Режиссер Михаил Ромм. Сценарий Михаила Ромма и Евгения Габриловича. «Мосфильм». 1956
Мадлен разговаривает со своим бывшим мужем, интеллектуалом, который тоже норовит остаться "над схваткой". Но у него не получится! Эту роль исполняет Максим Штраух.
Отчетливо помню - папа сказал маме: «Надо посмотреть «Убийство на улице Данте». Говорят, это шедевр». «Шедевр» - слово не из папиного словаря. Кто-то из более интеллигентных людей произнес, а он повторил. Да, этот фильм имел громадный успех. Я думаю, в Черновцах он имел даже больший успех, чем в Москве. В 56-м году Черновцы еще оставались немного заграничным городом, и последние австро-венгерские могикане, которых оставалось еще не так уж мало; которые были еще не так уж стары; которые, возможно, не раз бывали в «настоящей Европе», - они не только смотрели фильм Ромма с удовольствием, но могли углядеть в этой советской картине, изображавшей Францию без злобного пристрастия, некий добрый знак: меняется, мол, совок, все-таки меняется! ммммммм Не знаю, бывал ли Ромм во Франции в ранней дореволюционной молодости, но он любил эту страну, очень хорошо знал французский язык и прежде чем стать режиссером, переводил французские романы, а его первым фильмом стала немая экранизация "Пышки" Мопассана (1934). Ромен Роллан, посмотрев эту картину, удивился ее достоверности и тому, как тонко русский режиссер почувствовал период франко-прусской войны и вообще Францию ХIX века. Несомненно, Ромм приложил немало сил, чтобы Франция накануне и во время Второй мировой войны тоже получилась достоверной. Но в итоге он остался своей работой недоволен и даже, в отличие от черновицких могикан, увидел в «УНД» (в дальнейшем я буду использовать для названия картины такое сокращение) недобрый знак. Но об этом позже.
Посмотрев фильм с мамой и папой (слава богу, проклятого грифа «детям до 16-ти» на нем не стояло), я всецело согласился с неведомым могиканином: да, это шедевр! В последнее время, сам не знаю отчего и для чего, я взялся развенчивать старые советские фильмы; но вот я пересмотрел сейчас «УНД» - и неожиданно для самого себя опять подумал: да, шедевр! Хотя пятьдесят с большим хвостиком лет, конечно, внесли в мою оценку некоторые коррективы.
Отступление, имеющее непосредственное отношение к делу. В советские времена выходили сборники сценариев зарубежного кино - издания, служившие для советских киноманов хоть каким-то утешением. Как я, бывало, стоял под стеной летнего кинотеатра, чтобы «услышать» фильм, который мне по возрасту не положено было смотреть, так и они, лишенные возможности зрительно вкусить заветно-запретной «Сладкой жизни», хотя бы прикасались к ней в качестве читателей. В тех сборниках, кроме «настоящих» сценариев, попадались так называемые «сценарные записи». Советский переводчик (нередко это был владеющий иностранным языком кинокритик) смотрел новый или сравнительно новый западный шедевр в государственном киноархиве «Белые столбы» и на ходу записывал диалоги. Потом это переводилось, дополнялось ремарками - и получалась «сценарная запись». (Которая, к слову, мало отличалась от «авторского» сценария, поскольку западная традиция сценарной записи, в отличие от советской, не тяготела к художественной прозе и, в общем-то, ограничивалась теми же диалогами и ремарками).
Mais revenons a nos mouttons, как говорят французы. Вернемся к нашим баранам. На этот раз я решил, вместо того чтобы пересказывать сюжет фильма, дать его «сценарную запись». Точнее, я предлагаю читателям запись лишь трех начальных эпизодов картины. Надеюсь, этого хватит, чтобы дать о ней достаточное представление. (Запись дается с купюрами, которых я не оговариваю).
