Новый фрагмент
Главная » Новые фрагменты » Майя МЕРКЕЛЬ |
«Perpetuum mobile» («Вечное движение»)
Режиссер Майя Меркель. Свердловская киностудия документальных фильмов. 1967 Фильм Майи Меркель сделан методом наблюдения. Это значит – киношники обосновалась в репетиционном зале не на дни, а на месяцы, моисеевцы настолько привыкли к ним, что перестали замечать. Жизнь, так сказать, врасплох. Конечно, потом Меркель упорядочила материал. Фильм построен как параллельные монологи, параллельные взгляды на невидимую для посторонних внутреннюю механику ансамбля и, конечно, на его руководителя с двух позиций: только что принятой в труппу чудной девочки Гюзель – и танцовщицы с девятнадцатилетним стажем, 38-летней женщины с худым сухим лицом гладиатора, которую Моисеев, в зависимости от настроения, называет то Неля, то Самсониха. Показав новое движение, он взглядывает на Нелю, или даже не взглядывает, а она сама выбегает вперед и повторяет его: Моисеев показывал не «в полную ногу», а она, моментально сфотографировав движение в голове, показывает «в полную».
Гюзель всем восхищена и очарована, на все реагирует остро. Если Игорь Александрович поругает ее: «Не то, опять не то! Старайся по три раза одних и тех же замечаний не получать! Первое замечание делаю с удовольствием, второе – сержусь, а третье – буду гнать!» - она отойдет в сторонку и заплачет. Если он поругает Нелю (а как же, он всех ругает) – она только головой кивнет. В своем монологе она говорит: «Он ни разу не похвалил меня. Если не ругает – считай, хвалит. Он не замечает, как я давно уже держу руку на печенке. Когда я, бывает, возвращаюсь с больничного, никогда не спросит, чем я болела». Понятно, эти монологи организовала Меркель, можно им верить - звучит достаточно правдиво, и вообще все сделано очень хорошо, - можно нет. Но наблюдение есть наблюдение, материал есть материал и Моисеев есть Моисеев – тому, что показывается и что говорится не во «внутренних монологах», а в прямой передаче, можно безоговорочно верить: это правда, пусть и не полная (все-таки материал полугода съемок уложен в восемьдесят с чем-то минут картины). И на то, что видишь и слышишь, можно не как в кино, а как в жизни иметь свой независимый взгляд.
Начать с того, что Моисеев жестоким не кажется. Ему, ну как бы сказать... ему просто не нравится, что у людей есть печенка, ему бы хотелось, чтобы не было. Танцоры должны быть невесомы, а печенка и всякая прочая требуха утяжеляют их. «Еникеев! Где Еникеев?» Опоздавший Еникеев вбегает в зал и с ходу начинает оправдываться: «Я вставляю зубы, а врачи тянут и тянут... А я им за золото плачу!» «Так что же мне, репетиции отменять из-за твоего золота? Все люди как люди, работают, только у тебя то зубы, то нога. Оттого и танцевать не умеешь. Противно на тебя смотреть. Иди к черту!» Печень, зубы, ноги... Тоска! То есть ноги – дело как раз нужное - но если бы эти умели ими обращаться! По поводу нижних конечностей у Игоря Александровича накоплен целый словарик смешных слов и фраз: макароны; сосиски; плети; если бы Ольхова могла поднять ногу ниже земли, она бы это сделала, да пол мешает; выше ноги, выше, когда вам надо, вы их ого как высоко закидываете! И т.п. Для обозначения родного коллектива у него также имеется богатый синонимический ряд: ансамбль писка и тряски; ансамбль бухгалтеров; заседание месткома в морге; дрессированные блохи; для выхода на пенсию вполне годится. А дрессированные блохи знай прыгают, вращаются, задирают повыше лапки и улыбаются: не потому что с них как с гуся вода, и не в знак дерзости, а потому что без улыбки никак нельзя: «Ведь вы вращаетесь от радости, от избытка сил, от изобилия, а не чтоб номер провернуть!"
