Прежде чем рассуждать, хороший фильм сделал Сергей Соловьев или плохой, надо кое-что учесть. Вот вам подают в ресторане жаркое из кролика, вы едите его и по его вкусу судите о поваре этого ресторана. Но вам неведомо, что как раз в данное время в ресторане поменялся менеджмент, поставки крольчатины временно прекратились, и повару пришлось, чтобы выполнить ваш заказ, откапывать старую крольчатину в морозильнике. Кроме того, когда он наполовину сварил жаркое, ему позвонили, он погасил огонь, долго разговаривал по телефону, а вернувшись к печи, должен был разогревать всё заново (грубое нарушение технологического процесса).
«"Анна Каренина” - фильм Сергея Соловьева по роману Льва Толстого. Часть дилогии – с картиной «2-Асса-2». Съемки были завершены в феврале 2007. Однако премьера прошла лишь два года спустя. Причина – в затянувшемся окончании съемок фильма «2-Асса-2», который по сюжету связан с «Анной Карениной» и потому, по задумке Соловьева, его премьерный показ должен был пройти раньше. Поэтому премьера дилогии состоялась 25 февраля 2009 года во время закрытия VII международного кинофестиваля "Дух огня”». (Википедия). К этому надо добавить, что «Анна Каренина» в 2009-м на широкий экран так и не вышла, а  вдруг всплыла в сети ровно через 23 месяца, 25-го января 2012. При чем здесь «2-Асса-2»?  И можно ли вообще разобраться в этой кухне? Можно ли понять из поданного нам  блюда, что здесь от вкуса Соловьева, а что вследствие неких неведомых  нам событий за кулисами ресторанного зала?
Поэтому в мелочи вдаваться не будем. Не будем обсуждать, хороши ли Татьяна Друбич в роли Анны (хотя какая же это мелочь?)* и  Ярослав Бойко в роли Вронского. Бойко, по моему, не хорош: накачан, как регулярный посетитель gym’a (интересно, качались ли русские аристократы?), говорит чересчур по-современному и вообще немного уличный. А роли Долли и Кити играют артистки Елена Дробышева и Мария Аниканова, лиц которых я, посмотрев фильм два дня назад, совершенно не могу вспомнить. Когда все роли в «Войне и мире» или в «Анне Карениной» 67-го года, от центральных до эпизодических, играли звезды, это вызывало раздражение: неужели Толстой был такой уж и впрямь Нострадамус, что писал своих персонажей точно под Тихонова, Ефремова, Ланового, Табакова, Михалкова, Бондарчука, жену Бондарчука Скобцеву, Саввину, Яковлева, Вертинскую, etc., etc., etc.?  Но теперь, глядя на этих безлицых Долли и Кити, я не мог удержаться от сожаления: уж лучше бы их опять играли козырные Саввина и Вертинская. (К слову: что-то вообще неладно с актрисами нынешнего русского кино: если звезд мужского пола еще можно различить, то женского – ну никак). Итак, о мелочах больше ни слова. Но общее режиссерское построение - на него сотрясения печи вследствие экономического кризиса или продюсерских прихотей вряд ли могли повлиять, о нем говорить можно.

Впечатление от фильма такое. Очень красивый фильм – хотя картина Зархи с Самойловой была, по-моему, еще красивее, что неудивительно: денег в те времена государство отваливало на крупные кинопроекты немерено. Вопрос в другом – нужна ли вообще фильму «Анна Каренина» по роману Л.Н.Толстого красота? Была ли  мысль о красоте – если только говорить не о луге, который косит Левин, а о Петербурге  - в голове  Л.Н., когда он сочинял этот роман? И не уподобляется ли  тот, кто снимает трагическую «Анну Каренину» красиво, гробовщику, который пришел в богатый дом снимать мерки с безвременно умершей хозяйки, а сам между делом зыркает холопским глазом на барское богатство? Не повлияет ли это зырканье на точность его замеров?      Первая  половина картины, в общем, никакая. Ну идет сюжет, все правильно, все по роману, с купюрами, конечно, да что ж поделаешь. Но ничего не задевает, ничего не заставляет войти в эту жизнь, как в свою. Ты смотришь, а оно ровно так движется параллельно тебе. И тебе это все «параллельно» или, как иногда выражаются, фиолетово - а точнее, красно-черно-золотисто - таков преобладающий колорит всех этих зал, спален и будуаров (операторы С.Астахов и Ю.Клименко). Начинает пробирать, когда Алексей Александрович осознал: увлечение Анны – не шутка. Янковский замечательно играет, и вообще, Лев Николаевич умел сочинять волнующе, ничего не скажешь. Как печь ни дрожи,  качественная крольчатина есть качественная крольчатина. Сцена примирения Каренина и Вронского перед  постелью умирающей Анны тронула почти до слез.
Но - проклятый жребий критика! Слезы слезами, а все равно продолжаешь соображать. Слезы и на индийском фильме могут прошибить, не такие уж мы бездушные. Но те ли, черт подери, это слезы, которые нужны, которых бы хотел Толстой?
А чего хотел Толстой? Хм, поди так и отрапортуй. Сам он, когда его об этом спросили, сказал примерно следующее: «Чтобы объяснить, что я хотел своим романом выразить, мне пришлось бы прочитать его вам от начала до конца. Ежели бы я мог выразить свои мысли короче, я так бы и сделал». Так что остается лишь предполагать - ответа на задачку в конце учебника нет.
Впрочем, есть одна подсказочка. Когда некоторые критики писали, что, в отличие от «Войны и мира», в «Анне Карениной» Толстому изменило чувство целого, и роман, в сущности, представляет собой три отдельных повествования: об Анне, об Облонских и о Левине, автор отвечал, что, напротив, больше всего гордится как раз тем, как ему удалось соединить линии романа «в свод» (собственный термин Л.Н.)