Дикторский текст после начальных титров:
«1945 год. Полгода назад окончилась 2-я мировая война. Вновь взвился над мэрией <городка Сибур – С.Б.> трехцветный флаг республики. Люди стали уже забывать о войне…»
Далее идет эпизод, который я пока опущу. В результате того, что произошло в этом эпизоде, героиня фильма оказывается в больнице. Крупный план ее бледного лица на белой подушке. С трудом выговаривая слова, она начинает рассказывать сидящему рядом следователю:
- Меня зовут Катрин Лантье, по сцене Мадлен Тибо. Много лет я гастролировала по всему миру. Моему мальчику был год, потом десять лет, потом восемнадцать лет. Он очень красивый. Пять лет назад я вернулась наконец во Францию. Война уже началась, но никто не боялся ее…
(Дальше идет flashback. Собственно, весь фильм является flashback’ом, воспоминаниями Мадлен Тибо о не столь далеком прошлом).
Гостиничный номер. Светлый солнечный день. Мадлен смотрит в окно на Елисейские Поля.
Мадлен: Трудно поверить, что идет война, правда?
Шарль: Мама, я не знаю, как она выглядит.
Пожилой служитель гостиницы: Разве это война, мадам? Это не война. Немцы уже полгода не трогаются с места.
Более молодой служитель: Мы здесь прозвали эту войну смешной.
ПСГ: Поверьте, мадам, Гитлер не осмелится всерьез напасть на Францию.
Мадлен: Вы думаете?
ПСГ: Все так говорят. Ему нужен не Запад, а Восток.
БМС: Кстати, это противогазы, мадам. Все-таки война.
Мадлен: Честное слово, это красивый город!
Шарль: Пожалуй, похож на Мельбурн.
Мадлен: Ты рад, что попал на родину, Чарли?
Шарль: А моя родина в любом городе.
Далее следует эпизод, где Мадлен на сцене. Она играет пропащую портовую девку в тельняшке. Поет отвязный шансон и полупьяно, как бы танцуя, передвигается по бистро. Всякие апаши и буржуа, к которым она приближается, балетно отшвыривают ее. Наконец она встает лицом к лицу перед своим дружком-апашем. Он отворачивается от нее, видно, у него уже есть другая и т.д.
Следующий эпизод. Возбужденная Мадлен вбегает в гримерную.
Мадлен: Ну, как я играла?
Пожилая гримерша: Мадам, это было как землетрясение!
Костюмер: Это было изумительно, мадам!
ПГ: Не верьте ему, мадам, он сидел в буфете и ничего не видел.
Мадлен: Что ж, тем лучше. Если хвалят люди, которые не видели, это уже слава, верно?
Мадлен переходит в другую комнату, где находятся Шарль и ее импресарио Грин.
Мадлен: Ну, как я играла?
Шарль (целуя Мадлен): Мама, ты была, как всегда, великолепна.
Грин: В Чикаго вас принимали лучше.
Мадлен: Всегда принимают лучше вчера, чем сегодня.
Грин: Но вы не находите, что в день вашего возвращения на родину они могли бы от восторга поломать парочку стульев, хотя бы из вежливости?
Мадлен: Что вы, это такой бережливый народ! (Шарлю): Почему у тебя такой мокрый лоб? Ты не устал? Послушайте, Грин, мне вдруг пришло в голову: его не могут взять в армию?
Шарль: А разве я французский подданный, мама?
Мадлен: Ну конечно, Шарль, ты француз.
Костюмер: Не беспокойтесь, мадам, Гитлер не станет воевать с Францией. С нами Англия и Америка. И кроме того, им нужен не Запад, а Восток.
Мадлен: Вы думаете? … Посмотрите, какой у меня взрослый сын. В него можно влюбиться, правда?
Пожилая гримерша: Мгновенно, мадам. Это как удар молнии!
Мадлен: Но он любит только меня. Вот поклонник, который не изменит мне никогда!
Грин: Нет, мадам, я вернее. Я зарабатываю на вас деньги.
Кто-то: На сцену, мадам.
Мадлен: Бегу.
Грин: Если в этом акте не будет сломано хотя бы пять стульев, я считаю, что вы провалились.
Мадлен: Постараюсь, Грин.
Шарль: Револьвер, мама. Не забудь револьвер.
Грин: Хотя бы два стула!
Не успела Мадлен уйти, как на пороге другой двери возникает простой француз в берете.
Грин: Что случилось?
Простой француз в берете (еле дыша; прислонясь к дверному косяку): Они идут!
Грин: Кто?