Если смотреть фильм несколько раз, то замечаешь, что в коротких передышках между изнурительными повторениями Жока или Хоты к Моисееву подходит то один, то другой танцор, и тот брезгливо что-то подписывает или не подписывает, а лишь досадливо машет рукой. В чем дело? В самом начале фильма показан момент перед началом репетиции, первой репетиции Гюзель. Труппа вся в сборе, но Он еще не пришел. За кадром звучит удивленный голос новенькой: «Все взрослые, уже родители... только и говорят, чем ребенка кормить, кто заболел, какое мясо купила». А что поделаешь – люди есть люди. И Моисеев знает, что они люди. Знает, что когда они улыбаются на его ругань сквозь пот и слезы, то, наверное, думают: «Пусть ругает, слово костей не ломит... Скоро придется его насчет квартиры просить... насчет повышения категории... скоро в Париж едем! ...» Оттого-то и терпят. Им даже выгодно, чтобы Моисеев их позабористей и зазря отругал: потом, когда подойдешь с бумажкой, он из чувства вины легче подпишет. (Вспоминается эпизод из фильма "Зимний вечер в Гаграх" К.Шахназарова. Евстигнеев заступился за костюмершу, на которую наорала примадонна-Гундарева. Потом костюмерша с досадой говорит ему: "И зачем вы вмешались? Людмила Юрьевна поругает, потом подарок хороший сделает!") Видно, что Моисеев человек не низкий, он не манипулирует плотской природой своих «блистательных, полувоздушных»; не читая, он подписывает их бумажки, ну им же надо, он понимает. В фильме это, разумеется, не показано, но я знаю из достоверных источников: всякий раз по возвращении домой с гастролей, когда таможенники не пропускали накупленное артистами в Париже или Нью-Йорке шмотье, И.А. грозил этим ищеикам тростью и орал: «Велите им разуться, посмотрите на их кровавые мозоли! Прикажете им в обуви мухосранской фабрики ходить?» И таможенники сдавались. Все он понимает, да только досадно ему, что в головах у них, вместо Жока - а жок - это же по-молдавски значит игра, вакхическое то есть веселье и аполлоническая легкость! - вместо божественной игры все эти мясные и тряпичные интересы. Оттого-то они всего лишь полувоздушны. Эх, где бы достать таких, чтобы мяса не ели и голые ходили (он, например, уже сколько лет не ест мяса, и ничего!) Вот те бы были полностью воздушны! А так... учишь их учишь, уже все разжевал, ну чего, кажется, проще: йя-та-та, йя-та-та, йя-та-та –ТА! «Очень сложно, да? Всего два года это движение повторяешь, не успел тебя уволить?» Обновлять, обновлять надо половину класса!
Лицо у него постоянно суровое и капризное, но это тоже не от плохого характера: когда И.А. раз в день улыбнется – обычно в конце репетиции, - видно, что человек он радостный, не брюзга. Просто он знает: без пыток от этого мясистого народа ничего не добьешься. Они тоже знают, что в начале репетиции ему, как ни старайся, все равно не понравится, и берегут силы. Он это понимает и ругает их ругательски. Когда, наконец, получается, как он хотел, то непонятно: то ли на 25-й раз, когда люди еле стоят на ногах, и правда вышло лучше, то ли у И.А. бывает лучше только на 25-й раз, а предыдущие 24 он просто изгоняет из них мерзкую плоть?
Один из тех, кто подходил к И.А. с бумажкой, очень похож на Гагарина (впрочем, вся та часть мужского состава труппы, которая состоит из невысоких мужчин, напоминает первых космонавтов: все наподбор коренастые, шустрые и славянские). Моисеев ему, кажется, не подписал. И это значит, что семья Гагарина еще помается в общежитии, где малышня разъезжает по дощатым коридорам на горшках, а женщины варят на общей для всего этажа кухне. Всего несколько лет назад на такой же кухне варила Валя, жена старлея Юры, а сейчас где-то, может быть, идет по коридору в свою комнатушку, обходя ездоков на горшках, будущий Гагарин. По всей стране люди, сцепив зубы, крутят пируэты, крутятся на центрифугах и вообще как-то крутятся, перебиваются, дожидаются улучшения жилищных условий, детсадика для пацана, садово-огородного участка и прочих государственных благ. «Зато мы делаем ракеты, перекрываем Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей». Точнее сказать, не зато, а за счет этих стиснувших зубы, но улыбающихся губами, кротких, терпеливо ждущих людей. Типов вроде Еникеева Моисеев быстро вычисляет, проникается к ним антипатией и гонит, даже если они танцуют прилично: ведь у таких на лице написано, что они озабочены, недовольны и ждут, а это отрицательно влияет на улыбку, которая должна быть счастливой, беспечной и благодарной.
Только не сделайте из вышесказанного вывод, будто я принадлежу к числу тех людей, которые, когда дядюшка Зю и другие такие дядюшки оглашают длинный список достижений СССР, отвечают всегда одно и то же: «Да, но какой ценой!» В фильме Майи Меркель репетиции сняты на черно-белой пленке, а выступления - на цветной. И когда смотришь этот великолепный радостный цветной Жок – не думаешь о черно-белой репетиционной цене. Я уверен, что и танцоры о ней не думают. Более того, я уверен, что они счастливо улыбаются не потому, что Моисеев следит за ними, а потому что, танцуя Жок, они счастливы.
