Явлениe бедности/неравенства можно рассматривать в социальном или в бытийном плане. Во втором случае это извечнoе, неотменяемoе проклятиe рода человеческого. Большевики попытались построить мир без бедных, но ничего не вышло: было только потеряно время, за которое многие другие страны научились кое-как смягчать социальные контрасты, и сегодня Россия вернулась к точке кричащей б/н.

Достоевский сначала писал о б/н как о социальном явлении («Бедные люди»). Потом личные потрясения привели его к тому, что он стал рассматривать б/н  в плане онтологическом, и тогда он стал великим писателем.

Васыль Стефанык (Стефаник Василь Семенович (14 травня 1871, Русів (тепер Снятинського району Івано-Франківської області) — 7 грудня 1936) — український письменник, майстер експресіоністичної новели, депутат Австрійського парламенту від Галичини) – для украинцев писатель великий или выдающийся, на Западе же его знают мало. Так или иначе, он стал писать о б/н так, как поздний Достоевский, т.е. в плане онтологическом, сразу, с самого начала, для этого не потребовалось никакого перелома в мировоззрении.

В школе нам столько раз говорили, что западные украинцы на рубеже XIX-ХX веков подвергались двойному, социальному и национальному гнету, что это навязало в зубах. Конечно, подозрительно, когда нечто повторяют слишком часто. Но не всегда то, что повторяют – ложь. Возможно, Стефанык и не осознавал себя писателем-философом. Он писал рассказы из жизни простых галичан, вот и всё. Но дело в том, что бедность бедняков в краях на задворках Европы, таких, как Буковина, Румыния, Галичина, была предельной. Сказать: «У Кая украли заработанные грош'и» - это быт. Сказать: «У Кая украли заработанный грош» - это Библия. Стефанык просто писал свои короткие жестокие рассказы, но выходили притчи. Сама собой выходила экзистенциальная философия, потому что он описывал людей на пределе. Выходил глубокий психологизм, как воспоминания переживших Аушвиц или проза Шаламова производят впечатление глубинных исследований души человека. В общем, люди, с которых  Стефанык списывал своих персонажей, существовали в таких условиях, будто над ними ставился эксперимент, в котором человеческий материал, как материя в синхрофазотроне, исследовался на грани фазового перехода, где он из человеческого готов превратиться или уже превратился – зависело от меры исходной стойкости -  в какой-то иной. Достаточно было аккуратно записать экспериментальные данные, чтобы сказать о homo sapiens нечто новое.

Бедность порождает жадность, жестокость, зависть, злобу, отчаяние, странные мысли, обнаженность отношений и душевный надрыв. Нищета порождает то же самое в предельной форме. И все эти состояния – темы новелл Стефаныка. Леонид Осыка не должен был как-то изощряться, чтобы сделать свой выдающийся фильм: надо было лишь снять все точно по Стефаныку, ничего не сглаживая, не подсахаринивая, не подсвечивая той кромешной тьме двухгрошовой свечечкой оптимизма, а главное, не подсовечивая, т.е. не подменяя бытийную правду Стефаныка правдой же, но социально-бытовой. Только и всего. Сняв «Каменный крест», Осыка совершил творческий подвиг, которого он больше никогда не повторил.

"В хату к крестьянину забирается вор. Его ловит хозяин. По законам крестьянской общины, вора следует судить на людях, а ограбленный хозяин должен его убить. И вот в ночи начинается... нет, ещё не суд. Неспешная, обстоятельная беседа с вором о том, как его следует убивать за это самое воровство. Как вообще следует правильно убивать разных людей, в зависимости от национальности и рода их занятий. Участники разговора пьют, поят вора. Но к утру Иван Дидух, измотанный вечной сельской работой старик, перестаёт понимать, зачем он должен убивать такого же бедняка, как он сам. Вора убьют односельчане. И Дидух перестанет быть своим для них. Вторую половину фильма Дидух прощается с землей, селом, земляками, домом. Он уезжает в Канаду, за лучшей долей. Не только для него, но и для остальных жителей этот отъезд - как смерть. А провожание - похороны. Даже с женой он прощается, хотя она едет с ним. И выпаханная им земля как будто становится могилой Ивана. На самую высокую точку её он лично встаскивает, как Христос на Голгофу, и устанавливает давно припасенный каменный крест. Всем селом их провожают до околицы. А потом в церкви отпевают. По полному чину, как настоящих покойников”.

