Новый фрагмент
Главная » Новые фрагменты » Слава РOCC |
«Сибирь, Монамур»
Режиссер Слава Росс. «Тундра Фильм» (при поддержке Фонда Кино РФ). «Eurocorp». 2011 Съемки фильма "Сибирь, Монамур" На таежном займище Монамур живут старик с пацаненком Лешей. Погано живут, старик уж охотиться, считай, не может, одну репу пареную жрут. Пацан ждет отца, которого он, кажись, и не видел никогда. Дед говорит ему, твой папка, мол, разведчик, на задание долгое ушел. Молись за него, и он вернется. Лешка малый еще, неохота ему молиться, но все-таки слушается деда, «Господи помилуй» оттараторит три раза пред иконой утром и на ночь. А мать Лешкина померла, да. Хороший пацаненок, дед любит его, только не нравится старику, что тот одичавшего пса прикормил и возится с ним. Развелось этих диких псов в тайге, как собак нерезаных, ха-ха, деревни-то все вокруг вымерли нахрен. Хуже волков они, свирепей и хитрей. Изредка приезжает на Монамур из Урмана-города родственник ихний Юрий, Юрий Палыч - я, честно, не понял, кем он точно Лешке приходится. Привезет воз сена для козы, кой-чего пожрать, туда-сюда. Какая-никакая, а всё помочь. Да в последнее время что-то не появляется он. Старику с Лехой невдомек, а мы-то знаем, в чем дело. Анна, жена Юрия, запретила ему на Монамур ездить: кто они, говорит, нам такие, чтобы деньги на них тратить? А это такая баба, попробуй не послушайся ее. Тем более Юрий мужик слабый, пьющий. Но все-таки как дело к зиме подошло, не выдержал он, поехал. Анна увидела, как он на телеге со двора выезжает, подбежала, зараза, рюкзак со жратвой вырвала. А еще плохо - он, поспешно и тайком в дорогу намыливаясь, ружье забыл прихватить. В пути повстречался он с двумя военными: капитан и солдатик-шофер гнали на джипе в Урман. Ну, выпили они с капитаном крепко. Тот мужик вроде неплохой, да странный малость – то веселый, то мрачный, орать начинает ни с того ни с сего. Контуженный, видать: два шрама на лысой башке. Капитан подтвердил - чеченские это подарки, две войны он в Чечне отмотал. Рассказал он также, зачем в город едет: подполковник, командир его части, которая в глубине тайги черт знает какую херню охраняет, велел ему из города шлюху привезти, оголодал он без бабы. Удалось вдупель вмазанному Юрию добраться до займища лишь потому, что лошадь дорогу как отченаш знала. Немного оклемавшись да оглядевшись, понял он, что совсем худо старик с Лешкой живут, скоро зубы на полку положат. Жалко стало ему пацана, перед отъездом сказал Лешке, чтобы через день ждал его снова: заберет он его в Урман. (Он бы и сразу забрал, да не решился нежданно, как хрен с бугра, сваливать такой подарок на Аннину голову – надо все же поговорить с бабой). Попрощался и поехал назад. А в тайге, это самое... короче, загрызли его собаки дикие, он же без ружья был. Тем временем капитан завалился в Урмане в хату хозяйки притона: давай шлюху. Она ему: нет у меня сейчас, все работают с хачиками (их теперь в Урман-городе как тех собак в тайге). Оказалось все же, спит в хате одна шлюха, совсем молодая девчонка Соня. Да она только что с работы вернулась, эти звери так ее употребили, что в нее..льном она, как говорится, состоянии. Да и не хотела бандерша ее отпускать. Но с капитаном этим шальным не поспоришь: втолкнул девку в джип и вперед. Только выехали из города, велел солдатику тормознуть, вывел эту Любу в лесок и давай ее, значицца. Вдруг шофер, салабон этот, появляется и направляет на него калаш: оставь девчонку! А там и оставлять уж было нечего, справился он уже. Ну, идут втроем обратно к машине, и по пути капитан говорит солдату: всё, кранты тебе, теперь пойдешь под трибунал. Потом видим мы этого подполковника, вообще пидор какой-то: в халате шелковом сидит, музыку слушает, шлюху, значит, ждет. Входит капитан, и тут неожиданность, для подполковника и для нас: так и так, докладает, не добыл я шлюху, а по дороге захватил из деревни свою племянницу, может мы, товарищ подполковник, на пищеблоке ее пристроим, пропадет девка в деревне. Пидор этот, конечно, не понял капитана - как так не привез шлюху, приказа, выходит, не выполнил? Особо, однако, не развонялся: подумал, верно, что эта племянница лучше шлюхи сойдет. Тут действие переносится в Урман, где Анна жарится с каким-то крепким мужиком. Вышла на двор прохолонуть – а там лошадь