«Мы». Режиссер Артавазд Пелешян. Док. фильм. 23 мин. 22 сек. Армения. 1969.
«Времена года». Режиссер Артавазд Пелешян. Док. фильм, 28 мин. Армения. 1975.
«Наш век». Режиссер Артавазд Пелешян. Док. фильм, 50 мин. Армения. 1982.
«Жизнь». Режиссер Артавазд Пелешян. Док. фильм. 6 мин. 30 сек. Армения. 1992.
«Конец». Режиссер Артавазд Пелешян. Док. фильм. 8 мин. 12 сек. Армения. 1993.
Короткий фильм "Молчание Пелешяна"
Итак, на сайте – 366 текстов. (Этот будет 367-м). Можно было бы по такому случая написать о замечательном фильме Эфроса «Високосный год» - но я уже отписался по нему. Поэтому давайте просто сделаем передышку. Поговорим на общие темы. То есть не на абстрактные, а поговорим о кино вообще, кино как таковом.
Эссеист и журналист Кирилл Кобрин (цитата из которого, между прочим, висит на главной странице нашего сайта) вчера поместил в Facebook’ e текст «Утехи среднего возраста».
Он состоит из ряда пунктов:
1. Понимаешь, что самый недооцененный альбом Боуи «Young Americans», а самый переоцененный эстетами – «Scary Monsters».
2. Понимаешь, что песня «Ashes to Ashes» с самого переоцененного альбома Боуи – лучшее поп-произведение всех времен и народов.
3. Понимаешь, что решительно не хочется смотреть никакого кино – и слава Богу (которого нет).
4. Понимаешь, что культ красного сухого придумали пошляки и тупицы. Только дорогое белое и – окказионально – розовое.
5. Понимаешь, что, кроме Пруста, Вальзера и, как ни странно, Толстого, читать никого не хочется.
6. Понимаешь, что пункт пятый меркнет перед существованием Монтеня, которого можно читать всегда, а вышеперечисленных – нет.
7. Понимаешь, что, на самом деле, все равно, где жить.
8....... 9 ……
10. Понимаешь, что хорошо бы все отъебались навсегда – но при этом оставались на таком расстоянии, чтобы можно было позвать назад. И без обид.
11. ……………….
На самом-то деле, я заговорил об этих «Утехах среднего возраста» только из-за пункта 3.
Несколько мужиков и баб в комментах соглашаются с Кобриным: им тоже расхотелось смотреть кино. Вряд ли данная особенность среднего возраста по мере перехода к сенильному возрасту делает где-то крутой U-образный поворот: здравый смысл подсказывают, что она остается в прямой корреляции со старением до самой гробовой доски. Кобрин родился в 1964 году, а я… страшно произнести… поменяйте две последние цифры в его г.р. местами. Следовательно… Но, может быть, я такой ошалелый киноман, что являюсь исключением из правила? Нет, я не такой. Стыдно признаться, но не стану душой кривить: я не только согласен с Кобриным, но, наверное, мне хочется смотреть кино еще меньше, чем ему. Ужасно, ужасно. Но что поделаешь.
«Так какого же ты хрена…?» - спросит читатель. Справедливый вопрос. Но хреном займемся чуть попозже. Сейчас постараемся разобраться в причинах феномена: почему с возрастом пропадает охота смотреть кино?
Подобно Кобрину, изложу свои предположения по пунктам.
1. Ненасытность до визуальных впечатлений, как и скорость зрительных реакций, столь характерные для детей, с возрастом понижаются. Глаз устает. Хочется больше слушать и думать, чем смотреть. Помимо чистой физиологии, здесь работает также психология. Визуальные образы навязывают себя, они оставляют меньше свободы для интерпретации, чем словесные или звуковые (не зря многие 40-50-летние вдруг начинают ходить в филармонию). Взрослому человеку, понимаете ли, хочется наконец стать независимым. (См. п. 10 текста Кобрина).
