Режиссер Лариса Шепитько. Сценарий Натальи Рязанцевой и Валентина Ежова. «Мосфильм». 1966

Женщины-снайперы 3-ей ударной армии СССР. (4 мая, 1945)

Вопрос:  какая из этих девушек на первом или, в крайнем случае, на втором месте по числу уничтоженных фрицев? Не заглядывайте сразу в ответ задачи – всмотритесь в лица! 

А теперь сверьтесь с ответом:
Девушки-снайперы 3-й ударной армии, 1-й Белорусский фронт. Слева направо:
1-й ряд от зрителя – гвардии старший сержант В.Н. Степанова (на ее счету — 20 врагов), гвардии старший сержант Ю.П. Белоусова (80 врагов), гвардии старший сержант А.Е. Виноградова (83 врага);
2-й ряд – гвардии младший лейтенант Е.К. Жибовская (24 врага), гвардии старший сержант К.Ф. Маринкина (79 врагов), гвардии старший сержант О.С. Марьенкина (70 врагов);
3-й ряд – гвардии младший лейтенант Н.П. Белоброва (70 врагов), гвардии лейтенант Н.А. Лобковская (89 врагов), гвардии младший лейтенант В.И. Артамонова (89 врагов), гвардии старший сержант М.Г. Зубченко (83 врага);
4-й ряд – гвардии сержант Н.П. Обуховская (64 врага), гвардии сержант А.Р. Белякова (24 врага). 

