Новый фрагмент
Главная » Новые фрагменты » Сергей УРСУЛЯК |
«Долгое прощание»
«Долгое прощание». Реж. Сергей Урсуляк. Сценарий Сергея Урсуляка и Эльги Лындиной по одноименной повести Юрия Трифонова. 2004 Зачем помянуто старое
Трифонов – мой любимый писатель, я все хотел посмотреть экранизацию «Долгого прощания», да никак руки-глаза не доходили. И вот, наконец, посмотрел. Возникли мысли о фильме и в связи с ним, которыми хочется поделиться.
1. Про что фильм С.Урсуляка?
В глухом 52-м году живут в городе Москве двое людей, Ляля и Гриша, муж и жена в гражданском браке. Он (Андрей Щенников) - начинающий писатель, она (Полина Агуреева) - артистка. Оба люди хорошие, с совестью. Трудно им. Ему – трудно пробиться к своей сокровенной теме, которая, коротко и просто говоря, есть преемственность нравственных традиций, на материале революционного прошлого России, - трудно, если, конечно, писать про это честно, без поощряемой временем ходульности и лжи. Ей – трудно служить в театре, где ставят одни лакировочные пьесы, а молодой актрисе, чтобы играть, надо, говоря коротко и грубо, пройти через диван режиссера.
Но оба сопротивляются, каждый как может, в меру сил. Иногда его или ее нога уже зависает над бездной. Он едва не становится литературным негром бездарного, но раскрученного драматурга (замечательная роль Бориса Каморзина). Она – сначала становится любовницей этого самого драматурга, потом попадает в лапы страшному восточному человеку в пенсне, очень напоминаюшему тов. Берия. Но от человека в пенсне она чудом отбивается, с драматургом в конце концов порывает.
Да и то сказать: сошлась она с ним не по расчету, а по доброте своей душевной, от жалости к нему, вдовцу и отцу неполноценного ребенка (он и раскрученным-то еще не был, когда их связь началась). Но хотя Ляля и порвала с драматургом, Гриша, узнав обо всем, больше не может с ней жить. Кроме того, как раз в это время он понял – чтобы стать настоящим писателем, надо начать новую жизнь, вырваться из постылого московского круга. Он уезжает в геологическую экспедицию.
Вся история показана сквозь некий флер, как воспоминания Гриши о 52-м годе в начале 70-х. (Теперь роль Гриши играет Евгений Киндинов) Судя по всему, к этому времени мечты Гриши сбылись: он, надо думать, Человек в искусстве состоявшийся – во всяком случае, у него дубленка, машина, молодая красивая жена. Или любовница? Если последнее, то это, конечно, не потому, что Гриша бабник: любовница у хорошего, притом творческого человека - не роскошь, а признак душевного неблагополучия.
Как же творческому человеку без душевного-то неблагополучия? Как бы то ни было, Гриша добился, чего хотел. Бился, бился, и добился!
Он едет в своей машине и вспоминает прошлое. И тем же зимним днем Ляля (Валентина Шарыкина) идет по другой московской улице и тоже вспоминает прошлое. Или не вспоминает, а просто нам показывают ее, какая она теперь. Стала ли она настоящей актрисой? Трудно сказать.
Несомненно одно – прошлое, полное трудностей, смятения и тревог, но и противостояния всему плохому, живо в ней, это видно по ее поблекшему, но все равно чистому, хорошему лицу. Он вспоминает, она вспоминает (?), а третий участник этой трогательной истории – Москва, она ничего не вспоминает, растет себе-строится, красавица.
И фильм весь красивый, атмосферный очень. 70-е и некоторые места из 52-го, более как бы драматичные, сделаны в цвете, остальной 52-й, прозаичный – в черно-белом изображении. Но и черно-белое бывает взволнованным, экспрессивным: например, когда Гриша в душевном смятении мечется по заснеженному городу, за кадром звучат стихи Пастернака:
Снег идет, снег идет.
К белым звездочкам в буране
Тянутся цветы герани...
