Новый фрагмент
Главная » Новые фрагменты » Андрей СМИРНОВ |
«Жила-была одна баба»
Режиссер и сценарист Андрей Смирнов. 2012 Обсуждение фильма "Жила-была одна баба" в программе А.Гордона "Закрытый показ" Как и следовало ожидать (см. наши ожидания в конце текста о фильме «Сибирь, Монамур»), «Ника» за лучший фильм года досталась «Одной бабе». Чтобы предсказать это, не требовалось быть пророком. Как могла «Жила-была» не получить Гран-при, если Смирнов все уши предварительно прожужжал рассказами о том, как он трудился над этим фильмом двадцать пять лет? Если хотите знать мое мнение, не должны творцы докладывать миру, сколько лет они творили. Представьте, что среди русских кинорежиссеров появился некий легкокрылый Моцарт вроде Трюффо, Фассбиндера или Бергмана, снимавших по фильму, а то и два, в год; тот, кто, как Смирнов, прилагает к своему созданию отчет об израсходованных поте и крови, напрашивается на особое отношение. Конечно, кинорежиссеры - хитрецы: они якобы вынуждены рассказать о труде, вложенном в фильм, чтобы воздать должное съемочной группе, которая, не жалея сил... Но не надо, не надо. Л.Н. Толстой не сообщил читателям ни про то, как долго он корпел над «Войной и миром», ни про то, как бедная Софья Андреевна портила глаза, еженощно переписывая начисто его каракули. Была и другая причина ожидать триумфа «Бабы». У Андрея Смирнова репутация большого режиссера и отважного человека. Отважного, потому что он вечно в советские времена ругался с начальством, в результате чего прослыл почти диссидентом. Но это недоразумение. Он был не инакомыслящим, а психованным: совсем другое дело. Советская власть не терпела тех, кто спокойно и корректно говорил про нее неприятные вещи. А кто орал ей в лицо то же самое тет-а-тет, такого она успокаивала, водички ему давала попить из графина или даже коньячок доставала из сейфа. «Ну нервничает товарищ, довел его этот наш русский бардак – он кого хочешь доведет, вон я сам уже того и гляди инфаркт схвачу на работе. Но раз он нервничает - значит, он неравнодушный, наш человек, а не какой-нибудь Гинзбург-Щаранский, холодным крючковатым носом вынюхивающий на помойках, что у нас не так». Смирнов психовал, психовал и допсиховался до горбачевских времен, когда, понятно, стал одним из видных "прорабов перестройки". После того как главный кинопрораб Элем Климов, руководя ломкой нафек советского кинематографа, сгорел на работе, Смирнов, как второй после Климова по буйности, стал на его место. Что он там доламывал, не знаю – но доломав, надолго замолчал. Притомился, видно: нелегкая это была работа – топить в болоте советского кинобегемота. Молчал почти четверть века. Активизировался несколько лет назад. Стал светиться на ТВ - и снова Фантомас распсиховался. Посмотрите любое ток-шоу с его участием, как он ярится, отстаивая идеалы демократии и кроя всяческих недобитых коммуняк – просто жутко смотреть! (Есть выпуск передачи «НТВшники», посвященный интеллигенции, где Смирнов раз пять гневно покидает студию навсегда, а потом как миленький опять в ней сидит. Чудеса!) Помимо того, что Смирнов отлично косит под психа, он вообще очень хороший артист, не только на экране, но и по жизни. Посмотрите, как, получив Нику, он с горько-ироничной улыбкой обращается к залу: «Ну и зачем она мне сейчас нужна?» Ай-ай-ай, до чего жалко старика! (Не такой уж он, кстати, старик – г.р. 1941). Ну почему не получил он этот приз, когда был еще молод и жаждал славы? А теперь... поздно, поздно: «в душе уж нет былых желаний», перегорело всё. Ага, перегорело у него, так мы и поверили. Артист! Что касается Смирнова - большого режиссера, то здесь дело обстоит так. Вскоре после окончания ВГИКа, в 64-м году, он вместе с Борисом Яшиным снял фильм про войну «Пядь земли» по повести Бакланова. Хороший фильм молодых режиссеров, отлично обоих зарекомендовавший. Но славы он Смирнову не принес. Слава пришла в 67-м с выходом, то есть невыходом, короткометражного фильма «Ангел» по рассказу Ю.