«Как утопить доктора Мрачека» интересен тем, что это фильм пустейший. То есть он совершенно пустой, таких советских фильмов не бывало. Советские тоже бывали пусты, всякие там «Черноморочки», «Королевы бензоколонки», «Матросы с «Кометы». Но они обязательно притворялись чем-то наполненными, каким-то содержанием идейным. Допустим, содержание «Королевы бензоколонки» (осмеянная критиками, эта картина вызвала в 1962-м году здоровый смех пятидесяти миллионов зрителей, войдя в пятерку лидеров проката -  и будьте уверены, это еще заниженная цифра; а на нашем сайте текст об этой картине вошел в тройку самых посещаемых: как раз сегодня число прочитавших его перевалило за 600 человек!) якобы состоит в следующем: «Не все получается у новоявленной работницы, но весёлый нрав и находчивость помогают ей не только освоить новую специальность, но и радикально перестроить работу всей бензоколонки». (Википедия). Якобы-содержание «Черноморочки»  заключается в борьбе талантливой молодежи, сочиняющей и распевающей хорошие, задушевные песни, со всяческими халтурщиками от музэстрады, пытающимися навязать народу джаз, рок-н-ролл, авангард и прочую мерзость. Как природа не терпит пустоты, так совок не терпел идеологической пустоты: хоть какое-нибудь идейное содержание у совкового произведения искусства непременно должно было быть. Но оттого, что это содержание часто пришивалось, как кобыле хвост, советские кинокомедии получались не только глупыми, но и пошлыми, детективы вялыми и пошлыми, повести на семейно-бытовые темы  занудными и пошлыми: ведь ложные претензии – одно из проявлений пошлости. 

«Мрачек» - картина нисколько не пошлая, ибо, повторяю, абсолютно пустая. Ну что, живут в городе водяные. С виду люди как люди, вполне добродушные. Да не с виду, а правда добродушные, нормальные такие чехи. Только после работы они с головкой уходят в ближайший водный бассейн прямо в спецовках или костюмах. Ввинтившись в слив кухонной раковины, ванны или унитаза (см. заставку), они, наподобие пневматической почты, перемещаются по трубам канализации. В магазинах они расплачиваются кронами и другими национальными деньгами, но между собой в качестве универсального эквивалента стоимости используют души утопленников, которые хранят дома в специальных фарфоровых  чайничках. И еще, они бессмертны - до тех пор, пока не войдут в кровавый контакт с бренной плотью, переспав с человеческой женщиной или даже попробовав чего-то мясного (от одних слов «кровяная колбаса» - krvavy vurt их в дрожь бросает). Если такое, не дай боже, произойдет, vodnik-водяной тут же превратится в manzelа-человека, со всеми вытекающими в плане продолжительности жизни последствиями. Манзелов в фильме наперечет, всего, кажется, четыре:  такое впечатление, будто город населен одними водниками. Герои фильма – несколько представителей этого вида нечистой силы, компактно проживающие в одном доме. Дом старый, заплесневелый и, главное, сырой: в сухом они не могли бы жить. Но горкоммунхоз или как он там в Чехословакии назывался задумал переселить жильцов данного клоповника в нормальный новый дом, а этот снести. Окончательное заключение о пригодности дома для жилья должен вынести молодой и принципиальный санврач доктор Мрачек (Яромир Ганзлик). Глава водяных (Милош Копецкий: см. заставку) решает: надо Мрачека утопить. Весь фильм про то, как из-за всяких нелепых случайностей утопить доктора не удается. Между тем симпатичный Мрачек знакомится с племянницей главного водяного,  сексапильной и стильной водяной Яной (Либуше Шафранкова). Когда все попытки замочить доктора в каком-нибудь городском водоеме не дали результата, она получает задание пустить в ход свои женские чары, завлечь непотопляемого Мрачека в достаточно глубокую H2O и... Но знаете, как в жизни бывает, людской и водяной: молодые есть молодые – влюбляются, женятся. Вскоре и доктор Мрачек предложил Яне руку и сердце, и она бы с дорогой душой, но тогда кровавый контакт неминуем – прощай, бессмертие! Под конец фильма Яна все-таки жертвует вечной жизнью ради любви. И остальные водяные тоже выбирают удел людей, причем каждый находит для этого свой способ: кому переливание крови сделали, кто с человечихой в половую связь вступил, а кто просто съел хороший кусок зельца. В финале на фоне соблазнительных людских мамочек, тетешкающих младенцев, звучит бодрая песня. На русский она не дублирована, но общий смысл я ухватил: настоящее бессмертие – в детях! Так, значит, есть все же в фильме идея? Да какая идея, просто надо было как-то завершить. Ну что  можно было в «Мрачеке» показать в порядке финального триумфа? Бывшие водяные коллективно хавают кровяную колбасу? Подумаешь, радость, в ней холестерина полно. Занимаются сексом с человечихами без предосторожности? Подумаешь, они и раньше  сексом занимались, только со своими водянками, которые ничем не хуже землянок. Вот и прицеплена песня, как сбоку бантик.   

