Тизер к фильму "Во мраке"
 

"История одной куклы": мультфильм по сценарию Александры Свиридовой

Действие фильма "Во мраке" происходит во время 2-й мировой войны подо Львовом. Не в лесах подо Львовом, где, когда город станет советским, станут прятаться бандеровцы, а в львовской канализации. В 1956-м году Анджей Вайда снял «Канал», великий фильм о том, как группа бойцов Армии Крайовой после поражения Варшавского восстания пытается вырваться из города через канализационные пути, - через 55 лет Агнешка Холланд, в прошлом ассистентка Вайды и автор сценариев его картин «Без наркоза» (1978), «Дантон» (1982), «Любовь в Германии» (1983) и «Корчак» (1990), сделала фильм о скрывающихся в канализации евреях. 

Все основано на реальных событиях. А сюжет такой. Когда немцы весной 1943-го года устроили в львовском гетто «акцию», чтобы до минимума сократить контингент, который затем надлежало перевести в obóz zagłady, т.е. в лагерь смерти, небольшой группе евреев удалось бежать сквозь проделанный в земле лаз. В канализации они сразу же наткнулись на водопроводчика Соху и его молодого помощника. Обитатели гетто были хорошо знакомы с ними: эти двое, с большой пользой для самих себя, оказывали им  мелкие, но ценные услуги, например, в обмен на деньги или драгоценности передавали за колючую проволоку еду и прочие необходимые предметы. А уж тут, под землей, и вовсе их царство: захотят – выдадут бежавших немцам, захотят – спрячут их где-нибудь в лабиринтах подземных коммуникаций. Польдек и Сапек поступают с умом, они избирают второе, но только до поры до времени, пока у этого дрожащего стада хватит чем платить за свои жалкие жизни. Выдоив последний злотый и последнее золотое колечко из жидовских карманов, они сдадут весь кагал и опять выручат хорошие деньги: за голову каждого выкуренного юда немцы платят  500 марок. 

Все это показано в первые минут пятнадцать фильма, остальные два часа – о преображении  Сохи, о том, как этот человек из мелкого вора и шкурника постепенно превращается в праведника наподобие Оскара Шиндлера или Рауля Валленберга. В конце картины во Львов вступают советские, и Соха выводит горстку тех, кого называет «мои жиды» - в сыром смраде подземелья их осталось через четырнадцать месяцев всего около  дюжины - из тьмы на свет божий. Он счастлив, кажется, больше спасенных им, ведь те сберегли свои тела, он же не только тело (обнаружь немцы «схрон», он наверняка пропал бы заодно с этими несчастными), но и душу. (Меньше чем через два года Леопольд Соха погибнет, пытаясь вытолкнуть из-под колес потерявшего управление советского военного грузовика свою маленькую дочь. Такая вот странная судьба: всё кого-то спасал человек, рискуя головой, – и в конце концов не сносил таки ее. Смерть Сохи, конечно, остается за пределами фильма).

О картине тяжело писать, ее было тяжело и неприятно смотреть - мне, во всяком случае. И дело не в том, что она сама, как говорится, тяжелая. К сожалению,  фильм о хорошем, святом человеке не в большей мере гарантирован от неудачи, чем любой другой. Однако констатировать, что «Во мраке» - картина неудачная, куда тяжелей, чем сделать это в отношении манипулятивных фильмов на сходную тему вроде «Списка Шиндлера» или «Ее зовут Сара» (см. тексты о них на нашем сайте). Такую констатацию мне приходится в данном случае выдавливать из себя, потому  что я чувствую -  фильм сделан с чистой душой, без расчетливости и цинизма; есть множество предметов на свете, заслуживающих критики раньше, чем эта работа Агнешки Холланд. С другой стороны, сказать, что картина хорошая, только потому, что герой ее праведник и она сделана с благородными намерениями, - для этого у меня, увы,  недостаточно еврейского патриотизма.

Это насчет того, почему трудно писать. Теперь, более подробно, – почему было трудно смотреть (одно с другим связано, но все-таки это разные вещи). 

