оРежиссер Юрий Норштейн. По сказке Сергея Козлова. «Союзмультфильм». 1975

Сначала какой-то таинственный ареопаг кинокритиков назвал лучшим мультфильмом всех времен «Сказку сказок», но через сколько-то лет он опять собрался, пересмотрел свое решение и признал самым лучшим «Ежика в тумане». Мне кажется, это правильно. «Сказка сказок» - великий фильм, но все-таки он большой, сложный, из чего-то  сложенный, что-то в нем можно трактовать так, что-то иначе. А «Ежик» короткий, простой, тут нечего трактовать. Чудо, и всё.

Так о чем же тогда говорить? «Нет объяснения у чуда, и я на это не мастак».  Неужели Шпаликов не мастак, а я мастак?

И все-таки. Почему этот маленький  фильм  - великий?

По-украински «вэлыкый» – значит большой, огромный. Величие включает огромность. Как крошечный «Ежик» смог включить, объять огромность?

Объяснение только одно: он больше, чем он есть, чем то, что в нем показано.

Как произведение может быть больше себя?

Один путь – какая-то невероятная плотность. Говорят, есть звезды «белые карлики», состоящие из атомов, каждый из которых весом с Землю. Так же бывают  сверхнагруженные смыслами, метафорические, загадочное произведение. Например, «Джоконда» Леонардо.

Но «Ежик» - не тот случай. Ничего в нем особо метафорического нет. Все очень просто, есть то, что есть:  лес,  туман, лошадь, лист, звезды, костер, Медвежонок, Ежик.

Этот мультик громаден не тяжестью набитых в него смыслов, а облаками вьющихся вокруг него ассоциаций. Он перекликается, аукается с целой туманностью мирового искусства. Есть  туманность Андромеды, а есть туманность Ежика.

Фильм вплетается в вечную тему мирового искусства о пути и странствии.

Это Питер Брейгель Старший (ок.1525 -1569). «Охотники на снегу» (1565), другое название – «Возвращение охотников».  В «Солярисе» Тарковского эта картине висит на стене библиотеки космической станции. Люди, живущие на станции, выбрали ее, потому что Брейгель воплотил тему возвращения домой с такой полнотой и окончательностью, что  «Охотники на снегу» стали одним из опорных символов человечества, чем-то таким, что надо посылать в другие миры, чтобы дать их жителям понять, что за существа земляне.  Другой подобный символ - «Блудный сын» Рембрандта, иначе называющийся  «Возвращение блудного сына».

Что же делает эту картину столь значительной, превращает ее из жанрового полотна  в некую формулу, миф возвращения?  Трудно сказать. Каждый может ответить по-своему. Я отвечу так. В картине важно, что охотники показаны со спины и что их фигуры темные. Они темные, потому что в их душах темное, тревожное напряжение. Они уже дошли до родной деревни, но это напряжение еще не покинуло их. Путь их был долог. Охота вышла неудачной, не желая возвращаться домой ни с чем, они заходили все глубже в дальние, незнакомые леса и наконец сбились в пути. Еда кончилась, они ночевали на снегу. Каждый из нас хоть раз был в подобной ситуации и знает, как в таких случаях происходит. Между людьми возникает раздражение, отчуждение.  Они мысленно винят в том, что случилось, друг друга. Никто не говорит об этом вслух, но в душу каждого закрался страх, что, может быть, они никогда не вернутся домой.  В этих тяжелых обстоятельствах пробуждается ранее не осознававшаяся несовместимость,  вспоминаются вдруг взаимные счеты, старые обиды. Они брели и брели. Им повезло – они вышли на правильную дорогу! Вот она, их милая деревня, еще чуть-чуть, и они вернутся в свои дома, к своим женам и детям, с которыми в темной глубине души уже отчаялись встретиться.        

