: черное-белое-черное. В итоге все же белое: бабушка умерла, и вся ее родня, и мы с нею, вздыхаем, задумавшись: все-таки человек потратил свою жизнь не для себя, жил ради любимого внучка, пусть и выражал свою любовь крайне своеобразно. Да что ж поделаешь: каждый любит по-своему. Тут необходимо уточнение. Крючкова играет по системе Станиславского/матраца не поочередно: вот в этом месте белое, в этом черное. Все не настолько примитивно. У нее, большой, опытной актрисы, матрац заложен в каждой клеточке исполнения: ужасная - и одновременно несчастная - и, опять же по-своему, добрая. Вот она проклинает мальчика какими-то ужасными словами, но мы чувствуем, что это она просто очень рассердилась, вышла из себя, на самом же деле она не имеет в виду того, что изрыгает ее ужасный рот. Вот она сунула участковой врачихе в карман просроченную банку бычков в томате, но как только за той закрылась дверь, сказала про нее какую-то гадость, – но это она так, механически ляпнула, главное не то, что она ляпнула, а что она все-таки чувствует - надо человека отблагодарить. До мальчика все это доходит, он сердцем своим детским понимает, что бабушка злая, но внутри добрая, тяжело ей просто с ним-доходягой и с дубом дедушкой. Да. Но все дело в том, что это совершенно не так. Бабушка никакая не добрая нигде, она ужасна внутри и снаружи, она мучает мальчика. Критик С.Гедройц (С.Лурье) написал в своей рецензии на книгу Санаева, что ее маленький герой живет в аду. Мерки доброго старого христианского гуманизма: нет в мире виноватых! – в данном случае не годятся, потому что тот, кто калечит, истязает ребенка, страшный грешник. Христианский гуманизм отменяется, а психологический реализм нет. Бабушка – психологическая загадка, которую необходимо разгадать. Она злая, ужасная – но все-таки она homo sapiens, человек. Отчего же такой homo? Какие мотивы им движут? Что его гложет, чего ему надо постоянно, на самом-то деле? Объяснение в том духе, что, мол, это жизнь бабку такой сделала (в фильме есть ее длинный монолог как раз на эту тему) – это никакое не объяснение, а банальность, истертое клише. Не самая у нее была жуткая жизнь, многим и похуже-потуже приходилось, а все-таки они остались нормальными людьми. Вообще актер не должен играть, покрывая всю свою роль однообразной замазкой-отмазкой: «жизнь этого человека таким сделала!» Нет, это диахронная, причинно-следственная социологическая мотивация, а в игре актера главное – синхронная, психологически-моментальная: почему персонаж в эту секунду так поступает, говорит это, а не то, смеется, а не плачет, проклинает, а не кается? Нельзя сказать, что сам автор, Павел Санаев, дал ключи. Его книга, на самом-то деле, не очень глубокая. Но у него в памяти было уродливое сокровище: 50 или 68 воспоминаний о его необыкновенной бабушке, и он их нормально изложил на бумаге. Читателю предоставляется самому разгадывать и понимать. В меру нашего понимания книга Санаева превращается в более или менее замечательную. Но в кино все перед носом. Тут нам некогда ломать голову – актер должен все объяснить игрой - сколько он сыграет, столько мы и поймем. Сколько играет Крючкова, мы, на самом-то деле, не понимаем ничего. Я, во всяком случае, не понял. Как читатель я, допустим, отчасти объяснял себе бабушкину страсть к страшным проклятиям тем, что она, возможно, еврейка. Еврейки любят проклинать – именно потому, что на проклятия в иудаизме наложено более суровое, жесткое вето, чем в любой другой религии. Поэтому, когда еврейка проклинает, она ловит больший кайф и получает большую разрядку, чем русский мужик, ругающийся матом, когда ударил себя по пальцу молотком. Но как зритель я не могу пользоваться этим объяснением: Крючкова точно не еврейка. Я привел всего лишь один пример, поясняющий, почему неглубокое произведение Санаева состоялось, да еще как, а фильм Снежкина вследствие неглубокой игры Крючковой потерпел, в сущности, крах. Так как же Крючкова могла, как она решилась, не разгадав бабушку своим актерским нутром, браться за такую роль? Как она взялась играть бабушку на отработанном топливе банального гуманизма, когда это монстр, состоящий из сплошных патологических парадоксов? Можно ли вообразить роль