В процессе своей духовной метаморфозы Соха начинает помогать узникам подземелья безвозмездно, а точнее, себе в убыток. (Стесняясь своей бескорыстности, он дает «подземному бухгалтеру» деньги, чтобы тот выплатил их ему на глазах у остальных евреев: «пусть они не думают, что я какой-то придурок»). Приняв на себя ответственность "за тех, кого приручил», Соха уже посвящает им каждый момент своего существования, жертвуя материальным благополучием собственной семьи и подвергая жену и дочь опасности. Он без колебаний продолжает идти по избранной стезе праведника даже после того как немцы в ответ на убийство солдата-охранника – а это он, Соха, убил его, чтобы спасти одного из своих подопечных, неосторожно выбравшегося «на поверхность», – вешают четыре десятка добрых поляков, в том числе его друга и помощника Сапека. Он, несомненно, не отступился бы от «людей из подземелья» и после того, как его жена, не выдержав постоянного напряжения, ушла от него вместе с дочерью (впрочем, она тут же возвращается, потому что сама, несмотря на свои постоянные ворчливые укоры мужу, духовно под стать ему).
Да, герой картины - человек большой души. Причем Леопольд Соха не выдумка – он реально существовал  и сделал все то, что показано в фильме. И вот - я всему этому не поверил. Мне ясно: я не поверил, потому что Агнешка Холланд не смогла сделать Соху понятным, как-то у нее не получилось изобразить его преображение так, чтобы я ощущал эмпатию, т.е. мог психологически и эмоционально идентифицировать себя с ним; нет возможности проследить, где, в какой момент из души этого закоренелого, тотального прагматика пробивается не просто элементарная порядочность, нет, из нее откуда-то, как крылья, прорастает святость (жена, правда, сообщила ему однажды, что Езус byl po matke Żydem, – но неужели взрослый католик сам этого прежде не знал, и неужели это сообщение могло водночасье перевернуть его сознание? В принципе, все на свете возможно, но в фильме нет переломного момента, и постепенного очеловечивания Сохи тоже как-то нет), – словом, мне ясно, что герой художественно неубедителен, а  ведь  фильм сосредоточен именно на процессе очеловечения Сохи и превращения его в праведника, и если Холланд не удалось волнующе и правдиво проследить этот процесс, значит, ей ничего не удалось. Да, я все это понимаю, но все равно, когда я смотрел фильм, мне казалось, что я не верю в святость Сохи, потому что я сам циник, что я вообще не верю в существование святых людей на грешной земле. Вот отчего смотреть эту картину было для меня своего рода мучением.

Титры, следующие за последними кадрами, в которых Польдек помогает вырвавшимся из чрева ада, шатающимся от слабости и кислородного удара людям стоять на земной тверди, а его жена Ванда подносит им пироги и водку, словно каждый  выживший и устоявший на ногах – плюсик им обоим на предстоящем Страшном суде («Это моя работа! Моя работа!» - ликующе кричит Соха),  -  финальные титры содержат следующее сообщение: «Многие люди говорили, что гибель Сохи – Божья кара ему за помощь евреям». Что ж, в такое легко поверить: чтобы думать так, львовянам даже не надо было быть юдофобами: помните тех сорок безвинно повешенных? Но титры титрами, а фильм фильмом. В картине, кроме рассказа о самом Сохе, нет ничего ни о массовом польском антисемитизме, ни о частном польском филосемитизме (к слову, единственный в фильме злобный и пристальный антисемит из славян - не поляк, а украинский полицай); и если эта страшная, злая правда что-то добавила к общему впечатлению, то лишь одно - она в последний раз заставила меня подумать: а почему все-таки  Соха оказался лучше, милосерднее своих братьев-поляков? Я думал, думал, но ответа на этот вопрос в фильме не уловил.
Зрители наивнее и непосредственные меня, наверное, таким вопросом не задавались, они просто поверили Сохе в органичном исполнении Роберта Венцкевича. Свет не без добрых людей, вот и все. На глазах у Сохи слезы, и на глазах у спасенных им людей, и на глазах у многих зрителей, не сомневаюсь. Но что поделаешь, черт побери, если искусство, как Москва, слезам не верит - каждый фильм обязан все свои утверждения доказывать, как будто до него кино вообще не было и он начинает с чистого листа (конечно, надо еще и говорить нечто такое, чего раньше никто не сказал, пусть это даже будет не бог весть какая великая истина). Интересная закономерность: фильм показывали на нескольких кинофестивалях, и всюду он получал приз зрительских симпатий. То есть профессионалы, видимо, ощущая приблизительно то же самое, что я, не удостаивали его высоких наград, признания же зрителей он неизменно добивался. Это, конечно, не аргумент - профессионалы иногда еще как промахиваются,  - и к тому же, честно говоря, я в данном случае предпочел бы быть на стороне зрителей... Но все же такая дивергенция, возможно, о чем-то говорит. 

Впрочем, не все профессионалы были к фильму суровы. Вот ссылка на рецензию Александры Свиридовой, писательницы, сценаристки известного анимационного фильма «История одной куклы» об игрушечном Дон-Кихоте, сделанном узником Освенцима, сорежиссера обжигающего документального фильма «Варлам Шаламов. Несколько моих жизней», эксперта Фонда помощи нуждающимся жертвам Холокоста и т.д. – в общем, не только профессионала  в сфере кино, но и человека обостренной духовности. Прилагаю ее мнение в качестве противовеса к   своему собственному.