Скучно быть педантом и перечислять, что в фильме «Параджанов» не сходится с реальной биографией режиссера и чем киношный Параджанов не похож на настоящего. Ответ авторов педанту будет простой: мы делали не биографию, а легенду!

Ну хорошо, легенду. Но в таком случае она не получилась. Сценарий бестолков, фильм отрывочен и бессвязен, в нем отсутствует красивая сквозная метафора, необходимая для легенды, и у него фактически нет финала, который в легенде решает все. Предположим, фильм назывался бы не «Параджанов», а "Гений X». В таком случае зрители просто пожали бы плечами, настолько эта картина как некий миф о гении, алгоритм судьбы гения показалась бы им несостоятельной.

Получается так: фильм как миф кое-как держится на кривых ножках, потому что он биография, а фильм как биография оправдывается за свою небиографичность тем, что он миф. Ни богу свечка, ни черту кочерга.

В конечном счете, «Параджанов» все же ближе к некоей «окрасивленной» биографии. Раз так, то приходится все же быть педантом и сопоставлять.

Параджанов-Аведикян  - добрый, благородный, щедрый, мудрый, смелый, трагически-саркастичный, с высоким благородным лбом, стройный.

Настоящий Параджанов был строен только в молодости, когда он даже учился на балетного танцора. Во второй половине жизни он растолстел и расплылся, ибо был невоздержан в еде и вине.

Он был добрый, но до тех пор, пока некто интересовал его, привлекал эстетически и физически. Он терял интерес к человеку так же внезапно, как увлекался им. Был неспособен на верную дружбу, сплошь и рядом обманывал, использовал и подводил людей.

Он щедро дарил, но мог без раздумья, как сорока, стащить что-нибудь блестящее. Наверное, он при этом воображал, что как бы делает сам себе подарок. (А потом, наигравшись, щедро передаривал. Или тырил, заранее зная, кому передарит).

Он был, может быть, мудр, но скорее, мудростью клоуна, шута или юродивого. В простом житейском смысле его поведение часто бывало очень глупым, шло во вред ему самому и обижало людей. И смел он совсем не был – был крайне легкомыслен, не думал о последствиях своих поступков и не умел сопротивляться искушению сделать что-нибудь, казавшееся ему смешным или «красивым». Причем, как это всегда бывает с искушением, чем страшней, тем трудней удержаться. У Мопассана есть рассказ о том, как любовник прячется от мужа под диван и, лежа там, еле удерживается от того, чтобы дернуть этого господина за штанину или развязать шнурок его безукоризненно начищенного ботинка. Или вот другая, похожая, но не выдуманная история. Михаил Чехов-Хлестаков в одной из сцен постоянно подходил к Ольге Пыжовой-дочери городничего и задирал ей юбку. Станиславский такой мизансцены не задумывал. Пыжова обижалась и старалась отойти от Чехова подальше. Чехов всякий раз после спектакля перед Пыжовой извинялся и клялся, что "больше не будет". Но на очередном спектакле находил Пыжову, как бы далеко она ни стояла, и опять высоко задирал ей юбку. 

Все это очень похоже на Параджанова. Вот, скажем, мемуаристы зафиксировали несколько шуток Параджанова по поводу Карла Маркса, которые можно ошибочно принять за лихое диссидентское фрондерство.

На Октябрьские праздники фасад дома Параджанова в Киеве завесили огромным портретом автора «Капитала», причем его глаза пришлись на окна Параджанова. Когда мимо дома проходили колонны демонстрантов, хозяин квартиры бегал из комнаты в комнату, включая и выключая свет: Маркс подмигивал. (Эта шутка в фильме показана, но, как все прочее, выглядит скомканно и невнятно: то ли это в голове Параджанова, то ли на самом деле).

Режиссер Григорий Рошаль решил попробовать Параджанова на роль Маркса в своем фильме «Год как жизнь». К этому времени репутация Параджанова была уже подпорчена, но еще не настолько, чтобы он в роли основоположника был совершенно немыслим. Так или иначе, портретное (а по мнению наивного Рошаля, и духовное) сходство было велико, и Григорий Львович был полон решимости побороться с чиновниками за Маркса-Параджанова. И вот – пробы. Маркс должен сочинить свою знаменитую фразу «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма». Параджанов написал одно слово. Задумался. Остро посмотрел в светлую даль. «Отлично, Сережа!» Почесал в бороде. Написал еще слово. Опять нервно почесал. Стал выдергивать из бороды нечто и давить его, щелкая ногтями и вопя: «Призрак бродит! Призрак бродит!» «Во-о-он! – закричал Рошаль. – Чтобы я тебя больше не видел! И я, дурак, хотел помочь этому негодяю! Он мог бы получить Ленинскую премию!»