сложнее этой? Это ж Иудушка Головлев, Тартюф, Смердяков и папаша Горио в одном флаконе! Не понимаю, не понимаю. То есть я понимаю, но не применительно к Светлане Крючковой конкретно, а вообще. Время теперь такое. За все можно браться, все можно экранизировать, любую роль играть без репетиций: Ландау, Эйнштейна, Сталина, Гитлера, Достоевского, Пушкина, бабушку мальчика Саши (Паши), Иисуса Христа. В советское время многие темы были табуированы Существовала цензура, и существовала самоцензура. Это, конечно, было плохо, недемократично, скандально. Но иногда хорошо, самокритично, сакрально. Элем Климов мучился, мучился, да так и умер, не дерзнув снять «Мастера и Маргариту». Тарковский так и не решился поставить «Идиота». Хуциев полжизни примеривался к фильму о Пушкине, да так под всякими предлогами и не приступил к съемкам (уже и в прессе, помню, объявили о их начале, но великий режиссер в последний момент бежал через окошко пушкинского дома, как Подколесин). Осознавали, знать, люди высоту задачи. Бортко «Идиота» и «Мастера» воплотил легко и быстро, вышло нормально. Христа в его экранизации сыграл Сергей Безруков, который за последние годы также создал образы Пушкина и Есенина. А чего, в самом деле, тушеваться, не боги горшки обжигают. Сегодня из высоты осталась, кажется, только путинская вертикаль власти, над которой все приличные люди издеваются не только потому, что «власти», но и потому, что «вертикаль». Какая может быть вертикаль, когда кругом сплошная горизонталь? Следовательно, можно смело браться за Вильяма нашего Шекспира и кого угодно еще. Нет никакой такой высоты, которой мы не покорим! Можно выразить этот лозунг покороче: нет никакой высоты! Кроме того, браться за нетленку не страшно, потому что, даже если ничего не выйдет, никто не заметит. В советские, опять же, времена критики налетали на экранизацию любого рассказика Чехова, как злые осы, язвили ее так, что невинная короткометражка на глазах опухала до пропорций «Войны и мира», режиссер-постановщик, обычно дебютант, получал анафилактический шок и зарекался брался за экранизацию классики (впрочем, за острые современные темы тоже лучше было не браться). Это, опять же, нехорошо было. Но вопрос: было ли это хуже, чем сейчас, когда бог знает до какого эпатажа надо дойти, чтобы вызвать у публики и экспертов что-нибудь, кроме зевка? Люди теперь говорят: «Наше время такое, что ничему не надо удивляться». Вообще-то это выражение означает, что не приходится удивляться ничему плохому; следовательно, хорошему как раз очень даже следует удивляться. Но когда люди сегодня это произносят, то они, сознавая это или нет, имеют в виду, что не удивляются уже ни плохому и ни хорошему, что они устали от всего и жаждут хлеба и зрелищ не от голода, а как миллионер жаждет больше денег или дон-жуан новых женщин: они жаждут в надежде, что по достижении некоей заоблачной точки количество перейдет в качество, и они снова получат от своих излишеств кайф. Но это напрасная надежда. Кайф от увеличения раздражителей не вернется – он может вернуться лишь от уменьшения. От ограничения, молчания, воздержания. Снежкину не надо было снимать этот фильм, мир ничуть не стал бы от этого хуже. И тем более Светлане Крючковой не стоило в нем сниматься. А впрочем, ерунда, ничего страшного. Никто ничего не заметил. Сергей Снежкин Мама Лена и бабушка Лида Дедушка Сева и мальчик Павлик Автор С. Бакис Написать письмо автору По вопросам приобретения книги С. Бакиса «Допотопное кино» можно обратиться по тел.: +38(067) 266 0390 (Леонид, Киев). или написать по адресу: bakino.at.ua@gmail.com Уважаемые посетители сайта! Чтобы оставить комментарий (вместо того, чтобы тщетно пытаться это сделать немедленно по прочтении текста: тщетно, потому что, пока вы читаете, проклятый «антироботный» код успевает устареть), надо закрыть страницу с текстом, т.е. выйти на главную страницу, а затем опять вернуться на страницу с текстом (или нажать F5). Тогда комментарий поставится! Надеюсь, что после этого разъяснения у меня, автора, наконец-то установится с вами, читателями, обратная связь – писать без нее мне тоскливо. С.Бакис | |
Просмотров: 1461 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0 | |