Есть притча о том, как человек спросил крестьянина, толкавшего в гору тачку с камнями: «Ты что делаешь?» Тот ответил: «Да вот тачку с камнями тащу». Потом человек спросил то же самое у следующего тачечника, и тот ответил, как первый. А третий тачечник сказал: «Я строю Шартрский собор». Не исключено, что третий тачечник в то же самое время нетерпеливо ждал увеличения земельного надела или роптал на своего сеньора, употребившего его дочь по праву первой брачной ночи. И тем не менее – он строил Шартрский собор! Крепостные Моисеева, Королева, Орджоникидзе, Жукова, Туполева, Амосова, Бондарчука, Святослава Федорова, само'го Иосифа Виссарионовича (не хочется к ночи называть это имя, но, по сути, не были ли те, кто стоит в ряду перед ним, отцами родными меньшего калибра?) – они скрипели зубами, жили и дрожали, но надо быть очень кислым человеком, чтобы утверждать, что они не испытывали счастливого трепета от сознания причастности к свершениям в искусстве, науке и обществе, которые в те поры несомненно имели место быть. Что поделаешь, это Россия: Петербург стоит на костях, к рейхстагу прошли по миллионам родных костей, атомная промышленность построена на костях, всё под кнутом, с кровью и с трепетом. Трепетом потливого страха и трепетом счастливой причастности. Но – сделали таки что-то!
Мы с женой видели выступление ансамбля Моисеева в Нью-Йорке. Железный Моисеев еще держался и выxодил в конце на поклоны, но железный занавес уже пал. Уходили мы разочарованные: где та абсолютная синхронность движений, высота прыжков и неутомимость прыгунов? Все в меру, все прилично, но какое, извините, может быть сравнение? А главное – на лицах танцоров и танцорок были другие, были еникеевские улыбки! Не странно ли: когда дрожали - улыбались от счастья, а перестав дрожать, улыбаются, как манекены? Трудно, трудно это понять. Но нельзя не предположить, что исчезновение блаженных улыбок как-то связано с исчезновением проклятой Империи. Парадокс!
Или, может, не парадокс? Просто Россия влилась в нормальный мир, крепостные превратились в нормальных людей со своими законными требованиями и резонными неудовлетворенностями. Сколько уж лет назад Феллини снял свою «Репетицию оркестра»: бузят музыканты, устраивают дирижеру обструкцию, а между тем бетонный шар уже стучит по стене... Да что далеко ходить, в этом году Москва увидела свержение трех козырных лидеров творческих коллективов: режиссеров Любимова и Арцыбашева и дирижера Горенштейна. Есть телевизионная программа «Прямой эфир», один ее выпуск был посвящен конфликту в театре на Таганке. Адепты Любимова кричали артистам: «Да как вы посмели устроить этот заговор против великого человека? Кем бы вы были без него? Кто вы такие вообще? Это искусство, творчество! В процессе творчества всякое бывает, это, извините, как половой акт!» Артисты спокойно так, даже чуть посмеиваясь, отвечали: «Великий не великий, кем бы мы ни были, творчество или не творчество, половой акт или какой другой, а выражаться он не имеет права и все акты КЗОТа обязан выполнять!» КЗОТ! Вот уже до чего дошли! Грамотные все стали!
А в другой передаче Никита Михалков чуть не плача жаловался, что пользователи интернета хают его последний, давшийся многолетним трудом фильм и его лично, и предлагал ввести в интернете цензуру. А что, ценная идея. Бывало ли, чтобы плебс публично раскрывал варежку на неприкасаемых Бондарчука или Герасимова? А Михалков, выходит, прикасаемее их? Бунт, бунт на корабле!
Не подумайте, чего доброго, будто я русский империалист или махровый консерватор. Ни в коем случае. А кто же я? У Тургенева после выхода «Отцов и детей» допытывались: «Вы за Базарова? За Павла Петровича? Какая, вообще, у вас позиция?» Он отвечал: «Да нет у меня никакой позиции, я их всех описывал, ну как вам сказать... как ботаник описывает грыбы (так во времена Ивана Сергеевича произносили это слово). Мне, конечно, до Тургенева не рукой подать, но что поделать – я тоже не знаю, какая моя позиция. Просто пересмотрел через много лет фильм «Perpetuum mobile» и написал про этих дрессированных блох и их сурового дрессировщика, как про грыбы.
И.A.M.
(не в той ли ложе Большого, где
некогда сиживал И.В.С.?)
Внимание!
Через новый раздел нашего сайта "Информация по существу" можно выйти на рецензии других авторов на новые фильмы "Елена" и "Два дня". Интересующиеся могут сравнить их с нашими рецензиями. Следите за разделом "Информация по существу"! Автор С. Бакис
| |
Просмотров: 2667 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0 | |