Лиц охотников не видно, чтобы у них не было индивидуальности, чтобы каждый из нас мог подставить вместо каждого из троих себя. Это тоже один из секретов превращения обыкновенного события в формулу. Кроме того, темные спины лучше выражают состояние этих людей, чем могли бы это сделать как угодно хорошо выписанные лица: все-таки невозможно передать средствами статичного искусства, живописи, смесь напряжения, раздражения  и страха, понемногу уходящих из глаз, сменяющихся  облегчением на грани слез. Пусть лучше будут спины – зритель все домыслит сам. И наконец, охотники показаны со спины, ибо иначе мы бы не видели того, что видят они. Важно, что они смотрят на деревню сверху. Это позволяет им охватить взглядом всю ее разом. Сквозь прорвавшуюся пелену мрака, долго застилавшую усталым путникам взгляд,  они видят свою маленькую родину словно впервые. Они вернулись домой в лучшее время, когда надо возвращаться. Это предвечерье, час, когда работа окончена, мужчины вернулись домой, мальчишки вернулись из школы и могут  пошалить, покататься на коньках по замерзшему пруду, - в такой час Бог с умилением глядит на землю, а земляне сильнее всего ощущают уютное тепло  совместного существования.   

Какие-то люди в левом углу картины жгут костер. Наверное, жилище, у которого они расположились, – это дом на самой окраине деревни. Когда человек к чему-то сильно стремится, например, долго-долго шагает по дороге, в сознании у него часто маячит некий знак, который воплощает достижение цели. Может быть,  идя через леса, охотники думали:  старик Йохан Рюйтер вечно коптит на костре мясо подле своего дома на горе; если увидим огонь сквозь деревья, значит, дошли. Сейчас трое спустятся с горы и, коротко распрощавшись, разойдутся по домам.  Они не станут говорить много слов своим проглядевшим все глаза в тревожном ожидании  женам: пришли и пришли, все в порядке.  Или самый молодой из трех (тот, который, видите, идет, почти бежит впереди) все-таки признается молодой жене в постели, как страшно было в лесу, как он почти потерял надежду увидеть ее и как он ужасно счастлив сейчас.

Охотники вернулись домой. Камень отчаяния и взаимного недоверия спал с плеч. Можно жить дальше. Можно тихо покаяться и пообещать Богу в следующий раз держаться мужественнее, достойнее, не выпускать темного зверя из души.   

Сравнив «Ежика» с «Охотниками», мы обнаружим в картине Норштейна не все, но по крайней мере некоторые из перечисленных выше моментов. Предоставив  читателю самому провести такое сравнение, я перехожу к следующему «вечному» мотиву фильма.

Лес, по которому идет Ежик, ему вполне знаком, и он очень быстро и легко добрался бы до своего друга Медвежонка, если бы не туман, который делает самые привычные предметы странными,  неузнаваемыми.  Очуждение, остранение знакомого  - психологическое состояние, испытываемое путником так же часто, как раздражение и тайное отчаяние. 

Эпизод «Туман» из фильма Феллини «Амаркорд» 

Эпизод «Снег» из фильма «Амаркорд» 

Процитирую свой собственный текст о фильме «Амаркорд». «На город одна за другой обрушиваются атмосферно-климатические напасти. Сначала спускается небывало густой туман, в котором до каждого камешка, до тошноты знакомый Римини становится неузнаваемым; «Все вдруг исчезло, - удивленно произносит проживший в городке весь век старичок, – люди, деревья, вино... Я заблудился, никак домой не попаду». 

А потом – в самую макушку лета вдруг начинает идти снег! Да какой - невиданно обильный даже для зимы! И опять все преображается – снова причудливо, но на этот раз счастливо, празднично причудливо: весь Римини сверкает веселой ангельской белизной, ребята кидают снежки в красивую попу хохочущей, задорной Градиски, известной местной давалочки («Градиска» примерно и значит – «На пожалуйста!»). А герой фильма, подросток Титта шагает вдоль снежных коридоров в больницу к матери. Как вскоре выяснится, сегодня Титта увидит ее живой в последний раз. То ли он предчувствует это, то ли так умиротворяюще подействовал на него проход по белому городу, - но больше нет распираемого гормональными бурями бамбино-переростка. Титта ласков, спокоен и тих. Светлая больничная палата, снежный летний день: на таком фоне он, наверное, и запомнит маму навсегда. Вспоминаются стихи Маршака:

А часто ли видел ты близких своих?
Всего только несколько раз, –
Когда твой досуг был просторен и тих
И пристален взгляд твоих глаз.

