Информация к размышлению

Это не о самом фильме, а об идеологии Большого Рывка, из которой родились Магнитка, Днепрогэс, Московский метрополитен и другие грандиозные проекты сталинской эпохи. Информация, как читатель убедится, из первых рук!      

                                         Страницы из дневника

23.08.38. Вчера я встретился со Сталиным во второй раз. Он принял меня в кабинете, но не том огромном, где я три месяца назад побывал с нашим послом, а в маленьком, находившемся, как мне показалось, позади первого. Сначала он спросил меня о моих впечатлениях от поездки в Среднюю Азию, где я провел около трех недель. Я ответил ему, что на меня произвели сильное впечатление энергичные  меры советской власти в направлении ликвидации неграмотности, вообще культурная политика центра в этом регионе. Затем Сталин сказал:

- Очень хорошо. А теперь мне бы хотелось услышать ваше мнение о нашей политике в целом. Вы пробыли в нашей стране достаточно долго, и вы достаточно проницательный человек. Я думаю, что у вас сложилось определенное мнение.

Я ответил:

- Да, безусловно. Но я привык говорить правду. Я не уверен, что то, что я скажу, вам понравится.

- Можете не беспокоиться. Единственное, что мне не нравится в людях, это ложь, лицемерие и лесть. А услышать откровенное мнение толкового человека, тем более, посмотревшего на наши дела со стороны, мне было бы очень интересно.

- Хорошо, в таком случае я постараюсь кратко выразить свои впечатления, хотя я к этому не готовился.

Я начал с того, что стал опять говорить о несомненных успехах СССР в областях промышленности, культуры и образования. Но Сталин прервал меня:

- Понимаю. Но ведь это не то, что может мне не понравиться. Переходите сразу к более «неприятным» вопросам, не стесняйтесь.

Я несколько смутился, а потом сделал так, как он попросил.

- Господин Сталин, куда бы я ни приезжал, с кем бы ни разговаривал, меня не покидало ощущение, что люди боятся. Несколько раз мне намекали, что полностью откровенный разговор со мной невозможен, ибо за этим может последовать серьезное наказание. Я даже понял из некоторых бесед, конечно, я не буду называть имен, что за выражение собственного мнения, если оно расходится с официальным, можно на много лет попасть в места заключения. У меня сложилось впечатление, что ваше правление очень жестко, может быть, даже жестоко. При этом, опять-таки, успехи Советского Союза поразительны.  Какой же вывод я сделал из этих двух противоположных впечатлений? Я могу быть не прав, но я привык анализировать все, что вижу, политический анализ – это, собственно говоря, моя профессия. И поскольку вы призвали меня к откровенности…

- Продолжайте, почему вы остановились?

- ОК. Я решил, как ни дерзко это прозвучит, встать на место лидера страны, в которой происходит так много хорошего, столько позитивных перемен, и, вместе с тем, население которой живет в постоянном напряжении. Да, я задался вопросом: каков ход мысли Сталина? И вот что я предположил. Возможно, вы полагаете, что те перемены, которые необходимы вашей стране, причем в короткие сроки, потому что ситуация в мире не дает много времени на раскачку, эти перемены следует произвести любой ценой. Если страна еще не слишком готова к ним, значит, надо применять меры принуждения, даже очень крутые. При этом вы полагаете, что те цели, которые вы перед собой ставите, настолько высоки и масштабны, что если они будут достигнуты, то история вас оправдает. И напротив, если вы будете поддаваться гуманным чувствам, которые, я не сомневаюсь, вам глубоко свойственны, то страна не совершит необходимого быстрого прорыва, и в исторической перспективе вы как ее лидер будете причислены к историческим неудачникам. Более того, сама идея, которой вы посвятили всю свою энергию, будет признана ошибочной. Вот что, подумал я, руководит вашими действиями.

- И это все, что вы подумали?

- Нет, не совсем. Я еще подумал: итак, все зависит от результатов вашей политики и от перспектив СССР.

- И вы на этом остановились?

Сказав это, Сталин очень внимательно посмотрел на меня.

- Хорошо, господин Сталин, я выскажусь до конца. Я подумал: несомненно, прогресс СССР будет осуществляться очень успешно до тех пор, пока лидером страны является человек такой уникальной воли и энергии, как вы. Однако после этого… По образованию я историк Древнего Рима, и, кроме того, неплохо знаком с историей нового времени. Изучение мировой истории заставляет меня думать, что успехи государства, достигнутые в слишком большой мере благодаря личным качествам уникальной и предельно волевой личности, после ее ухода довольно быстро сходят на нет. Точнее, происходит обычно так: некоторое время в стране царит эйфория от внезапной свободы, но потом начинается сползание на исходные позиции или даже на более низкий уровень.