Написано все точно. Но можно кое-что добавить. Вор говорит старику Ивану, пока другие «судьи» еще не пришли: «А по натуре ты мягкий». «Я-то мягкий, но вора живым не выпущу» - отвечает Иван. Да, старику, на самом-то  деле, жалко этого несчастного парня, который не от хорошей жизни попытался залезть к нему в комору (и что там было красть?). Но Иван преодолевает свою жалость: не потому, что боится главного судьи, богатого селянина-садиста, или стесняется обнаружить свою «мягкость», а потому, что он, в несогласии со своей душевной глубиной,  внутренне согласен: вора надо убить! Попытавшийся украсть нажитое другим человеком надрывным трудом, кровью и потом – да, такой заслуживает смерти, это правильно, а что все-таки жалко, это не имеет никакого значения. Предлагая вору выпить, Дидух говорит ему: «Без греха не обойтись... Мой грех или твой – не знаю». Таким образом, старик не исключает, что, убив вора, он поступит  против Бога. Но в том-то все и дело – и об этом фильм, внешне чуждый религиозной тематики, – что старик давно в распре со Всевышним:  в Бога он верит, но в его ожесточенной душе нищего небо и земля разделены трещиной, непреодолимой и бездонной, как та, вдоль которой он в начале фильма на пару с конем долго-долго тащит в гору телегу с дерном: по законам небесного мира убить человека, пусть вора, - грех,  по законам земного - грех вора не убить.

Это очень страшно смотреть. В фильме есть еще одно жуткое место, хотя внешне ничего особенного вроде не происходит. Утром, когда Иван (Даниил Ильченко) и его семья должны уехать в Канаду, они друг за другом в последний раз выходят из хаты. Прощание с родиной, пусть мачехой, момент значительный: на всех «отъезжантах» нарядная одежда (а может быть, они для того так разрядились, чтобы никто не украл их лучшую одежду в долгом пути). Вдруг тот самый богач-садист (Константин Степанков) выделяется из собравшейся у покидаемого дома толпы, подходит к молодому сыну  Ивана (Иван Миколайчук) и пораженно спрашивает: «А откуда у тебя этот кожух?» Понимаете? Нет, богач не обнаружил на парне краденый кожух, дело в другом. Он  позавидовал. Позавидовал и возмутился: бедняк не должен иметь такого кожуха, это неправильно, не по законам дольнего мира, где каждому - свое! В этой жгучей, откровенной зависти - что-то наивно-первобытное, заставляющее вспомнить «Джан», «Такыр» и другие вещи Андрея Платонова.

Фильм предлагается в двух вариантах: на украинском и русском языке. Какие-то глупые люди не предложили Брониславу Брондукову продублировать по-русски самого себя, а между тем его интонации, глухой и тонкий  голос человека, примирившегося со смертью, согласного с тем, что заслужил ее, и испуганного лишь инстинктивно, лишь по инстинкту молодости оплакивающего свою жизнь, - это пятьдесят процентов потрясающей игры Брондукова в этом фильме. 

Тем, кто махнет рукой: подумаешь, голос-шмолос, что за тонкости,  я говорю: в хорошем фильме все важно, а «Каменный крест» - большой, выдающийся фильм. Есть всемирно знаменитая, получившая уйму наград картина Кането Синдо «Голый остров», где от первого до последнего эпизода крестьянская семья носит на гору землю, покрывая ею свой каменистый надел. Фильм Леонида Осыки про деда Ивана, который всю жизнь укреплял дерном свой оползающий клочок  земли, а на старости должен сам сползти с этого клочка ради чужбины, горше фильма Синдо, он говорит о стоицизме невознагражденном и о душах,  в итоге бесконечного труда не сподобившихся благодати.

Даже если я убедил читателей, и они поверили мне на слово, что это жестокий и сильный фильм, все равно возможен вопрос: а зачем это смотреть и знать? Трудный вопрос. Можно ответить талмудически: если бы вы все же посмотрели этот фильм и он поразил бы вас, значит, смотреть его для чего-то стоило: пустое не поражает. Можно ответить иначе: а зачем читать не оставляющих надежды Кафку и  Канетти, смотреть Брессона и Бунюэля, читать позднего Бродского? Зачем-то надо, душа просит, хотя не каждого и не всегда. Но все-таки я отвечу прямо. Надо смотреть «Каменный крест», чтобы не питать иллюзий насчет своей сытой, относительно праздной праведности и не осуждать тех, кто волею злой судьбы был роскоши такой праведности лишен.          

                     

                             

 

Васыль  Стефанык              Леонид Осыка                   Иван Драч