Добавлю от себя: в эти редкие моменты взгляд бывает не только "просторен и тих", но и отстранен: такова парадоксальная, будто взгляд из бинокля одновременно через приближающие и удаляющие линзы, природа всякого любования. И сам Феллини, по мере того как картина склоняется к концу, все более явственно смотрит на созданный им мир Римини так же, как Титта смотрит на свою умирающую мать.

К слову, в своей финальной части феллиниевский Римини становится похожим на другой городок, реальный или нет, но ставший реальным силой могучей художественной фантазии. Это Макондо –  край «Ста лет одиночества» Маркеса. Тот же застывший в вечности и в то же время стремительно меняющийся топос: так кажется неподвижным вращающийся пропеллер. Те же социальные катаклизмы, напыщенно и патетически воспринимаемые их свидетелями и участниками как эпохальные, ключевые моменты мировой истории, но растворяемые ходом времени, как политая водой песочная башня. Те же обрушивающиеся на городок из космоса напасти. И то же воспарение по ходу романа от смешного к печальному и от реальности к мифу».

Необходимо еще добавить, что «Амаркорд» - тоже произведение о путешествии, если не пространственном, так темпоральном: да, фильм о  захолустном городке, заплутавшем в странствии сквозь tempora mutantur, меняющееся время.

Читателям опять предоставляется самостоятельно найти аналогии между картинами Феллини и Норштейна. На этот раз они настолько очевидны, что может возникнуть мысль, будто «Ежик» - заимствование эпизода тумана из «Амаркорда», тем более что мультфильм сделан в 1975-м году, через два года после фильма Феллини. Но даже если заимствование имело место, то вернее сказать, что и Норштейн, и Феллини, и Маркес черпали из некоего архетипа, который можно обозначить как «преображение привычной реальности в глазах заплутавшего путника».

Теперь – о третьем мотиве «Ежика в тумане», связывающем его с гипертекстом мирового искусства о пути и странничестве. А теснее всего связывающем фильм Норштейна с соответствующим русским гипертекстом. Это мотив путешествующего ребенка.

Эпизод из фильма Никиты Михалкова «Несколько дней из жизни Обломова»

Спор между практичным Штольцем и апатичным Обломовым не решен, а как бы снят этим потрясающим финалом, где под «Всенощную» Рахманинова маленький Илюша с разрывающимся от нежности и любви сердцем бежит через холмы земли навстречу маменьке. Счастье и беда Ильи Ильича в том, что вся жизнь его - такое путешествие. Молоко нежности к матери и к родине не пересыхает в его душе, и она никак не  затвердеет, чтобы ее обладатель наконец стал жестоким и взрослым.

А вот еще одно путешествие маленького мальчика: Чехов, «Степь».

«В то время как Егорушка смотрел на сонные лица, неожиданно послышалось тихое пение. Где-то не близко пела женщина, а где именно и в какой стороне, трудно было понять. Песня тихая, тягучая и заунывная,  похожая на плач и едва уловимая слухом, слышалась то справа, то слева, то сверху, из-под земли, точно над степью носился невидимый дух и пел. Егорушка оглядывался и не понимал, откуда эта странная песня; потом же, когда он прислушался,  ему стало казаться, что это пела трава; в своей песне она, полумертвая, уже погибшая, без слов, но жалобно и искренно убеждала кого-то, что она ни в чем не виновата, что солнце выжгло ее понапрасну; она уверяла, что ей страстно хочется жить, что она еще молода и была бы красивой, если бы не зной и засуха; вины не было, но она все-таки просила у кого-то прощения и клялась, что ей невыносимо больно, грустно и жалко себя…»