Все стихотворение с начала до конца. Это вносит в картину какое-то дополнительное поэтическое измерение. И вообще, приятно лишний раз послушать. В «Иронии судьбы» на эти стихи пели, ну а тут декламируют. У Рязанова в результате вышел водевиль для интеллигентных, у Урсуляка – мелодрама для них же. Что ж, много ли нынче фильмов для интеллигентных? На безрыбье, как говорится...
И тем не менее -
2. Про что повесть Ю.Трифонова?
В фильме «Долгое прощание», который следовал бы не только внешней канве, но и содержанию повести Трифонова, красивые стихи Пастернака были бы так же уместны, как в другом кинопроизведении про те же времена – страшном «Хрусталеве» А.Германа. Если при экранизации этой повести никак нельзя обойтись без мелодекламации, то куда больше подошли бы совсем другие стихи со снегом:
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.
Зная что-то о жизни Трифонова, нельзя не заметить: в «Долгом прощании», может быть, даже больше сокровенно-личного, чем в других книгах этого писателя, и вообще особенного по степени автобиографичности его совсем вроде не автобиографической прозы. Это, однако, не мешает повести быть и неким подобием химически чистого эксперимента. Затиснув Лялю и Гришу в самый, быть может, бескислородный, смутный, лихой год советской истории, автор пристально следит: как играют с ними бесы? Какова, так сказать, стратегия бесовского соблазна? И как отбиваются от них герои, какова их стратегия выживания? Времена, как известно, не выбирают : лучше бы не жить в 52-м, но раз живешь, и притом ты достаточно молод и должен как-то отмежевать себе место в социуме – значит, будешь так или иначе втянут в чертову воронку. Так просто из нее не выскочить – придется что-то отдать. Что отдает Ляля, что Гриша - об этом повесть.
Какова же стратегия бесов?
Она всякая, но есть в ней и общее. Всегда – подмена, подстава. Ляля с Гришей – люди искусства. Что ж, поглядим, как у нас обстояло дело с искусством в 1952-м году. А никак. Искусство, в общем-то, прекратилось. Сквозь сита ястребиной цензуры и заячьей самоцензуры в гортани жаждущих прекрасного вцеживалось гомогенизированное пюре из пуризма и патриотизма. Однако! Три фильма в год, выпущенные в год «Мосфильмом», или очередной кирпич Бубеннова-Павленки-Бабаевского неизменно оказывались объектами живого заинтересованного разговора общественности! И сам тов. Сталин неизменно уделял огромное внимание развитию советской литературы и искусства, мимо его взора не ускользало ничто подлинно талантливое и оригинальное! Нужны доказательства? Да сколько угодно:
Кроссворд
"Лауреаты Сталинских премий"
По горизонтали: 1. Балетмейстер спектакля "Горда". 6. Народный артист
СССР, снимавшийся в кинокартине "Мусоргский". 7. Автор скульптуры
"Трудовая победа". 11. Пьеса Чепурина. 13. Народная республика, о
которой композитор Корчмарев написал сюиту. 14. Вид искусства. 15.
Автор сюиты "Река-богатырь". 16. Автор романа "Северная Аврора". 18.
Роман Бирюкова. 23. Старейший русский артист, постановщик спектакля
"Мещане" в Рязанском театре. 24. Литературный жанр. 26. Автор романа
"Жатва". 31. Автор поэмы "Макар Мазай". 32. Один из авторов памятника
Т.Г. Шевченко. 33. Пианистка, солистка Московской государственной
филармонии. 34. Автор романов "Огни", "Разбег" и "Родной дом".
По вертикали: 1. Роман Баширова. 2. Автор оперы "Семья Тараса".
3.Роман Соколова. 4. Повесть Гладкова. 5. Роман Рыбакова. 8. Режиссер спектакля "Флаг адмирала" в ЦТСА. 9. Автор пьесы "Флаг адмирала". 10.