- И в силу чего, по-вашему, это происходит?

- Я думаю, слишком быстрые успехи нестойки, потому что они, при всей их эффектности, поверхностны. Глубинны и не подлежат реверсии, т.е. откату назад, только те достижения, которые являются эволюционными, потому что таковые пронизывают все сферы государства, и тогда уже нет опасности вернуться на более низкую ступень. Откат можно объяснить и чисто психологически: люди, устав от постоянного напряжения и политизации всех сфер жизни, потом, когда это напряжение снято, слишком расслабляются и могут вообще потерять интерес к общественным вопросам, стать апатичными и равнодушными.

- Но вы же сами сказали, что у нашей страны нет времени на раскачку?

- Да, это правда. И это драма или даже трагедия вашей страны. Встав с самого начала на путь вынужденной изоляции от многих передовых стран, Советский Союз должен, в основном, полагаться на собственные ресурсы, и при этом у него есть реальные основания ощущать угрозу извне. И все-таки я думаю, что, даже в данных обстоятельствах, более мягкая политика могла бы дать не худшие результаты. Я считаю, что люди одинаково чутки как к жестокости, так и к гуманности, однако при втором подходе вероятность исторического отката меньше.

- Вы успели настолько хорошо изучить русских людей, что беретесь это утверждать?

- Я думаю, все люди более или менее одинаковы. Русские люди показались мне очень творческими и способными мыслить здраво.

- Что ж, мне было интересно выслушать вас. Вы совершенно правильно сказали, что те или иные социальные явления предстают в правильном свете только в исторической перспективе. Но в целом я не согласен с вами. Во-первых, я не так тщеславен, как вы полагаете. Я не думаю о том, сколько строчек будет отведено Сталину в будущих учебниках истории и какую оценку ему дадут их авторы. Меня заботит исключительно будущее страны, которой народ доверил мне руководить, и я постоянно ощущаю груз возложенной на меня ответственности. Но ваше впечатление о моем характере - это не основное и не самое принципиальное, с чем я не согласен. Я считаю глубоко ошибочной высказанную вами мысль, что быстрые перемены не могут быть прочными. Дело не в скорости. Мой отец был сапожником. Наша семья жила не так уж плохо, потому что отец работал быстро, у него была хорошая производительность труда, ха-ха. При этом никто в Гори не жаловался, что мой отец сапожник. (Произнеся это, Сталин улыбнулся. Я вопросительно посмотрел на переводчика, но тот не решился отступить от протокола и объяснить мне смысл шутки вождя). Так что дело не в темпах работы, а в основательности проработки всех деталей. Еще могу привести другое сравнение из поры моей молодости. Когда я учился в духовной семинарии, один священник проводил службы очень быстро, а другой тянул. Мы любили первого больше и, думаю, глубже проникались религиозным чувством, когда служил он, потому что меньше уставали, и его краткий, страстный стиль сильнее на нас действовал. Короче говоря, я полагаю, что можно и очень быстро пройти все необходимые фазы государственного строительства, так что будут гарантии движения вперед и после смены «волевого лидера», как вы меня назвали. А заменить меня найдется кем, у нас много способных руководителей. Незаменимых людей нет, не стоит переоценивать роль личности в истории, этому учат Маркс и Ленин. Кроме того, я надеюсь до своего ухода успеть, так сказать, «завязать все узелки», не оставить болтающихся концов. А для этого, что ж поделаешь, приходится узелки потуже затягивать, чтобы не возвращаться постоянно к одному и тому же. Проблемы, конечно, есть, но в целом я спокоен за судьбу социализма в СССР: советский человек крепко держит в руках колесо истории, и никому не удастся повернуть это колесо в обратную сторону. Доброго пути!  Передайте, если будет такая возможность, привет г-ну Черчиллю, я очень уважаю его.

Когда я уже шел к двери, Сталин сказал мне вслед:

- И спасибо за информацию о людях, которые жаловались вам, что у нас нет свободы слова. Мы постараемся разыскать их и убедить, что они напрасно боятся говорить то, что думают.

Приведенный выше текст - извлечение из дневника английского журналиста и политического деятеля  Джерома Мэйнгли.

Мэйнгли погиб в Москве в результате автомобильной катастрофы на Смоленской набережной, недалеко от  посольства Великобритании. Это произошло 29 августа 1938 года, за день до запланированного возвращения Мэйнгли в Лондон.

Джером Мэйнгли (1883-1938)

Написать письмо автору