Скажете, это диссидентство? Нет, просто неудержимый творческий импульс художника и выдумщика. Точно так же Параджанов мог превратить в произведение искусства какую-нибудь найденную на помойке инвалидную куклу или кусок прожженного папиросой ситца.  

Еще раз о бесчестности Параджанова. Она была того же рода, что бесчестность коллекционера картин, которая в итоге искупается тем, что он бескорыстно завещает всю свою коллекцию музею. Параджанов волшебно преображал украденный или «навсегда одолженный» артефакт в некий в квадрате прекрасный артефакт, или использовал его в своем фильме, или дарил прекрасной женщине, которая  становилась с ним еще прекраснее. Ну для чего вот этому кулону томиться в трюмо древней Лили Брик, если оно может украшать шею Плисецкой? Искусство должно работать! Параджанов был прикладником, гением хэппенинга, инсталляции, провокативного modern art больше, чем кинорежиссером. По существу, из всех его фильмов только «Тени забытых предков» были настоящим фильмом, все остальное - некие гибриды декоративного искусства с фиктивной этнографией. (Впрочем, уже и многочисленные народные обряды в «Тенях» наполовину порождены параджановской фантазией).

Если, как сейчас в Москве выражаются, «по-хорошему», то фильм о Параджанове должен быть трагикомедией. То, что мы имеем – ложь на ходульных ногах, в которой нет блеска талантливой лжи. Выдумщику Параджанову такая выдумка не пришлась бы по вкусу.  

Он приезжал в Черновцы на пятилетний юбилей смерти своего друга, артиста Ивана Николайчука. Перед входом в кинотеатр им. Ольги Кобылянской поставили большую афишу с портретом Николайчука, под которым было написано: «Тени забытых предков». Единственный сеанс! Перед фильмом - выступление кинорежиссера Сергея Параджанова».

За час до сеанса Параджанов пришел в кинотеатр. Директор кинотеатра Борис Дмитриевич Погребной пригласил его к себе в кабинет. Ему было интересно поговорить со знаменитым режиссером, ну и, кроме того, накануне Б.Д. позвонили: «Узнайте у Параджанова, что он собирается говорить. От него всего можно ждать». Круглый бородатый Параджанов очень смахивал на Карла Маркса. Чтобы начать разговор с приятной ноты, Б.Д. сразу же и поделился с П. этим наблюдением.

- Да, Рошаль собирался снимать меня в роли Маркса, - подтвердил П. – Но Госкино подняло крик: «Гомосексуалист в роли Маркса? Ни за что!» А разве сам Маркс не был гомосексуалистом? Спал с этим Энгельсом, да и с другими.

Б.Д. кашлянул.

- Очень приятно, что молодые зрители, наконец, смогут увидеть ваш фильм, - сказал он, уводя беседу от марксовской темы. -  Замечательная картина. Хотя, конечно, своеобразная.

- Что это за картина, если она не своеобразная? – немного обиделся П. – Это гениальная картина. Все мои картины гениальные.

- Да... – невнятно сказал Б.Д. – А какая будет ваша следующая, гм, гениальная картина?  

- Будет, что-то будет, - так же невнятно ответил П. – Я не люблю говорить о своих планах... Вы не могли бы подарить мне свою авторучку?

- Что? – переспросил Б.Д.

- Авторучку подарить.

Из кармашка Б.Д. торчала деревянная авторучка с красивой буковинской инкрустацией. Ему недавно вручили ее вместе с грамотой «Передовик кинопроката». Жалко было ее отдавать. Да что ж поделаешь? Б.Д. передал П. авторучку, и тот положил ее в карман.

- До сеанса еще сорок минут, - сказал П. – Не подскажете, где тут поблизости магазин «Ткани»?

Магазин «Ткани» был недалеко, на той же улице Кобылянской, где и кинотеатр Кобылянской.

- Пожалуйста, не опоздайте, - сказал Б.Д. – Кстати, что вы собираетесь сказать в своем выступлении?

- О, я расскажу, как мы с Иваном у него в хате в Чорторые пили самогон. Это очень смешная история. Хотите, расскажу?