Композитор, автор "Дагестанской кантаты о Сталине". 12. Автор книги
очерков "Путешествие по Советской Армении". 15. Один из авторов
скульптурной группы "Требуем мира". 17. Автор романа "Весенние ветры".
19. Автор книги рассказов "По дорогам идут машины". 20. Автор сборника
стихов "Поэзия – любимая подруга". 21. Автор повести "Студенты". 22.
Заслуженная артистка РСФ 23. Народный артист Армянской ССР. 25. Один
из скульптурных портретов Коненкова. 27. Название рассказа Антонова.
28. Картина Яблонской. 29. Вид искусства. 30. Персонаж пьесы Сурова
"Рассвет над Москвой".
Журнал ("Огонек". 1951, 16, апрель)
Клеточек к кроссворду не даю, для экономии места и в полной уверенности, что его все равно ни один эрудит на свете сегодня не разгадает. В бесовском 52-м такое Полное Дерьмо выставлялось Полной Нетленкой, шедеврами советского искусства. А поскольку оно – самое передовое в мире, то и шедеврами и мирового (даже через 10 лет будет попытка дать на Московском Кинофестивале главный приз кинофильму «Знакомьтесь, Балуев!» реж. В. Комиссаржевский, по одноим. ром. В. Кожевникова, вместо «Восьми с половиной», реж. Ф.Феллини, он же один из соавт.сценария. Не получилось, времена уж были не те).
Производители Полного Дерьма издавали полные собрания сочинений, получали большие премии, тиражи, потиражные и синекуры. От них зависели. Перед ними угодничали. Менее везучие деятели искусства им завидовали и подражали. Красивые женщины стремились с ними в кровать. См. в этой связи # 30 кроссворда – там драматург Суров. Последний номер по вертикали. По вертикали признанных и любимых народом драматургов года 52-го – номер первый. Драматург Смолянов, с которым спит в повести Ляля, несомненно, списан с Сурова. (Трифонов, кстати, в этой крестословице тоже фигурирует, # 21 по вертикали).
Однако о Ляле. У нее связь с Суровым. Но если вы думаете, что она делит с ним ложе ради дивидендов в виде главных ролей в его пьесах и сопутствующих льгот, то, представьте, вы ошибаетесь. То есть, конечно, ничуть не ошибаетесь. Так и не так. Спать в корыстных целях – это было бы очень просто, тут никаких бесов не надо – работает голова у женщины в нужную сторону, вот и все. А мы же сказали, что бес – это подмена, подстава. Где же тут? Повторюсь – да, Ляля впервые сошлась со Смоляновым и правда от женской, бабьей жалости к нему, горемыке, и был он в те поры вполне еще безвестен. Но вот она продолжает спать с ним, когда он уже «на коне», когда жалеть уж его особо не за что, причем открываются в нем такие свойства, что лучше не жалеть такого, а держаться от него подальше – и что же? Ляле все равно кажется, что она изменяет Грише со Смоляновым, не в силах уйти от него – из жалости! И к тому же – талант!
Теперь, когда это стало так ясно, Ляля своим теплом создает условия для разворачивания его так нужного народу дара. (Считает ли она всерьез, что Смолянов талантлив? Ну как сказать... Что-то в нем, несомненно, есть. И зрителю его пьесы нравятся, вон какие аплодисменты ежевечерне. Случайно, что ли, он так развернулся? Нет, талант, талант).
Вот как крутит бес! Не просто сбивает с пути, подталкивая «не туда», а приноравливается под твой шаг, подставляет в завирюхе такие вехи, чтоб казалось – да, верно иду! Сочувствие, сострадание, бабья жалость, желание посодействовать большому делу – всё, всё, даже самые лучшие качества наши, самые чистые побуждения способен бес обернуть себе на службу!
И как же разглядеть в такой адской круговерти, где что, как разобраться – не мудрецу, а человеку обыкновенному, и к тому же достаточно молодому, которому хочется всяких радостей от жизни вот здесь и сейчас?
