Художественные фильмы: 

x1). Семь самураев-1954                                               

x2). Правила игры-1939                  

3). Метрополис-1927                               

4). Дерсу Узала-1975                                                    

x 5). Фотоувеличение-1966                                     

X6).СЕДЬМАЯ ПЕЧАТЬ-1957 : ПРИЧАСТИЕ-1962 

x7). Броненосец «Потемкин»-1925   

х8). Восемь с половиной-1963         

9). Андалузский пес -1928                                     

10).  Кес-1969                               

11). На последнем дыхании-1960      

12). Мой дядя-1958                        

13) Поднимите красный фонарь-1991  

14). Новые времена-1936         

15).Женщина на грани нервного нервного срыва-1988                 

16). Будю, спасенный из воды-1932 

x17). Солярис-1972 1 

18). Город Бога-2002

19). Рассекая волны-1996 

20). Последнее танго в Париже-1972 

21). Носферату-1922  

22). Умберто Д.-1952  

23). Три цвета: синий-1993 

24). Битва за Алжир-1965 

25). Дети райка-1945

Про «Седьмую печать» мне писать не захотелось. Это фильм о смерти, о спасении и все такое (Смерть даже является одним из главных действующих лиц), но то ли это, что непременно надо успеть за жизнь посмотреть? Не знаю, мне было скучновато. Вместо «Седьмой печати» под номером 6 пойдет «Причастие» («Зимний свет»). А почему бы нет?  «Причастие» не включено в «предсмертные 25», зато Тарковский включил его в свои любимые 10, а сам Бергман  в одном из интервью назвал его своим лучшим фильмом (не исключено, что в другом интервью он назвал лучшим какой-то другой, но все-таки).

Кстати о «предсмертных фильмах» и о Тарковском. Он не уставал говорить, что фильм – это поступок, и каждый фильм надо снимать как последний. Следствие такой установки: Тарковский не умел снимать «маленьких» фильмов. Это не хорошо и не плохо, просто это так. Если сравнить Тарковского с Бергманом, то картины первого – всегда грандиозные арии, картины второго – часто песни или песенки, которые человек гудит на ходу, когда ему весело, грустно или страшно. Причем среди таких песенок, которых Бергман иногда выпевал по две в год, попадаются самые выдающиеся его картины: скажем, «Седьмая печать» и «Земляничная поляна» сняты в одном и том же 1957-м году. Выдающаяся бергмановская картина не значит масштабная – «Земляничная поляна», в сущности, тоже «маленький», камерный фильм.  Успех или неуспех определялся не мерой энергии и страсти, вложенных в работу, но мерой слышимости живого дыхания того, кто напевал песенку. 

Бергман также ни в коем случае не относился к каждому своему фильму как к последнему. Поэтому его картинам не присуще то напряжение, которое ударяет, а иногда угнетает зрителей Тарковского. Создания Бергмана «легки для глаза», при том что они могут быть как угодно глубоки. (Можно еще добавить, что глубина не коррелирует с продолжительностью: мучительное, богоискательское «Причастие» длится всего восемьдесят минут). Бергман не старается  сразу выразиться  весь: что не сказано на этот раз, будет договорено в следующий. Так он  с удивлением обнаружил, что снятые им одна за другой картины «Как в зеркале», «Причастие» и «Молчание» составили трилогию о вере. (Когда сценарии этих фильмов были  изданы под одной обложкой, первый из них получил подзаголовок «уверенность обретена», второй – «уверенность разоблачена», третий – «молчание Бога – отрицательное впечатление»).

Контраст, о котором идет речь, объясняется, отчасти, следующим: для  Бергмана, сына пастора и человека страны, где роль религии пусть ослабла, но отнюдь не сошла на нет, разговор о метафизических  проблемах был труден; для Тарковского такой разговор был труден в квадрате, потому что, наряду с обдумыванием самих проблем, приходилось  еще неявно выступать в роли некоего неявного глашатая «метафизического», тратя половину голосовой энергии на утверждения «я знаю»,  «я это испытал», «это существует».  

"Причастие" мало того что камерная картина - жена Бергмана, посмотрев ее, сказала: «Ингмар, ты сделал шедевр, но ты сделал скучный шедевр». Так и должно было быть,  потому что это фильм о потере веры, потере, которую герой фильма, пастор маленькой деревенской церкви Томас Эрикссон (Гуннар Бьорнстранд) ощущает не как темный ужас, а как гнетущую серую скуку. С начала и до конца картины, действие которой происходит в один день, Томас кашляет и принимает аспирин – он заболевает гриппом, и его гриппозный озноб - соматическое воплощение одолевающего его безверия. Ужаса перед разверзнувшейся бездной нет, потому что Эрикссон по-настоящему не верил никогда - но прежде он был молод, прежде была жива жена, прежде было лето... а теперь вот бесконечная промозглая зима. 

Фильм снял великий оператор Свен Нюквист, мастер колорита. Колорит черно-белого «Причастия» серо-стальной, как промерзшая зимняя земля. Будь фильм темен, он был бы бы тягостен, уныл: сколько уже мы читали книг и видели фильмов про теряющего веру и крышу католического или протестантского пастыря... бр-р, тоска. А тут не ночь, а день как день, и не сумасшедший, а человек как человек, у которого вдруг стала ускользать почва из-под ног (вместо религиозной почвы каждый из нас может подставить свою). Ничего этому человеку не может помочь, даже женщина, которая любит его больше жизни (Ингрид Тулин). Это сильная, простая, проницательная, навязчивая и истеричная, почти святая  женщина –  Томас не любит ее, и она не может помочь ему именно ввиду безусловности и избыточности своей любви: так никого не спасает любовь матери.

Но любящие как-то держат нас на земле. Сказав Мэрте ужасные, безжалостные слова: «Как ты надоела мне - твои ласки, твои заботы, твое противное льнущее тело», - Томас, однако, тут же предлагает ей быть его спутницей в предстоящем недлинном пути. Грипп гриппом, но отслужив утром в родной Миттсунде, он после обеда должен повторить то же самое в  соседнем Фростнесе. Ничего не поделаешь, тамошний пастор в отъезде, а людям необходимо причастие.

Никто не явился к причастию во Фростнесе. Церковь пуста. Но служба есть служба. Загудел колокол, заиграл орган, пастор Эрикссон начинает: «Святы, святы, святы силы небесные. Да пребудет вся земля с силою небесной».

Потерявший веру пастор благодарит силы небесные в пустой церкви. Абсурд, лицемерие? Нет, это о другом. Пока есть церковь, в ней надо служить. И церковь не пуста – недаром Томас взял Мэрту с собой. Она неверующая, но служба необходима ей - вот с какими словами обращается она на коленях к своему несуществующему  Богу: «Если бы мы могли нежно любить друг друга. Нам нужна истина, в которую мы могли бы поверить. Если бы мы могли поверить...»

Раньше, утром, ознобное лицо Томаса вдруг осветил солнечный луч. Снимать фильм о смысле жизни – все равно что снимать советский детектив, где один подозреваемый – коммунист, второй – стиляга. С самого начала ясно, что в конце концов вопрос о смысле жизни будет как-нибудь, да решен положительно. Но вот в этом фильме он не решается положительно. Или если решается, то не таким образом, что автор снисходительно успокоил нас. Бергман дал нам услышать собственное дыхание, в котором отчаяния больше, чем надежды - но надежда, как резкий и холодный зимний свет, это фактор, с которым тоже надо считаться. 

P.S. Посетители сайта могут посмотреть полнометражный фильм Вильгота Шёмана о съёмках «Причастия».