Что же это за свод? Думаю, это три модели того, как живут семьи. Облонские живут отвратительно, Стива постоянно  Долли изменяет, она вечно на грани нервного срыва и собирает чемоданы, да как-то в последний момент ему удается вымолить у нее прощение.  Вопрос о смысле совместной жизни здесь не стоит: куча детей, прожитые вместе годы, нажитое общее добро... какой там еще, господи, смысл? В общем, Облонские живут, как большинство семей на свете: так жить не годится, но, поскольку легкомысленный Стива и затурканная Долли и не ставят перед собою вопроса, как нужно жить, жить так можно.  Карениных пока пропускаем, хотя это главная часть свода. Левины живут, как почти никто не живет и как, по Толстому, надо бы всем людям жить. Чувственная сторона, конечно, играет в жизни молодых супругов важную роль (Толстой периода «Анны Карениной» еще не восставал против секса как опоры брака), но не исключительную. Чувственность не нарушает гармонии, не мешает Левину помнить о высшем смысле, который связан с Богом и большим миром за пределами родного дома.

Смысл жизни Анны –  любовь. Смысл жизни Алексея Александровича – верное служение, в том числе супружеское: поэтому он на измену легко посмотреть не может. Но любовь сильнее служения, сильнее верности. Анна верно служила своему супругу, но вдруг полюбила. И разверзся хаос. Считается, что Толстой в этом романе выступает как строгий моралист и осуждает Анну. Другая Анна, Ахматова, называла Толстого за эту строгость «мусорным стариком» и считала лицемером, который сам не имел романов на стороне лишь потому, что удовлетворял свою похоть с крестьянками. Такую стратегию можно назвать супружеской честностью в том лишь случае, если считать крестьянок резиновыми куклами; дает ли она право осуждать женщину, решившуюся броситься в свою страсть с головой? Однако – и это снова мое личное мнение – Толстой Анну не осуждал. Иначе зачем эпиграф романа: «Мне отмщение, и аз воздам»? Произносить этот эпиграф следует так: «МНЕ отмщение, и АЗ воздам»: это означает, что суд в руках Бога, а не людей - люди не властны Анну судить!

Но какова же позиция Толстого, если он не на стороне Анны, подобно Ахматовой, но и не смеет судить ее? Мне кажется, что в толстовском отношении к Анне преобладает не моралистически-рациональная, а субъективно-эмоциональная сторона - потому он и затруднился объяснить, что хотел сказать своим романом. А он мог бы выразить это такими старинными стихами: «Любовь – амор по латыни,/ От любви бывает мор,/ Море слез, тоски пустыня,/ Мрак, морока и позор». Толстой говорит  в этой книге об ужасной силе любви, силе, которую следует сравнить не с травой, прорастающей сквозь асфальт – если бы так! – а с мощными хищными корнями, которые ломают стены жилищ, общественных установлений, традиций, всю систему человеческих ценностей. Страшно! Надо подальше держаться от любви! Бедная Анна поставила на любовь -  и что из этого вышло? Толстой сразу ставит над ее связью с Вронским знак смерти: их первая встреча происходит на кровавом фоне гибели мужика под колесами поезда. Связь эта  обречена, потому что страсть такого накала, как у Анны, неизбежно поставит ее (не Вронского, который свою страсть – и гибель Анны – как-нибудь переживет, как пережил свой предыдущий грех - гибель Фру-Фру)**  в положение изоляции. Дело не в высшем обществе – его-то Толстой и сам презирает, – а в некоей связующей нити между душой и миром, без которой человек не может и которую разбушевавшийся Эрос разрывает. (Положим, Толстой не очень убедительно доказал свою теорему: если бы Вронский любил Анну, как она его, – почему бы они не могли жить долго и счастливо? Но это другой вопрос, это уже о философии Толстого, а не о фильме Соловьева).

