Режиссер Вадим Абдрашитов. Сценарист Александр Миндадзе. «Мосфильм». 1982
"Я согласился бы жить на земле целую вечность, если бы мне прежде показали уголок, где не всегда есть место подвигам". Венедикт Ерофеев
Живя в Нью-Йорке, я часто пользуюсь метро и вижу: какой все же ничтожный народ америкахи! Если на одной из линий Московского метрополитена случится авария, машинист лезет с импровизированной кувалдой под вагон, а пассажиры с песней «Коль любить, так без рассудку, коль грозить, так не на шутку, коль ругнуть, так сгоряча, коль рубнуть, так уж сплеча!» начинают массово прорываться по рельсам на другие линии. Конечно, машиниста обычно придавливает оборвавшейся рессорой, а большинство пассажиров убивает током. Ну и что, подумаешь. Зато сколько бодрости духа, сноровки и смекалки проявляют люди! Притом в конце концов некоторые из них, наиболее веселые и находчивые, что-то починят и куда-то добредут! Если же ЧП происходит в нью-йоркском сабвее, то машинист тут же теряется, а у пассажиров развиваются атаки паники и приступы астмы, клаустрофобия, паранойя и проч. Ну ничтожества, я ж говорю. Правда, тут есть один маленький нюанс: что называть ЧП? У нью-йоркского машиниста оно случается, когда он, видя, что создавшаяся ситуация не позволяет работать в штатном режиме А, спокойно перепробует запасные, не менее детально прописанные в инструкциях режимы Б, В, Г, Д, Е и обнаружит, что ничего не помогает. Вот тут-то он начинает плакать и в штанишки какать! У русского же машиниста сразу после А следует Авось. Значит, ЧП! Значит, страна приказала быть героем! Поэтому у нас героем становится любой.
Так это я к чему? А к тому, что тема фильма «Остановился поезд» - те самые русские нехлюйство и наплевизм, из которых произрастают русские геройство и альтруизм. Причем два центральных персонажа, следователь (Олег Борисов) и журналист (Анатолий Солоницын), занимают полярные позиции в ожесточенном споре, предмет которого можно сформулировать по-разному, но суть от этого не изменится: что важнее, инициатива или инструкция? песня или правда? миф или материальный мир? А если двигаться глубже к религиозным истокам и корням, то можно переформулировать таким образом: что центральнее, закон или благодать? А если исторического русла держаться, то вопрос прозвучит так: Россия – реалистичный Запад или мистичный Восток? (Сегодня, когда Россия сделала то, что на языке моряков называется «поворот все вдруг», и на всех парусах летит в Евразию, последний вопрос актуален как никогда).
Совок Совком, однако не где-нибудь, а на самой что ни есть киностудии «Мосфильм», и во вполне еще совковом 1982 году, была поставлена картина, поставившая ребром все эти проблемы, столь же реальные, сколь чуждые расхожей проблематике соцреализма. Но пусть те из читателей, кто не смотрел ее, не позевывают, решив, что я предлагаю их вниманию нечто занудно-философское. «Остановился поезд» - фильм с острой интригой, почти детектив. Проблемы же, которые я назвал, заключены в нем, как лекарство в сладкой облатке: можно, в крайнем случае, облатку съесть, а лекарство выплюнуть. Впрочем, эту аналогию не следует продлевать слишком далеко. Миндадзе и Абдрашитов, кажется, не лучше нас с вами знали, какими лекарствами лечить ту, мягко говоря, особенность русской души, что самые лучшие ее черты проявляются не в труде, а в беде. Герцен сказал о русских писателях: «Мы не врачи, мы боль». Так же и авторы этой острой, интересной картины только отмечают симптомы и озадаченно, сокрушенно разводят руками.
В качестве релевантного по теме приложения предлагаю читателям мой рассказ -
СИБИРИАДА
Эта история началась в таежном поселке. Третьеклассник Антон Комаров колол ночью в сарае дрова, промахнулся и обухом топора пришиб себе палец.
Поселковый фельдшер Зыков обработал и перевязал ушибленное место. Но нужно было предупредить столбняк – противостолбнячной же сыворотки в здравпункте случайно не оказалось. Решено было везти Антона в райцентр Устюги, что за двести километров от поселка. Везти вызвался сосед Комаровых, шофер Омельченко.
Не успел газик Омельченко выбраться с проселка на большак – из-за недалекого поворота ослепительно ударили фары. Навстречу, безумно виляя от обочины к обочине, нёсся громадный лесовоз. Выхода не было, и Омельченко направил машину в обрыв.
