Новый фрагмент
| Главная » Новые фрагменты » Георгий ДАНЕЛИЯ |
"Осенний марафон"
| Мне фильм в 1979-м году понравился, как нравилось все, что делал Данелия. Ну умел человек снимать кино, что скажешь. Где надо, я смеялся, где надо, это самое, грустил. Я – зритель хороший, не зануда вроде меня – киноведа. Константин Сергеевич Станиславский тоже был зритель хороший. Каким его зрелищем ни накорми – театром, оперой, цирком, может, даже кино (был ли К.С. хоть раз в кино?) – он выкушивал блюдо с невероятным аппетитом, чавкал, хрумкал, цыкал, потом вылизывал донышко, потом утирал рот платочком, то есть вытирал мокрое от слез смеха или плача пенсне платочком, и произносил: «Не верю. Отвратительно. Профанация ваще, милсудари, искусства». Вот так и я: восклицаю «Ну молодец Данелия, во дает!» - и вместе с тем считаю этот фильм чистым недоразумением и не могу понять, почему другие люди добрые этого не понимают. Более того, я считаю фильм «Осенний марафон» личным оскорблением, да! К барьеру, Георгий Николаевич!
Но давайте разберемся спокойно. Сценарий фильма, который назывался «Горестная жизнь плута», написал Александр Володин. Что за писатель Володин? Можно назвать его советским Сэлинджером. Эти двое в некотором роде братья-близнецы – совершенно тот же генотип. (Жизнь, ясное дело, сделала близнецов различимыми. Брат Джерри волею судеб оказался в Америке, а брата Сашу забросило в СССР. В результате Джерри пустил корни в проблемы человеческого бытия глубже, чем Саша, просто потому, что советская почва была гораздо каменистее). Что же за это генотип? Воспользуемся типологией самого Володина:
Понятно? Это тип человека доброго, нервного, чуткого, интравертного, меланхолика, мнительного, с неустанной саморефлексией, с комплексами, с приступами депрессии (наверное, борясь с ними, Володин и стал пить). Одним, т.е. двумя словами – это тип совестливого неврастеника. Это очень «художественный» тип, и если художник в таком человеке осуществляется, то получается обычно творец лирического плана, умеющий, о чем бы он ни говорил, говорить только о себе, о душе своей. Каждый сиблинг в удивительной семье Глассов – это сам суперсенситивный Д.Д.Сэлинджер, так же как герой каждой володинской пьесы или сценария – это нервный, чуткий, ощущающий боль других как свою Александр Володин.
Догадка: может, потому пациенты Чеснокова из замечательного володинского сценария «Похождения зубного врача» не ощущали при удалении зубов боли, что этот врач брал их боль на себя? А почему пропал у Чеснокова его чудесный дар? Да слишком шумели люди под руку. Неврастенический склад у человека: спугни его «в процессе», и он больше не мужчина, то есть, тьфу, не зубной врач. Люди, относитесь к неврастеникам бережно! Это бывают ценные, полезные, красивые растения, но они очень нежны и легко гибнут на морозе жизни!
Теперь берем быка за рога. Бузыкин из «Горестной жизни плута» - той же породы, что Чесноков и что Володин. Более того, если Чесноков – Володин только в духовном плане, Володин через притчу и метафору, то Бузыкин – Володин еще и чисто биографически. Александр Моисеевич Володин всю последнюю, наверно, треть своей жизни промаялся между двумя не просто женщинами, женой и неженой, а между двумя семьями, в каждой из которых у него был сын. Он не бросал жену, с которой его уже давным-давно связывала только дружба, потому что жена была больна... но не только, не только поэтому, а вот именно по дружбе: узы дружбы крепче, чем узы любви. Совесть, понимаете, у человека была, совесть и доброта. Но он терзался, видя, что совесть и доброта, эти замечательные качества, в данном случае превращаются в свои противоположности: они причина его неразрешимой раздвоенности, от которой страдает не только он сам, это бы ладно, заслужил, но две хорошие женщины. Вот об этом написал Володин свой сценарий. Но поскольку сюжет на этот раз был автобиографическим, автору совестно было представлять драму как драму: невелика он шишка, чтоб о себе любимом драмы сочинять! Он поступил, как Чехов (еще одно значимое в разговоре о Володине имя), который писал драмы в жанре комедий. Да, Бузыкин - нелепый шут поневоле, но судьба его – не на шутку – горестна. Прячась за иронией, Володин в своем сценарии, самом открытом из всех своих лирических излияний, и ругает, презирает самого себя за бесхребетную интеллигентскую нерешительность, и жалуется, просит сочувствия, и – да-да - сердится на тех, кому доставляет боль: ну почему они так мучают его, и почему не помогут, не припрут его к стенке, не заставят, наконец, выйти из положения Буриданова осла?
А что же в фильме? В фильме Бузыкин смешон – и только, смешон без лирических полутонов. Два часа зрители смеются здоровым смехом, животики надрывают над этим чудиком, неспособным и поставить точку над i. «Уж у меня бы хватило воли!» - радуются за себя хохочущие. На что бы у вас хватило воли, господа-товарищи? Полоснуть по живому? Но это же доблесть мясника, а не homo как такового. И над чем вы, собственно, смеетесь? Разве Бузыкин вьется и юлит, потому что хочет сосать двух телок зараз? Нет! Он хороший, совестливый, добрый человек, не способный причинить никому зла. И его проблема, жизнерадостные мои волевые друзья, это не только его личная проблема. Как там у Гете? «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». А у бедного интеллигентного Бузыкина наоборот – он хочет добра и плодит несчастье, беду. Тут есть над чем задуматься – проблема бытия, господа! Благими намерениями вымощена марафонская трасса Бузыкина сами знаете куда.