ПФВБ: Немцы! Только что передали по радио. Они идут на нас. Прорвали фронт!
Мадлен тем временем на сцене. Пропащая девка, которая теперь уже светская дама, объясняется с неверным апашем, который теперь уже светский мсье. Конец объяснения:
Мадлен/Пропащая портовая девка/Светская дама: Тогда убей меня! (Протягивает ему пистолет)
Неверный апаш/Светский мсье: Ты с ума сошла!
М/ППД/СД: Ну что же ты не стреляешь? Боишься? Я покажу тебе, как это делается! (Стреляет в него)
НА/СМ (шепотом Мадлен, прежде чем свалиться замертво): Посмотрите, что творится в зале.
(Зрители торопливо покидают театр. Осталось всего несколько человек. Мадлен, не выходя из образа, переходит по сцене вправо к директорской ложе, где стоит Грин).
Мадлен: Что здесь происходит?
Грин: Спокойно. Сюда идут немцы. Немедленно кончайте.
Мадлен: Какие немцы?
Грин: Те самые, которым нужен не Запад, а Восток.
Мадлен: В зале сидят люди, которые заплатили за билеты. Нельзя кончать спектакль, это неприлично.
Грин: Сидят те люди, которым заплачено за аплодисменты. Я нанял их для первого спектакля.
Мадлен: Вон у того на глазах я вижу настоящие слезы.
Грин: Я нанял очень добросовестных людей, мадам. Господа, вы свободны! Идемте, мадам, машина уже внизу.
Мадлен: И все-таки у него на глазах были слезы, я утверждаю!
Грин: Были, согласен. Идем!
На этом я прерву свою «сценарную запись» и изложу все дальнейшее кратко по пунктам:
А. Мадлен от своего эстетского космополитизма перейдет к патриотизму, примет участие в Сопротивлении. Над схваткой оставаться нельзя и остаться невозможно!
Б. Выяснится, что цинизм Грина - просто маска, за которой он застенчиво прятал чистую и верную душу. И он служил Мадлен не за деньги, а потому что всегда был тайно влюблен в нее. Грин признается в этом перед смертью (он тоже слегка примет участие в Сопротивлении и погибнет от немецкой пули).
В. Выяснится, что за неотразимым обаянием Шарля скрывалась внутренняя пустота и гнильца - и что за диво, если Мадлен вольно или невольно воспитала своего "Чарли" в духе космополитизма? (Трагическая вина матери - тема многих мелодрам, к каковым относится и "УНД"). А под прессом немецкой оккупации космополитизм закономерно превратится в коллаборационизм. Когда же, с окончанием войны, Шарль поймет, что поставил не на ту карту, он, опасаясь, что патриотка-мать может выдать его, явится к ней с двумя дружками, такими же предателями, как и он, чтобы потребовать от нее молчания. Мадлен, пораженная тем, что Шарль угрожает ей, дерзко откажется что-либо пообещать. Один из дружков выстрелит ей в грудь. Мерзавцы, следует добавить, предварительно сговорились, что в случае отказа Мадлен молчать выстрелить в нее должен Шарль. Когда сын наведет на мать пистолет, она произнесет: "Ну что же ты? Стреляй! Боишься?" Рука сына дрогнет, и он передаст пистолет дружку. Но так или иначе, Шарль стал соучастником убийства матери. (Судя по названию фильма, Мадлен, потратив последние силы на свой довольно длинный рассказ, скончается. Единственным реальным результатом ее повествования останется фильм, который мы увидели. Дело в том, что следствие будет спущено на тормозах, ибо следователь, которому, если читатель не забыл, Мадлен все это рассказала, "под занавес " сам окажется фашистом, более того - он-то и заказал "убийство на улице Данте"! "Еще плодоносить способно древо, которое произрастило гада" (Брехт). Дракон фашизма живуч! Напрасно, напрасно жители маленького Сибура через полгода почти забыли о войне!)