Это был день, жаркий полдень. А вот ночь: 

«А то, бывало, едешь мимо балочки, где есть кусты, и слышишь, как птица, которую степняки зовут сплюком, кому-то кричит «сплю! сплю! сплю!», а другая хохочет или заливается истерическом плачем – это сова. Для кого они кричат и кто их слушает на этой равнине, бог их знает, но в крике их много грусти и жалобы… Пахнет сеном, высушенной травой и запоздалыми цветами, но запах густ, сладко-приторен и нежен.   Сквозь мглу видно все, но трудно разобрать цвет и очертания предметов. Все представляется не тем, что оно есть».

Описания степи и того, что в ответ на жизнь степи происходит в душе Егорушки, разбросаны по  ста страницам повести и являются главным в ней. 

Мультик продолжается 10 минут, но мы почти  одномоментно, как будто нам сделали укол с квинтэссенцией чеховской повести, переживаем вместе с Ежиком то, что пережил Егорушка.  У бедного Ежика, кажется, нет мамы, но он движется на шумы, вздохи,  неясные дальние зовы, музыку земли (какую чудесную музыку написал для фильма Михаил Меерович!), как  Илюша бежал на зов маменьки. «Ежик в тумане» - конспект не только «Степи», но и доброй части всей  классической русской литературы. И это конспект всего среза мирового искусства, повествующего о человеческом странничестве, об опасности и счастье двигаться на свой страх и риск сквозь туман жизни.

А вот, наконец, мой собственный скромный вклад в мировую "Книгу странствий":

                                      Как я с бабушкой шел домой

В детстве я значительную часть своей жизни проводил у бабушки, которая, в масштабах нашего маленького города, жила довольно далеко от нас. И вот помню, как однажды зимним вечером бабушка вела меня домой. На улицах лежали огромные сугробы, на небе висела луна. Приближался Новый год. Бабушка для того и вела меня домой, чтобы я встретил новогоднюю ночь с мамой и папой.

И вот мы входим в нашу квартиру. В углу гостиной уже стоит наряженная елка. После мороза на улице я особенно чувствую, как хорошо в квартире натоплено. Мама сидит за столом в нарядном турецком халате. Она целует меня. Я спрашиваю:

-          А где папа?

Мама смотрит на меня как-то странно и отвечает:

-          Папы нет.

-          А где же он?

-          Он ушел от нас. Его больше не будет.

Я не знаю, что дальше говорить. Я убит. Как же так? Все так хорошо, я дома, тепло, и вот елка, скоро Новый год – а папы нет, ушел. Слезы выступают у меня на глазах.

И тут папа вылезает на четвереньках  из-под закрытого до пола скатертью стола и смеется.

Как хорошо! Значит, я могу сразу же вытереть свои слезы! Я могу вернуть свое начавшееся горе назад, туда, откуда оно собралось выползать, как плотник затягивает назад хвостик рулетки! Я так счастлив, что даже ничуть не сержусь на маму с папой.

Господи, как давно это было...  Какими же молодыми, какими идиотами надо было быть моим родителям, чтобы так шутить.

Юрий Норштейн и художник фильма Франческа Ярбусова

Автор С. Бакис
Написать письмо автору

Уважаемые посетители сайта!

Чтобы оставить комментарий (вместо того, чтобы тщетно пытаться это сделать немедленно по прочтении текста: тщетно, потому что, пока вы читаете, проклятый "антироботный" код успевает устареть), надо закрыть страницу с текстом, т.е. выйти на главную страницу, а затем опять вернуться на страницу с текстом (или нажать F5).

Тогда комментарий поставится! Надеюсь, что после этого разъяснения у меня, автора, наконец-то установится с вами, читателями, обратная связь – писать без нее мне тоскливо.  
С.Бакис