Что же касается фильма, то он получился незначительным. Соловьев безоговорочно на стороне Анны. При этом и страдание Каренина показано сильно. В результате получается мелодрама: ей плохо, ему плохо. Если же по Толстому, то должно быть не «ах-ах!», а любовь Анны должна предстать как катастрофа, как низвержение в ад. Ад, как известно, состоит из концентрических кругов, причем каждый следующий глубже в земле, чем предыдущий. Структура романа такова: Анна падает в адский круг, но это еще не всё: с одного уровня она летит в следующий, и в следующий – как в триллерах свалившийся с горы автомобиль падает, подпрыгивая, по каскаду обрывов. Этот фильм должен быть очень долгим, потому что у болезни, которой заразилась Анна, много стадий. Уже она, ожидая, что умрет, покаялась перед Алексеем Александровичем, отказалась видеться с Вронским. Но вот выжила – и все сначала. История длинна, как бывает длинно сражение наркомана со своей наркозависимостью: сколько бед, и сколько обещаний, и сколько лечебниц, и опять, и опять по новой. И бесполезно. Избавиться от этого нельзя, а в конце - только гибель. Толстой не смог бы написать великий роман о напасти любви, если бы сам не был страстным, чувственным человеком, если бы смотрел на судьбу Анны со стороны, и впрямь как моралист. Но он все сердечно понимает, он чувствует вместе с Анной – и ужасается, и крестится: Боже избави! Дай сердцу волю – заведет в неволю! Не так живи, как хочется, а так, как Бог велит! Надо, как Левин... как Левин... чтоб не занесло в проклятый омут страстей. А тем временем – Анна падает, падает. В фильме этого необходимого каскада падения нет, есть только трагическая love story.

Но что такое трагедия? В бытовом смысле – это большая беда: мальчик утонул. Но в философском смысле трагедия –  иное: беда, которую невозможно было бы предотвратить, ибо, как землетрясение происходит от столкновения пластов подземного мира, так и трагедия случается от столкновения пластов наземных и надземных. При всей усушке и утруске, фильм мог бы сохранить качество трагедии, если бы в Соловьеве было хоть что-то от Толстого, если бы он мог посмотреть на чувственность как нечто, не являющееся последней инстанцией,  вершиной в иерархии ценностей. Соловьев на некоторых снимках носит шапочку типа ермолки, как Л.Н. носил. Но на задней обложке своих мемуаров он поместил свое фото с голым задом. Значит, он не относится к этой ермолке всерьез, его толстовство – так, эстетика, игра. Поэтому он снял красивый, чувственный фильм о том, что любовь - жуткая сила, мало задумываясь о том, что любовь на самом деле сила жуткая.

* Выскажу несколько странную мысль: мне кажется, Анна должна быть женщиной "в теле". Не говорю - как Тарасова, но как Самойлова - в самый раз. Дело не в моей слабости к полненьким: корпуленция Анны имеет стратегическое значение. Если это солидная женщина, матрона, бриг такой внушительный - тогда до нас, наблюдающих, как этот бриг, словно скорлупку, завертело в шторме  любовного романа,  дойдет - вот она страсть! А юркая от gym'a, щупленькая от health food Друбич - ну что это? Лодчонка. Ее и легкий бриз мог бы перевернуть. (Открыто показать, как голая Самойлова бьется в пароксизме страсти - это будет неприлично, почти порно - но так ведь и надо! А как Друбич бьется -  будет красивое эротическое кино).

** Вот, кстати, замечательный пример того, как проза невоплотима на экране. В романе объяснено, что Фру-Фру не смогла преодолеть барьер, потому что Вронский сделал чуть неточное движение. Ну как это "чуть" покажешь? А между тем, этот момент имеет символическое значение: и Анна ведь погибла оттого, что Вронскому не хватило чуткости. 

P.S. Перечитав написанное, я увидел, что не вполне ясно выразил один важный момент: что есть ад, в который каскадно низвергается Анна? Это не ад библейский, ибо если бы Толстой так считал, то, вопреки эпиграфу "Мне отмщение, и аз воздам", он присвоил бы себе роль того, кто вершит последний суд. Нет, ад Анны - это ад ее собственной души; она Каренина, потому что сама покарала себя. Писатель, возможно, и считает  жизнь Анны грешной - но одно дело иметь личное мнение, другое - выносить приговор. Если Толстой не лицемерит - а он не лицемерит, потому что нигде в книге не проглядывает тонкогубое назидательное лицо иезуита, - то он всерьез, а не на словах отказался претендовать на б'ольшую мудрость и зрячесть, чем его несчастная, запутавшаяся героиня: от судеб защиты нет! Он лишь с ужасом и состраданием рассказывает тем, кто может понять, о роковых поворотах одной женской судьбы.