Трифонов от схем далек и не осуждает Лялю. Он вообще не из тех писателей, которые осуждают (недаром кумир его – Чехов). Он просто знает, какую цену Ляля заплатит бесам. Вон рядом с Лялей Гриша – колотится человек, нигде не служит, живет, считай, на Лялину зарплату и остальные ее «приработки», пусть сам не ведает о том (но все равно - стыд, стыд, раньше мог бы почувствовать!) Дерганый весь, мнительный, ревнивый – ну что ж хорошего? Не очень-то приятно с таким Гришей жить, а нам за таким наблюдать (в книге, в книге! в фильме вполне приятно).
Недаром фамилия - Р е б р о в. Кощеистое что-то в этом. И что он там бережет в ларце в яйце на иглы конце? Талант свой? Да кто знает. Все же писатель – кого читают. А этот – взял себе какую-то фантазию в голову и держится за нее. А жизнь-то одна...
Так, так. Одна. И каждый выбирает свою стратегию, и никто не знает, как оно там в перспективе обернется. Сказал бы кто-то Ляле твердо, да хоть тот же Гриша, что все это, что вокруг – не навек, просто сгустившаяся тьма перед рассветом, и совсем недолго осталось ждать, пока и Смолянов со своими пьесами, с наградой своей Сталинской ухнет, факир на час, бесследно в нети, и сама награда с таким названием
ухнет, и зашатается весь гранитно-стальной, слаженный, казалось, на века порядок вещей. Да как может Гриша сказать ей это, он и сам-то ни в
чем не уверен, не бог весть какой мудрец. И нет такого на свете мудреца, чтоб знал.
Приходится полагаться на интуицию. На голос какой-то внутри. Да как его расслышишь среди воя и свиста? Это надо на улицу не выходить и
ничего не слушать, кроме этого шепотка где-то в районе пупа. Не каждый на такое способен. И не каждый может себе такое позволить, да! Хорошо
Грише сидеть и созерцать свой пупок на ее, Лялино, жалованье. (Впрочем, был и Ляле шепоток, был. В последнем решительном объяснении
с Гришей, прежде чем они навсегда расстались, она, в порыве какой-то самоистязательной откровенности, признала: мерцало все же у нее, как
она выразилась, «в подкорке», что роман со Смоляновым в ы г о д е н. Гриша не захотел верить такому, с него довольно было и самого факта измены).
Жизнь, жизнь... Сложная штука. Однажды Реброву приходит в голову: «Как легко убить человека». И убить, и что хочешь с ним сделать. Это и автора мысль. Понимая это, Трифонов Лялю не осуждает. Только предвидит цену. Ну и какая же это цена, наконец?
Да как сказать. Почти никакая. Или громадная. Как посмотреть. Через двадцать лет - Ребров, видимо, состоявшийся художник, кинорежиссер.
Ляля ... кто? Да никто. Где те главные роли, те портреты на обложках журналов - с театром давно покончено. Работает в каком-то Доме культуры, замужем за военным, бегает регулярно на стадионе со стареющими полковничихами. Вот, значит, как она наказана : Гриша – кто-то, она – никто? Да не так, не так... (Хотя, с другой стороны, и это тоже – может, был у Ляли талант, и не суетись она слишком в том 52-м, так не растрясла б его?) Но в общем, нет, не в этом дело. Надо еще посмотреть, какой Ребров режиссер. Может, такой, что лучше уж в Доме культуры. Неизвестно нам о
его режиссерстве ничего, его былые благородные метания в настоящем ничего не гарантируют. Прошлое вообще ничего не гарантирует настоящему, увы. Так что дело не в личных достижениях.