...Сержант Сагдуллаев спешил. Обидно – его бронемашина вышла из строя в самый разгар боевых учений! Сейчас, устранив неисправность, он нагонял свое подразделение. В том месте пути, где танковая трасса близко подходила к большаку, в триплексе механика-водителя мелькнул задранный в небо смятый капот...
Пульс шофера не прощупывался. Мальчик, получивший обширную черепно-мозговую травму, потерявший глаз, был в беспамятстве, но жил. И Сагдуллаев понял: теперь у его танка – другой маршрут.
... Могуч и буен был паводок той весны – редкий старожил припомнит такой. Немало бед натворила река в свирепой своей игре, среди прочего, сорвала мост, лежавший на пути в Устюги. В вечер накануне нашей истории рабочие, чинившие мост, не поставили на въезде знака «Ремонт!» - так случилось. И когда в смоляной предрассветной мгле машина Сагдуллаева вырвалась на мост, достигла его середины – под гусеницами затрещало, и броневая крепость рухнула в реку. Вода заполнила отделение механика почти мгновенно, - но этого «почти» Сагдуллаеву хватило, чтобы передать по рации: «Погибаю у моста. Со мной – мальчик».
...Сагдуллаев спешил. Он не успел сообщить более точных координат. А потому, дорогой читатель, будь у тебя крылья и пролетай ты тем предутренним часом вверх или вниз по течению от места бедствия, - взору твоему открылась бы картина удивительная! На всем необъятном протяжении знаменитой реки, от истоков до устья, с мостов или с палуб заякорившихся под мостами судов летели в кромешную мглу, в бурлящее ледяное пекло обнаженные фигуры добровольцев -спасателей. Ближе других к месту катастрофы оказалось нефтеналивное судно «Красный Невинномысск». Спустя примерно через час после начала поисков один из матросов «Невинномысска», вынырнув у правого борта, крикнул: «Видел танк!»
... Люки танковой башни надежно, почти герметично закупоривали отделение наводчика – это спасло Антона. Но это же сделало работу ныряльщиков адски трудной: на пятиметровой глубине броню приходилось рубить зубилами. И хотя никто из молодежи судна не остался в стороне от работ, силы людей вскоре были на исходе.
Тогда на мостик к капитану поднялся корабельный кочегар, могучий старик Анкудинов. «Мне разреши, Михалыч». «Справишься, Антоныч?» «Полагаю, так. Я ж войну на тридцать четверке воевал. Был там один хитрый лаз...»
Команда уже начинала беспокоиться за кочегара, когда старик показался на поверхности. Под мышкой у него был ребенок. Антон был без ноги. «Пришлось», - надсадно дыша, объяснил Анкудинов. «Пушкой его прижало. Другой пути не было. Ты уж прости старика, мальчонок». Сказал – и подпиленным кедрачом рухнул на палубу.
После усиленного массажа груди Антон стал дышать, но состояние оставалось критическим. Было ясно, что долгой тряски в автомашине в условиях разыгравшегося бурана ему не перенести. Короче и быстрее было бы подняться по реке до отрогов Хансая и трудным, но недлинным путем через перевал достичь железнодорожной ветки на Усть Уду – Устюги. Но цистерны «Невинномысска» были полны, и путь вверх по течению тоже мог оказаться непоправимо долгим. Выход был, и каждый на «Невинномысске» знал его, - но решает на судне капитан. А капитан молчал.
... Капитан молчал и думал. Мертвого старика Анкудинова призвал он в трудную минуту потолковать о жизни. «Сливать надо нефть, Михалыч. Сливать у реку. Другой пути нет». «Знаю. Не могу решиться. Топливо для Игарки и Дудинки». «Топливо было и будеть. Хлопчика жалко». «Не могу. Буду согласовывать». «Согласовывать... Ну валяй. Только знай, Михалыч: коли так, то откаботажил Анкудинов на «Невинном». Не буду я с тобой. И люди не будуть. Понял?» «Да понял, понял я. Ты не горячись, Антоныч, ты ж и меня пойми... Э-эх, да что там! Двум смертям не бывать!» Угрюмое, напряженное лицо капитана вдруг осветила мальчишески беззаботная улыбка.
... Пых-пых. Фух-фух. Эгегей! Дует ветер. Валит снег. Солнце светит. Шибко бежит упряжка через высокий Хансай. Пастух Хузангай из селения Уренги правит оленями, ладно правит, песню поет, мальчика везет. Эгэй! Хузангай из Уренги везет мальчика без глаза и ноги. Хузангай через Хансай! Из Уренги в Устюги! Хорошая погода, доброе дело, красивая песня. Шибко летят олени, скоро-скоро прилетят к стойлу железного коня. Что такое, однако? Вскочил Хузангай с саней. Руками замахал. Головой затряс. Задымилась на Хузангае его песцовая шапка. Схватил старый мальчика с нартов, бросил что есть силы вперед, подальше от себя, сам упал и сгорел.