2. Кино, в общем случае, примитивнее и неуклюжее, чем литература или философия. Чтобы выразить какую-то, даже вполне элементарную, мысль, да и просто сообщить некую информацию, фильму требуется больше времени/пространства, чем тексту. Писатель может написать: "Николаю стало казаться, что все шахтеры завидуют его трудовому рекорду", и все ясно. Сценарист должен для иллюстрации губительного заблуждения Николая придумывать какой-то тягомотный эпизод: ведь если парень прямо скажет товарищам по забою: "Вы все мне завидуете, что я в прошлом квартале нарубил...", он будет выглядеть идиотом, а если произнесет это в качестве "внутреннего монолога", будет выглядеть параноиком. Притом, не умеючи, режиссер еще может сделать этот эпизод таким, что до нас так и не дойдет, что там у Николая в голове, мы лишь пожмем плечами: к чему это? (Нынешние фильмы больше, чем старые, рассчитывают на нашу сообразительность, но это сообразительность ищеек, шпиков и пацанов: где? куда? когда? откуда? на какие деньги? - а не сообразительность к высокой художественной задумке фильма, которой почти никогда и нет). В общем же, старея, мы становимся менее терпеливы и смотрим кино с тем чувством, с каким слушаем многословного и не очень умного собеседника. (Я, например, многословен, но в молодости друзья еще как-то терпели меня, а теперь перебивают зевком или предложением «Давай лучше выпьем». Это, наверное, объясняется как тем, что я больше не могу сообщить им ничего нового, так и явлением более общего порядка: возрастным понижением порога переносимости болтовни). Здесь, правда, надо сделать две оговорки. Существуют фильмы, в которых то, что показывается, и то, что важно, существенно для смысла, совпадает, как город Вашингтон и округ Колумбия (можно назвать это балансом фабулы и сюжета). Такие фильмы не воспринимаются как многословные, тем более что они обычно короткие, не длиннее полутора часов: лаконичность - одна из задач, которые ставят перед собой их авторы. Да только существуют подобные фильмы сегодня лишь в истории кино, запечатанные в нее, как мушки в янтарь. Мастера такого кино были даже в презиравшем «развлекалово» СССР: Ромм, Барнет. Славилась ими Франция: Ренуар, Рене Клер, Беккер, Офюльс. Были виртуозы такого кино в Америке: Любич, Уайльдер, Хоукс. Но все это в прошлом: теперь большинство фильмов тянется под два часа, и не потому, что это необходимо, а потому, что режиссеры ворочают сюжетами своих картин, как русские футболисты возились с мячом в Бразилии; при такой слоновости 90 минут не хватает ни на гол, ни на фильм. Оговорка вторая: существует разряд фильмов, в которых большой объем информации передается мгновенно через емкий зрительный образ. Речь идет о «чистом» кино типа фильмов Тарковского, Параджанова, Гринуэя, Белы Тарра или, отчасти, Сокурова. Однако такое кино - «не для всех»: не столько даже в силу его особой «интеллектуальности», а просто-напросто потому, что, предназначенное для взрослых, оно требует остроты и цепкости зрительных реакций ребенка (см. п.1 моего текста).
3. Это, собственно, не 3, а 2а. Сегодня основные посетители кинотеатров – дети и молодежь, которым не лень ходить в киношку и, кроме того, в темноте можно обниматься. Взрослые же предпочитают диски и ТВ. Учитывая это и учитывая визуально ориентированную ментальность нынешней, взращенной на интернете и видеоиграх молодежи, режиссеры стремятся делать фильмы в клиповой манере, - чем еще больше отвращают от кино взрослого зрителя, случайно забредшего в кинотеатр.
4. Это, собственно, не 4, а 2б. Клиповый стиль превращает фильм в подобие балета и придает любой киноленте, независимо от ее сюжета, некую ауру виртуальности. Детей и молодых это устраивает, им плевать на «действительность», ибо они привыкли существовать в виртуальном пространстве (не оттого ли так растет число аутистов: дети, у которых этот психологический дефект выражен слабо, взрослея, не преодолевают его посредством тесных контактов с социумом, а напротив, все более погружаются в себя). Взрослым же подавай «правду жизни» и логичность развития действия. Не получая ни того, ни другого, они навсегда отворачиваются от кино.