Олеши о Гражданской войне. Фильм немедленно был признан гениальным – т.е. не совсем немедленно, а как только он вместе с остальным киноальманахом «Начало неведомого века» лег на полку. Говорили, что честью запрета фильм был обязан в первую очередь жутко антисоветскому «Ангелу». В Перестройку «Ангел» воспарил. Не знаю, не знаю... но, чтобы не отвлекаться на обсуждение "Ангела", уступаю эту короткометражную пешку: супергениальный фильм, ОК! В 1970-м году Смирнов снял свой главный фильм «Белорусский вокзал», который снискал всенародную любовь, или так принято считать. Я же думаю, что ничего особенного в этом фильме не было, кроме песни Окуджавы и сцены, где ветераны, вытирая слезы, поют эту песню. Сцена действительно сильная - благодаря Папанову, Леонову, Ургант, Глазырину и Сафонову. «Белорусский вокзал» увеличил славу Смирнова в 1.5 раза и послужил ему уроком: если в посредственном фильме есть хоть один мощный эпизод, это может радикально изменить общее впечатление. Поэтому «гвоздем» его следующего фильма «Осень» (1975) стал – небывалое дело в советском кино! - длинный эротический эпизод, настолько возбудивший киноначальство, что оно, чтоб и народ так не возбуждался, поскорей отправило фильм на полку. Слава Смирнова возросла в 3 раза (слава за запрещенный фильм, как правило, превышала славу за хороший незапрещенный фильм вдвое). Затем Смирнов снял фильм об архитекторах «Верой и правдой» (1979), с которым случилась пренеприятнейшая история. Киноначальники наконец поняли, как бороться с этим психованным Смирновым. Уловив, что каждая его картина, как картина на стене, держится на «гвозде», они, вместо того чтобы и "Верой и правдой" положить на полку, увеличив тем самым славу Смирнова еще в 3 раза, выдернули «гвоздь» – и выпустили, иезуиты, картину на экраны! (Я не знаю, в чем этот «гвоздь» заключался, но уверен, что он был). И оказалось, что «Верой и правдой» - вполне заурядный, а главное – о ужас! – совершенно советский фильм. Слава Смирнова уменьшилась в 3 раза. Это заставило его призадуматься: этак и всю славу можно профукать... После «Верой и правдой» он молчал тридцать лет (значит, столь долгая пауза объяснялась не только ломкой от перестроечной ломки, но и чисто творческими делами). Смирнов молчал и размышлял: нельзя рисковать, вешая весь фильм на один «гвоздь». Надо такой фильм сделать, чтоб в нем много было гвоздей... чтоб он весь был как гвоздь... знаете, есть такие огромные гвозди строительные, дюбеля называются? И наконец, последняя и главная причина неизбежности никанизации «Бабы»: ее тема. Если некто говорит о горькой судьбе русской бабы, причем делает это надрывно и страстно, – надо быть законченным циником, чтобы спросить: а все же, это самое, о чем картина-то? Как о чем, о горькой судьбе русской бабы! И все вопросы сняты. Смирнов, таким образом, находится в беспроигрышном положении. Спроси: «Судьба судьбой, но вот ваш фильм переполнен жестокостью: что прибавляет еще одно изнасилование или измочаливание?» – получишь ответ: «Но это же фильм об очень горькой судьбе русской бабы!» Тоска, которую вызывают эти нескончаемые зверства-изуверства сами по себе, усугубляется невозможностью говорить об этом фильме как о нормальном явлении искусства, к которому приложимы критерии меры, логики и смысла. Фильм – дюбель. Фильм-червяк: что ни отними, останется то же самое. С начала до конца – «снохачество» («практика в русской деревне, при которой мужчина — глава большой крестьянской семьи, живущей в одной избе, состоит в половой связи с младшими женщинами семьи, обычно с женой своего сына (связь свекра с невесткой, называемой сноха»). Википедия), мордобой, расстрелы, разбои, погромы, матюки-перематюки, красно-белая кровавая чехарда - война в Крыму, одним словом, все в дыму, ничего не видно. Не в Крыму, а в Тамбовской губернии, но все равно не видно. В смысле, частностей