«Опору высоковольтной линии криво поставили. Ай-яй-яй»,
грустно спел напоследок Хузангай,
старый пастух из Уренги.
«Очень худые пироги...»
... Антона нашли, не могли не найти, потому что к тому времени – к моменту гибели Хузангая – навстречу оленьей упряжке по трассе Подкаменная – Салехард уже двигался отряд лыжников. Специальным приказом по рации в районе Кетунгского нагорья были временно приостановлены все геоработы: изыскателей бросили на помощь ребенку. К железнодорожной ветке Усть-Уда – Устюги вылетели самолеты и вертолеты. Воинские части энского и энского гарнизонов были подняты по тревоге. И через семь часов после начала операции мальчик, пребывавший в состоянии шока, обмороженный, с развившейся двухсторонней пневмонией, был подобран группой таежных старателей, также включенных в сеть спасательных работ.
Вскоре Антон уже находился в железнодорожном вагоне. А еще через несколько часов поезд подошел к Устюгам.
Тут бы и подойти нам к финалу истории, вверив спасение мальчика умелым рукам врачей и медсестер. Но... Стихии и роковое стечение случайностей словно объединили в эти сутки свою недобрую волю! Невероятно – но как раз врачей и сестер не увидели бородачи-старатели, внеся мальчика в больницу. Накануне весь медицинский персонал срочно убыл в областной центр на семинар по правилам противопожарной безопасности. Так вышло. Об этом сообщил растерянным бородачам больничный сторож Егор.
Что было делать?
Делать, казалось, было совсем уж нечего. Правда, Егор всё порывался провести операцию самолично, но допустить это было никак невозможно. Если даже сторож, допустим, и овладел за годы службы в больнице операционным мастерством, как он клятвенно уверял, все равно в данное время он слишком шатко держался на ногах, чтобы доверить ему в руки скальпель. И, наверное, конец у нашего повествования был бы самый печальный, если бы в это же самое время по деревянным улочкам Устюгов не торопилась к больнице, погромыхивая хирургическим инструментарием, группа знаменитых специалистов из крупной столичной клиники, только что прибывшая в Устюги вертолетом.
... Следует ли говорить, что медики тотчас вступили в бой за жизнь Антона? Следует ли распространяться о тревожных консилиумах профессоров, капельках пота на лбах хирургов, о бессонных ночах стерегущих жизненосные капельницы медсестёр? Все это ясно без слов. Упомянем разве что одно обстоятельство. При подготовке к ампутации конечностей (избежать ее все-таки не удалось) врачам потребовалось много крови. И тут они столкнулись с проблемой неожиданного свойства. Десятки, сотни устюжан потянулись к больничке. Они толпились в коридорах, барабанили во все двери и просили, нет, требовали взять у них кровь, угрожая в противном случае вышибить в больнице все стёкла или сжечь ее. Чтобы не оскорбить чувства доноров, медсёстры вынуждены были принимать кровь независимо от группы, а потом незаметно сливать ее на заднем дворе. Впрочем, сторожа Егора, сдавшего кровь целых четыре раза, так и не удалось унять: операция проходила под истошные вопли старика: «Желаю кровь пролить за мальца! Дозвольте кровушку пролить!»
Не сутки и не двое прошло до той минуты, когда усталый хирург вышел в коридор после очередной операции (это была резекция лобных долей мозга), стянул промокшую маску с лица и сказал: «Теперь будет жить!»
С тех пор прошло около года. Антон почти совсем поправился. Скоро его выпишут из больницы. Люди из разных мест, узнавшие о случившемся с мальчиком по радио и телевидению, шлют ему взволнованные письма, приглашают жить у них. Антон отвечает на каждое письмо, благодарит, обещает приехать... но только в гости. Потому что никогда, ни за что на свете не покинет он свою Сибирь – край, где леса дремучи, люди добры и веселы, и даже крайне скверно начавшиеся истории всегда заканчиваются благополучно.
Вадим Абдрашитов
Александр Миндадзе
Смотреть фильм он-лайн
Автор С. Бакис
Уважаемые посетители сайта!
Чтобы оставить комментарий (вместо того, чтобы тщетно пытаться это сделать немедленно по прочтении текста: тщетно, потому что, пока вы читаете, проклятый «антироботный» код успевает устареть), надо закрыть страницу с текстом, т.е. выйти на главную страницу, а затем опять вернуться на страницу с текстом (или нажать F5).
Тогда комментарий поставится! Надеюсь, что после этого разъяснения у меня, автора, наконец-то установится с вами, читателями, обратная связь – писать без нее мне тоскливо.
С.Бакис
|
