Режиссер Леонид Бурлака. Сценарий Владимира Опенышева по одноименному рассказу Александра Яшина. Одесская киностудия по заказу Гостелерадио СССР. 1990 г.

Говорит училка – но другая, не из фильма.  

Фильм короткий, 28 мин., и я постараюсь коротенько. Рассказ Яшина появился в 1956 году и произвел впечатление разорвавшейся бомбы. «"Рычаги"… склоняли на всех собраниях, на них натравили всех бездарей, всех современных булгариных и гречей; были сдвинуты все "рычаги". Бог мой, как испугались маленького рассказа "номенклатурные" руководители России! Как забегали в ЦК, вспоминая уж отставленную было терминологию сталинщины: "Идеологическая диверсия!" Как, затрезвонили "вертушки" – спецтелефоны; забегали курьеры, словно война началась и нужно дать отпор немедля, сегодня – завтра будет поздно... Рассказ имел ошеломляющий успех - у читающей России. Он многим помог разогнуться, осознать происходящее». (Григорий Свирский.  «Герои расстрельных лет»).

56-й год – это ХХ съезд с антисталинской речью Хрущева, начало «оттепели». Разрешили говорить правду - конечно, в меру. Но весны за оттепелью не последовало, Хрущев сам испугался своей борзости, пошел на попятный. Но ХХ съезда ему все равно не простили: в 64-м его скинули. Началось подмораживание, зашатавшиеся было памятники Сталину подцементировали. Потом настала горбачевская Перестройка, опять говори правду – не хочу! А потом Горбачева скинули, начались лихие отвязные 90-е. Потом Путин взялся опять подмораживать…  Когда-нибудь маятник снова качнется в обратную сторону, неизвестно только, когда. 

На пике Перестройки, в 90-м году, рассказ Яшина опять стал востребованным, и Леонид Бурлака, в прошлом кинооператор (он снимал «Место встречи изменить нельзя»), экранизировал его на Одесской киностудии. В отличие от рассказа, киношных «Ры-ча-гов» никто не заметил - ну что эта короткометражка на фоне «Покаяния», программы «Взгляд» и проч.?   

А теперь и этот рассказ, и его экранизация опять стали актуальными, я считаю.

О чем же «Ры-ча-ги»? Колхоз где-то на севере, допустим, на Вологодчине. В баньке парятся двое мужиков. Парятся и критикуют колхозные порядки. Начали с того, что вот, мол, и помыться хорошенько нельзя, потому что в колхозном продмаге мыла нет. И сахара нет, и хлеба. Ничего нет. С продуктово-промтоварной темы перешли на колхозную…  выше, дальше, глубже, покуда не промолвил один из них извечный вопрос русского мужика:  где ж правда-то?  «Зачем такие строгости развел Первый? Людей не слушает, все сам решает. Вот это, я думаю, и есть бюрократия». (Первый –  не Хрущев, а районный хрущев). «Да он боится, что партия авторитет потеряет. Вот твердит одно: «С каждым годом растет стоимость трудодня и повышается благосостояние». Да ты посмотри: в деревне ни одной коровы нет!»  Так, между разговоров, они кончили париться, оделись и пошли неспешно по селу. Вообще-то они старались идти быстро, куда-то, видимо, поспешая, да приходилось брести через глубокий снег, вот и выходило неспешно. По пути к ним присоединился еще один мужик – присоединился к компании и к базару: «Мы ж на севере живем, нам эта кукуруза, да на хрена она нам нужна! Ну не пойму я, мужики, что у нас в районе творится!» «Начальники наши разучились с народом разговаривать. Дома заколоченные в деревнях видят, а сказать об этом вслух боятся, едрена вошь!» Последний вклад в критику, это насчет заколоченных домов, внес четвертый мужик, примкнувший к антипартийной тройке, когда та уже вошла в избу.