не разобрать, а в целом картина вполне ясная. Общее послание такое: ох, страшна наша матушка Россия - жестокая, дремучая и безбожная страна! Ладно б уж мужики дикие кровушку друг другу отворяли – так ведь, пуще, чем они, чурбаны бесчувственные, страдают женщины русские! Они-то за что, а, придурки? С 1909-го по 1921-й год бабу из названия фильма, долготерпеливую Варвару, избивают, унижают и опускают, кто только и как может. Уже через полчаса, к началу Германской войны, дюбель так вонзается в мозг... довольно, довольно, я все понял! Нет, терпи эту пытку еще два часа (общая продолжительность фильма 156 мин.), еще добрых, то есть недобрых, семь лет... Смирнов не раз объяснял, что так долго не приступал к съемкам, потому что глубоко увяз в анналах антоновского восстания: поди доберись сперва до этих анналов, а главное, господа-товарищи, там такие вещи, годы и годы нужны, чтобы все это хоть чуть-чуть расхлебать. Но кто видел фильм, согласится со мной: никакой внятной картины антоновского восстания в нем нет, и вообще зрителям как-то фиолетово, антоновцы ли, красные ли... Все одним миром мазаны: кто ни причалит к бедной Варваре, тот ее и снасильничает, вот и весь сказ. Зачем было штудировать эти глубоко зарытые анналы, если все равно в результате получился советский фильм, только тройной крутизны? (Это как Черномырдин шутил: что ни выпустит конвертированный военный завод, все равно выходит АК, Модернизированный). К примеру, Варвара говорит: «И вот стою я перед вами, простая русская баба, мужем битая, попами пуганая, врагами стреляная, живучая...» Но я обманул вас: это не Варвара-Дарья Екамасова говорит, а Александра Соколова-Вера Марецкая в фильме «Член правительства». Варвара этого не сказала, она вообще мало говорит, - но вполне могла бы сказать, ведь всё один к одному. Разница лишь та, что Смирнов, вместо того чтобы, как Хейфиц-Зархи, жуткое это житье-битье одной бабы сжато показать, а потом словесно ее же устами конспективно так подытожить, изображает его бесконечно долго, подробно, натурально, со всякими этнографическими заморочками, с реставрацией тамбовского говора и многократным показом тамбовских волков. А толку-то? Один все равно остается равным одному. Или, как говорят физики, «как пространство ни квантуй, все равно получишь» свинцовые мерзости и идиотизм сельской жизни. Нет, «Одна баба», конечно, не совсем, не в точности такой же фильм, как «Член правительства». До революции и Дарье, и Александре было плохо - в этом картины сходятся. После революции Александре стало очень хорошо - вот что она дальше говорит в своей речи: «И подняли нас сюда, и меня вот, на эту трибуну, партия и советская наша власть. Дом ли строим, лес ли рубим, едим ли, пьем - ведь это все вторая половина дела, а первую-то половину за нас Ленин и Сталин сделали. Так будем биться за них... до самого нашего смертного часу!» А Варвара - ей после революции ничуть не лучше, чем до: и как иначе, если нутро русского мужика ничуть не изменилось? Ни в какие члены правительства она не выбилась и в будущем не выбьется. Да какое там будущее! Знаете, что в конце фильма происходит? Накрыло эту гребано-грешную деревню высоченной волной, и она, как Китеж, оказалась на дне озера. Могучий и многозначный образ: с одной стороны, такая земля и должна была погибнуть нахрен, как Содом и Гоморра; с другой – под тихими водами озера упокоится, наконец, душа Варвары и других таких же великомучениц. Как снег укрывает от мороза посеянные зерна, так озеро будет до поры хранить любовь и святость России, пока они не взойдут новыми обильными всходами. Потрясающе, не спорю, - но я сопротивляюсь тому, чтобы этот грандиозный финал затопил мое сознание, как Варварину деревню, заставив меня забыть предшествующие 150 минут тяжелого, ненужного и бестолкового фильма. Андрей Смирнов Автор С. Бакис | |
Просмотров: 2927 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0 | |