Нетрудно заметить, что:
Пункты А – В являются как бы перевернуто-симметричным отражением того, что было заявлено в начальной части фильма. «УНД» - фильм-теорема, доказывающий все свои утверждения методом «от противного»: если все говорят, что немцы не войдут в Париж, то они войдут; если герои хотят остаться в стороне от борьбы с фашизмом, то они не останутся; если французы (это через полгода!) стали уже забывать о войне, то она жестоко напомнит о себе и т.д.;
«УНД» компактно и «складно», как кубик Рубика. Контрастные моменты максимально сближены, чтобы все выглядело выразительнее, мелодраматичнее и было предельно ясно для самого забывчивого зрителя. Например, не успели Мадлен и Грин порассуждать о том, что настоящей войны не будет, как тут же вбегает этот «простой француз в берете» с известием, что немцы уже в Париже;
Важные для смысла фильма моменты повторяются несколько раз, как будто авторы навинчивают их нам на мозги: «Гитлер не нападет на Францию, не нападет, не нападет… нечего по этому поводу беспокоиться»;
При этом в фильме нет ничего лишнего: в буквальном и переносном смысле, все ружья (ну пусть пистолеты), висевшие на стене «в первом действии», «в последнем» стреляют;
«УНД» - перевертыш в плане не только смыслов, но и стиля. Отточенное «французское» остроумие диалогов, при том что оно придает каждому моменту блеск, так же функционально, как и все остальное в этом фильме; во второй его половине Мадлен и Грин «серьезнеют», как бы осознав, что их остроумие было проявлением игривого, безответственного отношения к таким крайне серьезным вещам, как борьба с фашизмом и мир во всем мире. (Замечу попутно, что Ромм выбирал для своего посверкивающего "аттической солью" фильма актеров а) не только похожих на умных людей, но действительно умных; б) не только похожих на "западных" людей, но действительно обладавших какой-то частицей "запада" в крови. Достаточно назвать фамилии исполнителей двух важных для фильма ролей: Ростислав Плятт - импресарио Грин и Максим Штраух - бывший муж Мадлен).
Резюме. Черновицкие могикане недаром были в таком восторге: «УНД» позволило им ностальгически вспомнить довоенные картины Эрнста Любича, Эриха фон Штрогейма, Фрица Ланга, Майкла Кёртиса, Отто Преминджера - великих искусников австро-немецкого и голливудского кино (союз «и» означает, что все они, евреи по крови и вынужденные эмигранты, внесли вклад в кинематограф по обе стороны океана). Фильм Габриловича и Ромма, с его сверхточностью кройки/шитья и сращением мелодраматизма с иронией, заставляет прежде всего подумать о первом из перечисленных мастеров, и это лестное сходство. Но Ромм, независимо от того, осознавал он родство своей «французской» картины с фильмами Любича или нет, отнюдь не был от нее в восторге. На дворе был 1956-й год, Хрущев только что разоблачил «культ личности», страна быстро менялась, и кино менялось вместе с ней. На этом фоне Ромм так остро ощутил старомодную затхлость «УНД», что впал в глубокий творческий кризис и приступил к следующей своей картине – это были «Девять дней одного года» - только через пять лет. Размышляя о том, какой должна быть его новая работа, он сформулировал для себя несколько качеств, которыми «Девять дней» не должны обладать: фильм не должен быть слишком мастеровитым, внешне блестящим; не должен навязывать зрителям своих идей – пусть они думают сами; не должен быть сюжетно жестким; не должен быть ни в чем предсказуемым, даже ценой того, что зрители могут чего-то "недопонять"; не должен задействовать слишком много известных, пусть даже прекрасных, актеров; не должен даже, наконец, быть цветным. Короче говоря, он ни в чем не должен быть похож на «УНД»! (Хотя в целом «Девять дней» самому Ромму нравились, он все-таки счел, что ему не удалось до конца изжить свои "ремесленные" навыки).
Но надо поставить точку над i. Я назвал этот фильм шедевром без иронии; в своем роде он действительно совершенен. Другое дело, что это совершенство искусственности, выморочности, герметичности и сценарно-скорняцкой ловкости. Однако гладкий «суперпрофессионализм» "УНД", за который Ромм так невзлюбил это свое детище и который меня как зрителя, наверное, тоже оттолкнул бы, пересмотри я этот фильм в 60-е или 70-е годы, сегодня, когда бичом русского кино стал непрофессионализм, а бичом американского – техницизм, не кажется мне слишком большим грехом. Проведу такую аналогию. Вот у человека ум, склонный к комбинаторике. Конечно, лучше, если такой ум будет посвящен разгадке генных структур, чем складыванию кубика Рубика. Но если выбирать между Рубиком и компьютерными стрелялками, то лучше первый: он хоть заставляет шевелить мозгами. "УНД" - триумф ремесла, но, когда искусства в упадке, начинаешь больше ценить хороших ремесленников: в конце концов, между искусством и искусностью нет непреодолимой черты.