Вот что выходит, когда генотипы не совпадают. Данелия – тоже хороший человек, и он тоже долгие годы был в позиции Буриданова осла, разрываясь между женой и любимой: наверное, оттого и решил, что сценарий Володина – и про него тоже. Но он не про него был, не про него, сходство обстоятельств еще не сходство характеров. Данелия – кто угодно, но не неврастеник и не самоед. Причиняя беду тем, кого любил, он, не сомневаюсь, испытывал угрызения совести. Но он человек, если по Павлову, «с сильным типом нервной системы», грузин и сангвиник. Представители такого типа – внимание, тут тонкая дискриминация – они из всего извлекают радость, потому что никогда не перестают любить себя; они испытывают радость, даже мучаясь угрызениями совести. «Ах я гад, ах я засранец, и что же это я творю?!» И при этом в самой глубине – умиленное такое удивление своему уникальному засранству. А меланхолик – они тем и отличается от сангвиника, что муки совести, как глубоко ни смотри, не доставляют ему никакой радости, а доставляют только мучения и реальную ненависть к себе, иногда доводящую даже до самоубийства.
А Бузыкин для Данелии, такой, какой он в сценарии Володина , что бы ни думал Данелия по этому поводу, не он, не он. И что ему было делать с таким Бузыкиным? Переделать муки меланхолика в муки сангвиника? Не выйдет, меланхолик не поддастся. Отождествиться с меланхоликом, дать его изнутри? Не выйдет, сангвиник в нем самом не поддастся, тошнит его от таких бузыкиных. И Данелия, может быть, незаметно для самого себя, отыскал единственный контактный лаз к своему герою, без которого он просто не мог бы снимать картину: давать-таки меланхолика, но - с улыбкой, со смехом таким добрым над ним, этим смешным, нелепым, безвольным человеком. Так и сделал. И прекрасно получилось. И всем понравилось. Если бы, как теперь говорят, по-хорошему, то сценарий «Горестная жизнь плута» представлял материал для небольшого тонкого фильма для интеллигентных людей – фильма-утехи для таких же неврастеников, как сам Бузыкин. А вышло – большая всенародная потеха над интеллигентским высосанным из пальца гамлетизмом. Так некогда ни за что низвели затравленного русского интеллигента до унизительной карикатуры двое других хохотунов. Догадались? Ну да, Ильф-Петров. Ну да, Лоханкин. «Вам наши беды – потехи сущие»... Выходит зритель на улицу, утирает рукавом пальто слезы смеха и говорит про себя - то есть, не про себя, в том-то и дело, что не про себя, а про Бузыкина этого: «Эх, мне бы твои проблемы, чудила!».
Итог: Данелия поставил отличный фильм, смешной и в меру грустный (смесь смеха и грусти - его фирменный знак), прекрасно сделанный, очень точно следующий сценарию... отходящий от него всего на каких-нибудь несколько миллиметров - на толщину человеческой кожи: Володин писал изнутри Бузыкина, Данелия снимал близко-близко к Бузыкину, но снаружи, только и всего. Изданный после выхода фильма сценарий назывался уже «Осенний марафон». Что ж, успех есть успех, он опьяняет, он решает все проблемы и примиряет все противоречия. Вот ежели бы успеха не было, тогда бы, может, Володин сказал Данелии: «Видишь, Гия, это потому, что ты не совсем понял моего Бузыкина. И играть его, я же тебе говорил, должен был не Басилашвили, у которого есть какая-то ненужная виртуозность во лжи и который немного, как, извини, и ты, грузин, а артист типа Смоктуновского, Калягина, каким он был в «Механическом пианино»... Я говорил тебе, а ты не слушал!». Но «Осенний марафон посмотрели 22.3 млн. человек. Это прилично. Это много. Никогда (за исключением «Пяти вечеров») у володинских фильмов не было такой кассы. Как народ когда-то шел скорбеть по тонущему в Урале Чапаеву, так он теперь пошел смеяться над барахтающимся в омуте интеллигентских заморочек Бузыкиным. С народом не поспоришь, и тем более глупо с ним спорить, если он, так ли, иначе, полюбил твое творение. Тут уж, Гия, садимся за стол и празднуем по полной программе.
Может, Данелия пил, а Володин только закусывал. Может, он был тогда в завязке. Он уже стал к тому времени усталым, немного сентиментальным, обожающим слезливым чохом всех своих «гениальных» друзей пожилым человеком. А как по мне, то лучше бы он оставил своему сценарию первоначальное название «Горестная жизнь плута». И лучше бы он сказал за тем столом: «Ну так, ты выпил за мой счет, Гия, ты закусил. А теперь скажи: зачем ты выставил моего Бузыкина... меня выставил... на посмешище всенародное? К барьеру, Гия, к барьеру!».
Раз он этого не сказал, так я за него говорю.
 Г. Данелия на съемках фильма "Осенний марафон"
Автор С. Бакис
 | |
| Просмотров: 2866 | Комментарии: 7 | Теги: | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 6 | |||||||
| |||||||
0