- Нет, зачем. Вы же перед сеансом расскажете. А знаете, лучше и перед сеансом не надо. Может, что-нибудь другое?

- Ну что же я могу рассказать другое, дорогой мой? Как я спал с его сестрой?

- Нет, это тоже не надо. Ну, может быть, как вы с ним работали над ролью?

- Ну как работал? Я кто? Грузин, армянин, перс. А он кто? Гуцул. Как же я мог с ним работать над ролью гуцула?

- Да, действительно... – сказал Б.Д. – Ну пожалуйста, не опаздывайте.

- Я никогда не опаздываю, - подмигнул П. – Я задерживаюсь.

Магазин «Ткани» П. отыскал без труда. Вошел, стал один за другим разворачивать рулоны с ситцем, штапелем. Плотные ткани его не интересовали. Он ощупывал материалы, мял, рассматривал их на свет. Рулон шифона с продолговатыми зелеными цветами отложил в сторону.

- Девушка, - обратился он к продавщице, которая, случайно, действительно оказалась девушкой, - я могу вас о чем-то попросить? Вы можете примерить этот шифон?

- И все? – спросила девушка.

- А вы хотите что-то еще? Это можно, я всегда готов, - улыбнулся П.

- Хохмач, да?

- Хохмач. Притом всемирно известный. Неужели вы меня еще не узнали?

- А вы кто?

- Я великий кинорежиссер Сергей Параджанов. Хотите сняться в моей картине?

- Не хочу, - по инерции вредности сказала девушка, но тут же поправилась: - Хочу.

- Хорошо, я вас беру. Но только примерьте шифон. Мне надо посмотреть, как он выглядит на красивом женском теле.

Девушка взяла рулон и пошла в примерочную. Через минуту она высунула оттуда голову.

П. вошел в примерочную.

- Э-э, дорогая, совсем не то!

- Я вам не подхожу?

- При чем тут это. Беру – значит беру. Параджанов слов на ветер не бросает. Но я вас что просил? На те-ло. А вы на что? На платье.

- Ну вот еще, - сказала девушка.

- Вы кто? – спросил П.

- Ну продавщица.

- Нет, вы не продавщица. Вы актриса. Тело актрисы – это ее инструмент. Как лицо, как голос. Вот и все, понимаете? Привыкайте жить в искусстве!

- Понимаю, - быстро сказала девушка. – Можете выйти?

- Я кто? – спросил П.

- Кинорежиссер.

- Чей кинорежиссер?

- Ну, мой.

- Не ну, а ваш. Это как врач. Врача стесняются? Ну ладно, если хотите, пожалуйста, я выйду.

Через минуту он вернулся, осмотрел замотанную в шифон девушку со всех сторон. Достал из кармана несколько булавок и заколол шифон в нескольких местах. Девушка посмотрела на себя в зеркало: на ней было царское, царское платье! Теперь она окончательно поверила, что имеет дело с великим человеком.

- Прекрасно, - сказал П. – Отложите весь рулон. За ним приедет мой ассистент. Я никогда не ношу ничего в руках. Представьте: по дворцу идет шах и тащит в руках рулон шифона. Вы знаете, что я родом из иранских шахов?

Девушка кивнула головой: конечно, знаю. Вот теперь, когда вы сказали, узнала.           - А съемки? – напомнила она.

- Ассистент, ассистент! – махнул рукой П. – Все производственные вопросы – к нему.

П. вышел из магазина. (Деньги за шифон он заплатил, оставив девушке излишек, поразивший ее). Он посмотрел на часы. До сеанса оставалась еще уйма времени, десять минут. Он пошел в противоположную кинотеатру сторону. Навстречу ему шел мальчик. Он был в пионерском галстуке, на белой рубашке сверкал крупный значок с Володей Ульяновым на фоне костра.

- Мальчик, мальчик, - закричал П., - можешь подарить мне свой значок?

Мальчик испуганно вильнул в сторону.

- Мальчик, а поменяться хочешь?

П. вытащил из кармана авторучку Б.Д. и протянул мальчику. Мальчик повертел ее в руках и стал отвинчивать значок.

- Не стыдно тебе, мальчик? – спросил П., сунув значок в карман. – Пионер не должен отдавать свой значок! Никогда! Ни за что! Кстати, не знаешь, где тут у вас базар?

На базаре П. сразу же купил глиняный горшок и большую интересной формы тыкву. Покрутившись еще туда-сюда, остановился у лотка мясника.