В заключение – вот некоторые дополнительные сведения об «УНД»:
N1. Первоначально Ромм планировал снять в роли Мадлен Тибо свою жену Елену Кузьмину, прежде игравшую главные роли почти во всех его фильмах. Сценарий и писался в расчете на Кузьмину. Ромм собирался построить фильм на крупных планах, которые Кузьминой очень удавались. Но тогдашнее Госкино сочло, что Кузьмина то ли слишком стара, то ли еще чем-то не подходит, и Ромм был вынужден взять на главную роль Евгению Козыреву, которую он в глубине души (Ромм позже признался в этом в своих воспоминаниях) считал неадекватной заменой для Кузьминой.
N2. Ромм выбрал Смоктуновского на одноминутную роль коллаборациониста. Тот должен был сказать с верха лестнички, спускающейся в ресторанчик-погребок старика Лантье, отца Мадлен: ну что, мол, веселитесь? Если до вечера не расскажете, кто задушил немецкого солдата, вы еще не так повеселитесь! Всё. Но у Смоктуновского не получалось, ему мешала зажатость. Ромм возился с ним и возился – лишь с тем результатом, что тот все больше деревенел. Помощники уже стали шептать Михаилу Ильичу: "Сколько можно, у нас есть другой вариант на эту роль". Но Ромм отвечал им: "Нет, нельзя. Я вижу, он талантливый. Сказав ему "спасибо-до свиданья", мы можем нанести человеку травму на всю оставшуюся жизнь". И это 56-й, ну, от силы, 55-й год! Кто бы мог предсказать, что в 62-м Смоктуновский сыграет в «Девяти днях» Куликова, вся психофизиологическая и даже смысловая (в плане концепции фильма) сущность которого в том, что это совершенно не зажатый (мускульно и Совком), свободный и вальяжный человек?
N3. Ромм устроил просмотр «УНД» во ВГИКе, где он вел режиссерский курс. Студент 2-го курса Тарковский жестоко разругал картину своего мастера. Ромм принял разнос Тарковского с терпением и, в общем, согласился с ним. Впоследствии, когда на «Мосфильме» подыскивали режиссера, который мог бы заменить Эдуарда Абалова, заваливавшего фильм по рассказу Богомолова «Иван», Ромм порекомендовал Тарковского, поручился за него, Тарковский, уложившись в жесткие сроки и скудные средства, снял «Иваново детство», за которое получил Золотого Льва на Венецианском кинофестивале, и с этого началась его всемирная слава. Ромм был безмерно рад и горд за своего ученика.
N4. Не сведение, а просто наблюдение. Михаил Козаков, дебютировавший в фильме, мгновенно стал кумиром советских девушек и женщин. Идолизации Козакова ничуть не помешало то, что он сыграл негодяя, как позже феноменальному успеху Броневого в роли Мюллера не помешало то, что Мюллер – отъявленный фашист. Любовь зла, полюбишь и козла.
Михаил Ильич Ромм (1901-1971)
Евгений Иосифович Габрилович (1899-1993)
Смотреть фильм он-лайн
Автор С. Бакис
Уважаемые посетители сайта!
Чтобы оставить комментарий (вместо того, чтобы тщетно пытаться это сделать немедленно по прочтении текста: тщетно, потому что, пока вы читаете, проклятый «антироботный» код успевает устареть), надо закрыть страницу с текстом, т.е. выйти на главную страницу, а затем опять вернуться на страницу с текстом (или нажать F5).
Тогда комментарий поставится! Надеюсь, что после этого разъяснения у меня, автора, наконец-то установится с вами, читателями, обратная связь – писать без нее мне тоскливо.
С.Бакис
|