Не правда ли, можно было догадаться, что  гвардии старший сержант Виноградова, крайняя справа в нижнем ряду, будет на одном из первых мест? Немцы любили показывать в кинохронике лица русских солдат или пленных с комментариями типа: «Посмотрите на этого монголоида! Вот с какими дикарями приходится  воевать нашим доблестным арийским воинам, чтобы спасти мир от коммунизма!» Да, сержант Виноградова – девушка не во вкусе Геббельса, и что тут удивительного? Если бы германским арийцам противостояли на полях СССР русские арийцы, то первые, ввиду лучшей технической оснащенности, опыта предыдущих военных действий  и т.д., скорее всего, победили бы. Но вот ведь незадача, против них встали тьмы и тьмы таких, как Виноградова, – парней и девушек с простыми, неотесанными, спокойными лицами и каменной твердостью в глазах. Такие не знают, что такое паника, ну просто их нервная система не имеет как бы механизмов для этого состояния, и на лютом морозе они арийца пересидят, и вша не заставит их ерзать в момент прицеливания, в общем, они физически, психически и всячески более приспособлены для затяжной страшной войны. Сталин знал, о чем говорил, когда после победы провозгласил тост за великое терпение русского народа.
Сержант Виноградова была, конечно, рада, что война наконец закончилась, ведь это только с точки зрения Геббельса она была лишена всяких человеческих чувств, а на самом деле – человек как человек, девушка как девушка, кроме вот этого нечеловеческого терпения. Которое после войны было по новой востребовано в полном объеме и нашлось у девушки этой, что нетрудно было предсказать. В смысле, Сталину. Американцы-то как раз не смогли этого предсказать и поэтому полагали, что атомную бомбу русским в предвидимом будущем не потянуть: для этого Кремлю понадобится держать сержанта в запасе Виноградову на голодном пайке еще десяток лет, мыслимое ли дело? Оказалось – мыслимое, еще какое мыслимое, Виноградова все стерпит!    
Переходим наконец к картине «Крылья», где Виноградову, или такую, как Виноградова, зовут  Надежда Петрухина, и она была во время войны не снайпером, а летчицей, но не в этом суть. Фильм об испытании, которого двужильная Петрухина не выдержала. Это испытание нормальной жизнью, миром и tempora mutantur, меняющимся временем. Собственно говоря, такие сюжеты уже бывали в советском искусстве: приходят на память романы «Вор» Леонова и «Рвач» Эренбурга, повесть «Гадюка» Алексея Толстого и другие произведения о рыцарях революции, ставших «лишними людьми» в период НЭПА. Но НЭП и 60-е годы – совсем разные времена. Если Петрухина в некотором смысле тоже чувствует себя «лишней», то ведет она себя совсем не так, как оказавшиеся внезапно не у дел контуженные красные всадники. Те психовали, оттого  что революционные лозунги свернуты, видели кругом предательство, спивались, вешались или «скурвливались». Петрухина живет себе тихо, куда ей деться. У сценария два автора, Валентин Ежов и Наталья Рязанцева, но Ежов как маститый сценарист, лауреат Ленинской премии за "Балладу о солдате", может быть, лишь слегка подправлял начинающую Рязанцеву и поставил под сценарием свое имя, чтобы повысить шансы его проходимости. Во всяком случае, весь последующий путь Рязанцевой в кино ретроспективно доказывает, что такой характер, как Надежда Петрухина, могла выписать только  она, с ее редким чутьем на социальные типы, особенно женские, и ее даром превращать «типы» в живых людей, проявляющихся не на фоне резких исторических катаклизмов через острые сюжетные коллизии, а как бы «из ничего и ниоткуда», в условиях текучей, узнаваемой каждым из людей в кинозале повседневности. (Оба этих свойства Рязановой-сценариста, а лучше сказать, писательницы, работающей в кино, сближают ее с замечательным драматургом и сценаристом более раннего поколения  Александром Володиным). Возвращаясь к Петрухиной, следует отметить, что ее неприспособленность к «новым временам» проявляется не в неких бурных эксцессах, а в тонко прослеженных Рязанцевой нелепостях бытового поведения, в противоречивом бессмысленном упрямстве, в странной душевной бестактности и психологической ригидности, затрудняющих ее собственное существование и делающих ее тяжелым человеком для близких и окружающих. Фильм вышел в 66-м году, Рязанцева остро чутка к ветрам времени, и можно не сомневаться, что главное несогласие ее героини с "оттепельными" годами проходит по линии отношения к Сталину и к советскому прошлому. При этом главным достоинством «Крыльев» является как раз то, что никаких «политических» разговоров и «публицистики» в фильме нет, а есть только простые жизненные ситуации… но жизнь действительно изменилась, и Петрухина с болезненной и раздраженной безошибочностью улавливает в каждой клеточке обновляющегося мира знаки  того, что она решительно не может и не желает принять и что воспринимает если не как предательство, то как отступление от главных для нее ценностей, за которые она не колеблясь  снова взлетела бы в изрешеченное вражескими зенитками небо. Впрочем, «не колеблясь» - это слабо сказано: Петрухина была бы просто счастлива опять усесться за штурвал своего бомбардировщика. Вообразим такое: некий Кашпировский собирает тысячи, миллионы людей возраста Петрухиной на площади, наводит на них массовый гипноз и приказывает всем разом: «Назовите лучшие годы вашей жизни». Трудно сомневаться в том, что обвешенные медалями и орденскими планками старики ответят: «Лучшими годами нашей жизни была война».
Но почему под гипнозом? Почему нельзя просто так спросить? А потому, что просто так Петрухина с Виноградовой не признаются. В этом-то все и дело, в этом их мука. Они должны бы, кажется, радоваться тому, что вот мир на земле, и «в магазинах все есть» (это, конечно, только с их точки зрения  совок 60-х годов был эрой изобилия, ну да ладно), и молодежи так спокойно, беззаботно живется. И они сами понимают, что должны, должны радоваться. Но они отчего-то не радуются, наоборот, вдруг навалившаяся «невыносимая легкость бытия» вызывает в них раздражение и дискомфорт. Которые молодыми воспринимаются как мизантропия и едва ли не зависть.  Петрухины пытаются объяснить этим счастливым дуракам, что никакая не зависть, за «за державу обидно», то есть беспокойно: если завтра война, сможете ли вы, безответственные летуны-болтуны, постоять за державу нашу? Но молодые их не очень слушают, не очень-то им верят, потому что, на самом деле… момент чистой зависти, он тоже присутствует! Тем-то и замечателен этот фильм, что в нем есть разное, он многомерен, голографичен. Это заслуга так же Рязанцевой, как и Майи Булгаковой, создавшей феноменальный образ, феноменальный не в смысле, что так хорошо никакая артистка до нее в кино не играла, а в смысле, что ей удалось воплотить в Петрухиной подлинное и несомненное явление реальности. В сухом же остатке фильм простой, о взаимоотношениях матери и дочери, в основном. Никаких базаров «о времени и о себе». Однако вот же вышло и о том, и о другом. Я не сомневаюсь, что Рязанцева написала «о себе», то есть о своей матери или какой-то другой хорошо знакомой, дорогой для нее женщине. И она написала о целом поколении людей, вынесших на своих плечах войну и оставшихся после нее в некотором смысле инвалидами, даже если они сохранили руки-ноги. И в то же время это замечательные, высокие духом, героические люди: «мы, нынешние, нутка!», в самом деле. Вот это сложное, личностное отношение авторов фильма к Петрухиной и петрухиным: смесь восхищения и иронии, сокрушенного вздоха и  горько-сочувственного комка в горле, - делают этот фильм и сегодня живым, благо темы, которые он затронул, встали сейчас с новой остротой. Да какое там благо: беда, беда...         

Лариса Шепитько (1938-1979)

Наталья Рязанцева (1938)

Валентин Ежов (1921-2004)

Смотреть фильм он-лайн:

Написать письмо автору