- Можешь продать мне свой топор? – спросил он у мясника.

- А я как же? – спросил мясник.

- Найдешь другой. Вот деньги. А за этим топором завтра придет мой ассистент.

- Завтра меня не будет на базаре.

- Слушай, тебе не стыдно? Я заплатил тебе деньги, а ты обманешь меня, да?

Мяснику стало стыдно, и он пообещал прийти.

- Нет, обещания мало, - сказал П. – Поклянись, что придешь!

Мясник немного помялся и поклялся.

(С горшечником и тыквенницей у П. не было проблем – они стояли у лотков ежедневно).

На выходе из базара П. увидел старую гуцулку с торбой-тайстрой через плечо. Тайстра ему приглянулась, она была грубой вязки, с интересным вышитым узором.

- Сколько хочешь за свою тайстру? – спросил он старуху.

- Лышы мэнэ геть! – отвечала старуха.

- Сто рублей хочешь?

- А в чому я буду брынзу нэсты?

- Брынзу тоже покупаю.

- За скилькы?

- Сто рублей.

Старуха проворно стянула тайстру с плеча.

Поскольку тайстру не надо было нести в руках - она была как бы ранец - П. решил, что ему не западло идти с ней по городу, и не велел старухе ждать ассистента.

Когда П. вернулся в кинотеатр, «Тени» уже подходили к концу. Ничего страшного, можно выступить после сеанса, даже лучше. Но когда зажегся свет и зрители стали хлопать стульями, П. решил, что западло ему будет останавливать их.

Так что обошлось без выступления. Б.Д. был этому очень рад. Поэтому когда П. спросил его на прощанье: «Можете мне подарить афишу с Иваном?» - он с легкой душой согласился. Правда, надо было еще дотащить большую афишу в гостиницу, а Б.Д. не хотелось вовлекать кого-то из техперсонала: директор не имеет права раздаривать афиши. Он так прямо П. и сказал. П. немного подумал. Конечно, шахи не должны носить афиши, но в данном случае это была как бы не афиша, а его друг Иван. Неся ее, он как бы нес бы друга. П. спросил Б.Д.:

- Можете помочь мне донести афишу?

Б.Д. немного удивился, но согласился, и они вместе, как два санитара с носилками, потащили афишу по Кобылянской.

Потом афиша стояла у П. в его квартире в Тбилиси. Юра Мгоян, его сосед и его последний друг, которого он снял в главной роли в своем последнем фильме, иногда ревновал его к этой афише и говорил: «Слушай, Сережа, давай куда-то вынесем ее или хотя бы повернем лицом к стене». П. не соглашался, отвечая: «Ты что, глупый, к мертвому ревновать?»

Фильм назывался «Ашик-Kериб». В нем есть крупный план тыквы и два крупных плана топора. Грузинская царица в этом фильме носит легкое платье с продолговатыми зелеными цветами.

Тайстру П. в фильме не использовал, он подарил ее Ванессе Редгрейв. Эта великая английская актриса посвящает все свободное время защите нацменьшинств, животных и женщин и любит одеваться, как нищая. Зная об этом, проницательный П. и подарил ей торбу. «О, королевский подарок!» - воскликнула Редгрейв. «Переведите ей: не королевский, а нищенский!» - велел П. Переводчик перевел, и Ванесса расхохоталась. 

Брынзу П. использовал, когда наутро после показа «Теней» они с режиссером Леней Осыкой, который тоже должен был накануне выступать, да тоже не выступил, потому что сильно напился, - эту прекрасную брынзу они использовали в качестве закуски, когда наутро пили в гостинице белое и красное вино. Правда, закусывал, в основном, П., а Леня только пил и пил. В этом была Ленина погибель, что он пил и не закусывал. Из-за этого он так рано сошел с рельс, а ведь был гениальный режиссер, второй по гениальности на Довженковской студии после него, П. 

Значок с Лениным П. использовал как фрагмент в одном из своих коллажей. В разных культурных центрах мира время от времени проходят выставки работ П., и те, кто прочли этот текст, может быть, обратят внимание на коллаж с ангелическим Володей на фоне адского костра.

Продавщицу П. в своем фильме не занял. Но пусть читатель не смеет думать, что он обманул бедную девушку. Разве П. обещал снять ее именно «Ашик-Керибе»? Слово шаха есть слово шаха. Шахи не опаздывают и не обманывают. Они задерживаются. И умирают. Только смерть может помешать шаху сдержать обещание.