5. Молодым не с чем сравнивать, а пожилым есть, причем сравнение не в пользу современного кино, которое скучнее и мельче, чем оно было в ХХ веке. На заре кинематографа зрителя захватывала и поражала сама киногения. В 60-70-е годы, когда кино стало уже привычным, оно удержало свои позиции благодаря тому, что мир в тот период стремительно менялся, становился менее консервативным и более «молодым»; cinema, самый молодой вид искусства, с присущей ему по определению подвижностью оказалось музой, наиболее приспособленной для отражения происходивших в жизни сдвигов. Как поэт в России больше, чем поэт, так фильмы Годара, Алена Рене, Феллини, Тарковского, Вайды, Антониони, Бергмана были больше, чем фильмы – для огромного числа людей они являлись едва ли не главным каналом познания новой действительности. Возможен вопрос: но разве сегодня эта чертова действительность не меняется еще стремительнее? Увы, она меняется настолько стремительно, что нет никакой надежды в ней разобраться – и кино, в его виртуальном клиповом мелькании, более не познает мир, а просто отражает его непознаваемость или служит зоной escape’a, бегства от реальности, уводя зрителя в туманности космоса, туманные болота, где обитают вурдалаки, туманные пространства психоделики (это конечно, для «продвинутых» и «сдвинутых») и прочую муть.*
Я, конечно, не открываю Америку. Скорее я тщусь «закрыть» ее: ведь Голливуд – туловище, из которого растут и простираются по миру щупальца той гудящей виртуальной пустоты, против которой я ополчился, как Дон Кихот против ветряных мельниц. Вот что говорит на близкую тему Рустам Хамдамов - (открыть ссылку; тем, кто откроет - читать примечание **).
Словом, жить стало хуже, жить стало скучнее. И тут я возвращаюсь к "овощному" вопросу: на хрен писать, если неинтересно? Если «по чесноку», то бог его знает. Серьезной мотивации, действительно, нет. Так, привычка. Какое-то занятие. Кроме того, не стоит совсем уж хоронить кино. Что-то временами попадается. Из современных русских режиссеров мне нравится, например, Борис Хлебников: видно, что он старается как-то уловить эту неуловимую реальность. Правда, в последнее время у него не получается, он что-то запутался. Я обожаю Киру Муратову… но она, кажется, больше не будет снимать. Меня буквально околдовывал Олег Ковалов… но он, кажется, тоже завязал с режиссурой. Я боготворил Германа и чего-то ждал от «Трудно быть богом». (Хотя, если опять "по чесноку", то мало чего ждал, уже на «Хрусталеве» ощутив, что великий А.Ю. свернул на дорогу, по которой мне как зрителю с ним идти не хочется). Случаются иногда маленькие радости, но, в общем-то, мое кино, как и мои книги, осталось позади. Что это значит? Нет, мое увлечение этими материями не умерло. Понимай буквально: то, что я люблю, расположено позади, в прошлом. «Лапшин», «Зеркало», Иоселиани, Хуциев, Авербах, Хамдамов; Анджей Мунк, Вайда, Феллини, Бунюэль, Бергман, Трюффо, Богданович, Олтмен, Ольми; уже названные Любич, Уайльдер, Жан Ренуар и Рене Клер, а вдобавок Хичкок, Вуди Аллен, Барнет, Данелия. Томас Манн, Хемингуэй, Фолкнер, Кафка, Сэлинджер; Бабель, Булгаков, Тынянов, Шкловский, Пильняк, Платонов, Шварц, Паустовский, Аксенов, Битов, Трифонов, Виталий Семин, Шукшин, Бакланов, Володин, Петрушевская; Лем, Стругацкие, Урсула Ле Гуин; Хармс, Валерий Попов, Виктор Голявкин, Шефнер, Пригов, Житинский.
Как видите - "все в прошлом". Есть такая картина маслом:
(Хотя кое-кто из моего списка еще жив, слава богу).