И так гуторили мужики, пока не началось партсобрание, на которое они и поспешали. Собрание как собрание. Сначала ведущий спросил: «Все в сборе? Все, спрашиваю, в сборе?» «Да в сборе, в сборе». «Нет, еще учительница не пришла  Вечно она опаздывает, привыкла там  в городе…». Но вот и она, молоденькая, прибежала еле дыша. «Тогда начнем. Слово предоставляется председателю нашего колхоза имени 17-го съезда партии Петру Кузьмичу».

- Товарищи! Райком и райисполком не приняли наш производственный план. Я считаю, что мы кое-что не предусмотрели и пустили на самотек. Мы с вами не провели разъяснительную работу с массой, не смогли ее убедить. С людьми надо работать, товарищи! Мы с вами являемся ры-ча-га-ми партии в колхозной деревне! Вот это и указали нам и в районе, и в райисполкоме. Если дальше так пойдет, райком будет принимать…   Соцсоревнования у нас нет… Надо осваивать новые приемы выращивания кукурузы, ну, такие, как квадратно-гнездовой способ посадки…

А дальше, значит, прения пошли.  Мы их, правда, не слышим, это идет без звука, но судя по тому, как выступавшие,  даже эта училка, супили брови и решительно рубили ладонями, они всецело и горячо поддержали все, что там следовало поддержать.

- Ну, будем голосовать, товарищи. Кто за? Кто против? Кто воздержался? Воздержавшихся нет. Принято единогласно.  Так и запишем в резолюции: «В обстановке патриотического и трудового подъема коммунисты колхоза…»

Резолюция, ясно, пошла в район, оттуда в область, оттуда в Кремль. В Кремле Никита Сергеевич прочитал все резолюции и с удовольствием убедился, что русский мужик одобряет кукурузную кампанию и вообще любит его, Никиту Сергеевича. Так оно шло несколько лет, а потом Никиту Сергеевича скинули. И народ, оказалось, совсем по этому поводу не опечалился.  (Хрущева в фильме, конечно, не показывают, это так, моя фантазия)

Вы, конечно, поняли, в чем соль «Ры-ча-гов»: воздержавшихся и тем более проголосовавших «против» на собрании не оказалось. Выходит, мужички-то наши, которые так лихо и по делу чехвостили советскую власть, тоже проголосовали «за». Да, вся четверка, как один! Ну ясное дело, струхнули. И как  не струхнуть? Ленинская демократия, она где-то там в Москве потихоньку опять разворачивается, а в районе пока что все, как при усатом. Недаром один из четверки, когда они еще гуторили-то между собой, сказал: «И чего же мы боимся, мужики? Сами же себя боимся. Боимся и боимся и боимся, едрена вошь!»

Все так. Но не совсем так. Соль рассказа маненько покруче будет. Дело в том, что мужик, который вел собрание,  и председатель колхоза, и все те, которые поддержали его в прениях, – это та же самая четверка и есть! Они и есть «ры-ча-ги»! Собрание состояло ровно из четырех человек, ну если не считать той запыхавшейся училки. Такие вот дела.

В конце фильма те же четверо опять идут по снегу.  Только теперь они идут молча.  Почему молчат? Продолжают по инерции горячо, до всей глубины души одобрять и поддерживать? Или им чуток стыдновато, как они так сами себя в очередной раз  обосрали? Или понадобилась молчаливая пауза для перехода из режима горячего одобрения обратно в режим острой критики? Или они просто удивляются безмолвно самим себе, отчего они вот такие, какие они есть? А мы уж точно смотрим вслед им, растворяющимся в вечных русских снегах, и удивляемся великой загадке русской души.

Так я о чем? К чему я клоню и зачем вдруг взялся писать про эти  «Ры-ча-ги»?  Неужели неясно? Вот эти 85%, которые сейчас горячо одобряют и поддерживают известно кого, – кто знает,  о чем они гуторят голые в баньках? 

Леонид Бурлака (1938)

Александр Яшин (1913-1968)

Cмотреть фильм он-лайн

Написать письмо автору