В коротком эпилоге, на последней странице повести, как бы проникая в сознание Ляли, автор говорит, что она совершенно забыла, кто такой Смолянов. А ведь Смолянов – урок ей был: хватанула две пригоршни блескучих каменьев в бесовом подземелье, выскочила на белый свет – в кулаках одни стекляшки. А там, в подземелье что взамен оставила? Но нет, Ляле не запомнилось. Ну ладно Смолянов, – а помнит ли она вообще
что-нибудь? Как-то непохоже. Непохоже. Ребров – помнит: «Он часто думает о своей жизни, оценивает ее так и сяк – и ему кажется, что те времена, когда он бедствовал, тосковал, завидовал, ненавидел, страдал и почти нищенствовал, были лучшие годы его жизни». Ляля же о том времени забыла, потому что лучше ей о нем не вспоминать. Подавила, так сказать, по Фрейду. Вот и вся разница между ними нынешними, и вся Лялина цена.
Я не полностью воспроизвел ту мысль, которая некогда пришла Реброву в голову. Полностью он подумал: «Как легко убить человека. И как невозможно трудно убить человека». Вот так. Тех, кто сам не захочет, черт не возьмет. Ребров сопротивлялся сильней, судорожней – вышел из чертовой круговерти внутренне живым. Ляля дергалась меньше, поддалась – и...
Ну а что – и...? Живет же она, вон по стадиону бегает. И Альцгеймером вовсе не страдает. Да кому вообще интересны те давние сумятицы, споры, слезы? Москва слезам не верит. «Москва катит все дальше, через линию окружной, через овраги, поля, городит башни за башнями, каменные горы в миллионы горящих окон...» Видит ли она двух стареющих муравьев?
И однако, однако... «То, что мы зовем душой, что как облако воздушно...» Наперекор слепым огненным горам писатель Трифонов упорно стоит на своем: духовность, совесть, память – эти нематериальные субстанции перейдут из века в век, из поколения в поколение, если сохранились хоть в одной бренной оболочке. Об этом вся проза позднего Трифонова.
***
Невольно написал как-то так, будто 52-й – чертово подземелье, а 70-е – свет божий. Это не совсем точно. Для наиболее качественных людей и 52-й оставался светом, для некачественных – и 70-е были подземельем. Мир всегда в достаточной мере подземелье и арена для дьявольских фокусов, только в разные времена бес морочит по-разному.
А сейчас какое время в России? Не очень хорошее время. Трифонова никто не читает. Слушают «Старые песни о главном»: забыли старое, потому и слушают. Считают, что Путин – это хорошо... ну пусть не очень хорошо, да что ж поделаешь? Могло бы быть и хуже, куда хуже. Вот такие мысли, такие настроения.
Наступает глухота паучья,
Здесь провал сильнее наших сил.
В 1932-м году, между прочим, Мандельштам это написал, когда многие умники еще пребывали в состоянии эйфории. И сейчас, как тогда, те, кому очень хочется, могут считать, что все, в общем, нормально, веря всяким прикормленным политтехнологам, политологам, публицистам, телеведущим и доверенным лицам будущего президента. Не кто-нибудь среди последней категории: Фрейндлих, Табаков, Калягин, Башмет, Ирина Антонова, - интеллигентные какие люди! Но не надо на это обращать внимания: у каждого из «доверенных» своя история заболевания куриной слепотой, когда черное перестает отличаться от белого. Ну их всех совсем. Другие совсем надо тексты читать, к другим мнениям прислушиваться.
А какие, а к чьим? Ох не знаю. На то она и паучья глухота, чтоб казалось – нет ничего другого, есть только то, что в ней, из нее выбирай.
Но Трифонов для того как раз и написал свою повесть, чтоб сказать нам: держитесь, братцы, терпите, на рассвете все химеры растворяются – и, кто знает, может, не так уже долго до того рассвета, как вам сдается.
P.S. Благодарю писателя С.Боровикова, из материала которого в журнале «Волга –ХХI век», #7-8, 2007, позаимствовал кроссворд.
Юрий Трифонов
с дочерью Олей
(50-е годы) Ю.В. Трифонов со своей первой
женой Ниной Нелиной (Неля Нюренберг: 1923-1966), певицей. Он был женат на ней с 1949-го года до ее внезапной смерти. С. Бакис
slavabakis@gmail.com
| |
Просмотров: 5308 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 5.0/5 |
Всего комментариев: 0 | |