К сожалению, я не могу, чтобы развеять грусть-тоску, добавить к перечню моих любимцев кого-то молодого да задорного, но могу предложить вашему вниманию несколько фильмов режиссера, о котором еще ни разу не писал. Сейчас ему, надеюсь, 76 лет, он, кажется, давно уже не работает, слава его в «узких кругах» была велика, но «широким кругам» его имя ничего не говорило. Итак, Артавазд Пелешян, большой, может быть, великий режиссер-документалист. Сам Пелешян считает, что его главный вклад в кинематограф состоит в том, что он изобрел новый, «не-эйзенштейновский» способ монтажа – так называемый «дистанционный» монтаж. Не буду больше ничего говорить: читатель предупрежден, теперь он может попытаться самостоятельно уловить новаторские особенности монтажа по Пелешяну.
* Только что прочитал новость: студия "Warner Brothers" предложила Федору Бондарчуку, создателю виртуального фильма "Сталинград", экранизировать "Одиссею": рыбак Бондарчука видит издалека!
** Как будто то, что говорит Хамдамов, аккуратно льет воду на мою мельницу, - а вот же я и с ним не согласен! Не потому, что он пессимист похлеще меня, и я устрашился его пессимизма, как кухонные советские болтуны-диссиденты боялись и не любили настоящих, "площадных" диссидентов. Нет, дело не в том (еще не известно, кто из нас похуже пессимист!) Но пессимизм пессимизмом, а реальность реальностью.. Шкловский и Тынянов занимались как раз тем, что исследовали, как из старого (искусства) вырастает, возникает новое. Шкловский, в частности, интересовался трансформацией старых сюжетов. Он пришел к такому выводу: в литературе новые течения/стили рождаются не от пап, а от племянников и дядьев. Например, новая "высокая" центровая литература 19 века родилась от старой "боковой" "низкой": лубка, готических романов, приключенческой лит-ры, дневников. (Он считал, что Толстой генетически восходит не только к Лоренсу Стерну и Руссо, но и к женским дневникам конца 18 - начала 19 в.в. М.И.Туровская, кстати, тоже любит "низкие" и боковые киножанры: детектив, "мелодраму" для простого народа, документальное кино, - считая, что именно в них таится зерно "высокого" искусства будущего. Но только с позиции современности трудно угадать, откуда и из чего прорастет это зерно). Ш/Т занимались динамикой лит-ры в чистом виде, а не ее историей. Поэтому их кружок ОПОЯЗ называли еще "кружком формалистов". А Хамдамов, благодаря тончайшей различающей способности вкусовых нервов своего языка (которая в то же время - его беда) всегда чувствует ингредиенты старых блюд в новых, но он не чувствует новизны нового, не чувствует нового смыслового качества. То новое, которое было в ХХ веке, тоже было составлено из старого: чистого нового никогда не было. По Хамдамову, количество не переходит в качество, материя не разворачивается по спирали, а вращаются по кругу. Он - Шкловский/Тынянов без их диалектики: "Ну да, бабочка... Но я же вижу по окрасу, запаху, весу, маслянистости и чему-то неуловимому, что это та же самая гусеница". Но гусеница ползает, а бабочка летает! (Изолированность Хамдамова от реальности, его "окукленность" проявились и в том, что он назвал режиссера Брессона Картье-Брессоном, а Тарковского назвал японистом. Тот проучился в Институте восточных языков, кажется, около года на арабском отделении, да и этот язык возненавидел так, что, в качестве коллектора геологической партии, бежал от него аж в Туруханский край).
и чувственное, 
Артавазд Ашотович Пелешян (1938)
Смотреть он-лайн фильм «Мы»
Смотреть он-лайн фильм «Времена года»
Смотреть он-лайн фильм «Наш век»
Смотреть он-лайн фильм «Жизнь»
Смотреть он-лайн фильм «Конец»
Автор С. Бакис
Уважаемые посетители сайта!
Чтобы оставить комментарий (вместо того, чтобы тщетно пытаться это сделать немедленно по прочтении текста: тщетно, потому что, пока вы читаете, проклятый «антироботный» код успевает устареть), надо закрыть страницу с текстом, т.е. выйти на главную страницу, а затем опять вернуться на страницу с текстом (или нажать F5).
Тогда комментарий поставится! Надеюсь, что после этого разъяснения у меня, автора, наконец-то установится с вами, читателями, обратная связь – писать без нее мне тоскливо.
С.Бакис
|