Не видевшие фильма (а кто его видел, кроме меня?) могут подумать: ну ясно, лирическая такая картина вроде «Обыкновенного чуда», где юноша с риском превратиться в медведя целуется с девушкой. Или, может быть, это типа философски-социальная  картина: водяные на пути к очеловечиванию проходят примерно через те же перипетии, что единоличники в советских фильмах 30-х годов проходили на пути в колхоз. Или социальная сатира: вроде про водяных, а на самом деле – полные карманы фиг, нацеленных в бюрократов и вообще в убожества социализма (Мрачек-то, небось, мрак тоталитаризма воплощает?) Или это фантастическая такая, озорная, остроумная картина в духе Кира Булычева.

Ни то, ни другое, ни третье, ни четвертое. Если бы так - возникли бы какие-никакие смыслы, а значит – стало бы зрителю нелегко, фильм нагрузил бы бедных чехов мыслью. Но «Мрачек» не грузит. Как же так, что за невыносимая легкость бытия? Русский, советский зритель еще мог бы такое понять, если бы фильм был яркий по форме, сексапильный, будоражащий. Но нет. Он нудный довольно, вялый, бескрылый, без особой выдумки и фантазии. Ну там, постель Яны не в кровати, а в ванне. Международный симпозиум водяных, все сидят за столами как положено, но ноги в тазиках с водой. Фамилия одного  водяного В'одичка, другого Вассерманов*. Бедный, в общем, юмор. И вообще фильм бедный – трюков, считай, никаких нет, ну просто входят эти ребята в воду в костюмах, и всё. Вернее, единственный трюк – как они возникают из раковин и унитазов (не см. заставку, а то нечему будет в фильме удивиться). А самое главное – мир людей выглядит в фильме таким унылым, что непонятно, зачем за него, в самом деле, бессмертие отдавать. (Ну разве что тот водяной, который очеловечился путем поедания зельца, уплетает его с таким аппетитом, что аж за ушами его плавниками трещит. Ну да это понятно: он же не какой-нибудь – чешский водяной, а всякий чех за кусок хорошего зельца жизнь, безусловно, отдаст).    

Так что же во всем этом интересного, спросите вы. Зачем ты тогда выкопал эту рухлядь сорокалетней давности?  А то интересно, что таких картин, немного лучше, немного хуже «Мрачека», в Чехословакии выпускались ежегодно десятки! Вацлав Ворличек, режиссер «Мрачека», поставил еще, например, такие картины: «Как разбудить принцессу?»; «А не поесть ли нам шпинату?»; «Три орешка для Золушки»(!), «Пан, вы вдова»; «Конец агента»; «Кто хочет убить Джесси?»  

А ведь был еще Олдржих Липский: «Адела еще не ужинала», «Я убил Эйнштейна, господа», «Четырех убийств достаточно, дорогой», «Соломенная шляпка», «Лимонадный Джо»(!), «Человек из первого века».

И были еще Борживой Земан: «Призрак замка Моррисвилль»(!),  Мартин Фрич: «Двенадцать стульев»,  Зденек Подскалский: «Куда черту нельзя» - и еще целая когорта классных режиссеров-развлекателей.

Вы уловили по названиям, сколько среди перечисленных фильмов кинопародий? Это было фирменное блюдо чешского кино – пародии на западные фильмы ужасов, мистику, детективы, вестерны. Причем боже упаси примешать в эти пародии хоть крохотку насмешки над «западным образом жизни»: ирония – да, но только по поводу жанров и стилей. Развлекалово – и больше ничего, никаких скрытых или явных смыслов.

А впрочем – скрытый смысл все же наличествовал. Протестовать против «системы» можно было по-разному. Как Аскольдов или Шепитько - нагружая фильмы диссидентскими подтекстами. Или как Ворличек с Липским - не нагружая их никакими подтекстами, никаким смыслом вообще. Еще неизвестно, что было опаснее для социализма: антисоветская идейность или "мещанская" безыдейность. Скорее все же второе: антисоветизм - советизм наоборот, мещанство же находилось в совершенно другом измерении по отношению к советизму. Советские фильмы «с фигами» заставляли задуматься отдельных советских интеллектуалов. Фильмы демонстративно развлекательные заставляли весь чешский народ вздыхать по тем прекрасным временам, когда искусство не несло никакой идеологической функции. Пародии утоляли ностальгию по картинам жанровым – основному блюду буржуазного чешского кино, тому блюду, которое в СССР было, считай, сметено с обеденного стола приравненным к штыку пером (или штыком-кинокамерой).

Слово произнесено: буржуазное, буржуазность. Она допускалась в искусстве Чехословакии до 68-го года в силу, может быть, неистребимости «родимых пятен капитализма» в этой уютной стране; меньшей свирепости социализма по-чешски; большего добродушия чехов по сравнению с русскими. И она поощрялась после 68-го, когда правительство Гусака взяло курс на искоренение идей «социализма с человеческим лицом» не  каленым железом репрессий, а сладким ядом бездумного развлекалова. (Так же сделал и Путин –  только без традиции умеренно хорошего буржуазного вкуса развлекалово по-русски прочно осело на мели гоп-стопа и телесного низа. Где в Чехословакии был Карел Готт – в России Григорий Лепс).

Почему "реставрация капитализма" в Чехии удалось, а в России никак? На эту тему можно рассуждать долго и нудно, но я ограничусь одним фактом: в ЧССР жанровые фильмы составляли пятьдесят, в кино СССР - пять процентов годовой кинопродукции.