с пустым возом стоит. О-о, все ясно... Взяла она ружье и поехала, коня даже не покормив, Юрия искать. Тем временем в избу к деду нагрянули два шакала, ну, из тех, которые брошенные избы грабят, как в Чернобыле (там их сталкерами называют). Сперва говорили с дедом по-хорошему (они ж не бандиты, а обыкновенные шакалящие мужики), водку, консервы на стол поставили. А потом: отдай, дед, свою икону, она, видать, старинная у тебя. Он им, конечно: пошли вон, гады! Вышел за чем-то в сени, а старший шакал эту икону хвать, и в мешок! Но Лешка с печи заметил. Потом дед пошел показывать шакалам дорогу - пацан за ними из избы. Старший шакал понял, что мальчонок сейчас все выболтает, и тогда хлопот с этим упертым дедом не оберешься. Подходит к Лешке и целую пригоршню леденцов ему в ладошки. Пацан леденцы взял, и тут мы думаем: неужели, сучонок, продаст Христа за тридцать леденцов? Недаром он молиться ленился! Но пацан закричал: «Деда, они икону украли!» Это первое великое место фильма. Дед, конечно, с ними драться, чуть не придушил старшего шакала. Да младший его монтировкой по башке хрясь. Подполковник с майором, только вечер настал, решили употребить Любу. Да капитан вовремя ворвался, майора этого по башке хрясь. А подполковник, бздила, сам отстал. Дед через денек-другой малость оклемался. Да пока он оклемывался, собаки совсем оборзели, вырыли подкоп под сараем, где коза стояла... Пацан козу любил, но он и пса любил. Попозже тот подбежал к нему, он спросил: «Ну что, Клык, съел козу?» Пес виновато так посмотрел на него: я же, мол, зверь, как я мог удержаться? Ну Лешка и простил его. И это второе великое, истинно христианское место фильма. Дед вышел во двор, видит – загрызли, подлюки, козу. А тут этот Клык как раз невдалеке вертится. Ну дед бабах. Леха увидел это, закричал: «Зачем Клыка убил? Лучше б ты сам умер!» И сиганул, значит, с огорчения в пересохший колодец, глубокий довольно. Дед бросил ему веревку, да у мальчонки руки переломаны. Дед: «Ну, я пойду на большак, авось людей каких встречу. А пока я тебе картох малость набросаю». Набросал и поковылял. Тут Анна на займище приехала. Глядит - никого, только пес какой-то (не Клык, ясно, а другой, которого Лешка тоже привадил). Он вертится, как бы к колодцу Анна тянет, а до той не доходит. Так и уехала. А пацан лежит на дне колодца, снегом присыпанный, потому как зима уже началась. Серьезное это дело, зима в тайге. Вездеход шакалов-сталкеров застрял в дорожной колдобине. Смотрят – навстречу баба на возу. Ну, сейчас лошадь подсобит! А еще и бабу отоварим! Как бы не так. Анна, а это ж, ясно, она была, не догадалась, что Юрия собаки загрызли, полагала, его шакалы убили - а они вот они! Ну и в лобешник старшему шакалу хуяк. А младший перебздел и убежал. Сдохнет там в тайге. Так ему и надо, нехристю. Параллельным рядом идет продвижение старика к большаку. Снято в основном снизу: ковыляет могучий старик по могучей тайге, а уж снега, а уж морозы. (Офигенные кадры Сибири!) Но река могучая еще не стала, текет то есть еще. Старик, чтобы сократить путю до большака, входит в воду, ложится на корягу... и понесло его по реке. Сверху классно показано: старик дрейфует на коряге, а коряга-то, оказывается, крестообразная. Доходит? (И это третье великое место фильма!) И выходит старик наконец на большак. А по ту сторону большака, на пригорке так - заржавелый момунент: «Серп и Молот». И это четвертое великое место фильма. Не, пожалуй, не великое, а красивое, с большим смыслом: откуда ж это блядское оскудение пришло в таежный край, если не от этих двух хуевин? Так и есть: вылетает из-за «Серпа-Молота» - кто бы вы думали? - ну да, стая псов, и ебысь на большак, начинают грызть старика. И тут – чудо! Откуда ни возьмись, как ангел-спаситель, подлетает джип, а в нем трое наших: солдат, Люба и капитан. Почти что загрызенный старик успевает прошептать типа: Монамур... мальчонка в колодце... И джип похерачил на займище. И капитан спускается в колодец и вытягивает пацана. И пацан открывает глаза! Предпоследний кадр: все в джипе, Люба и капитан склонились на Лешкой. Дед лежит и, кажись, еще дышит, а лоб у него повязан полотенцем. Причем это выглядит не типа, Щорс, голова повязана, а типа, араб, волхв, доходит? И это пятое... Последний кадр: вид сверху: могучие просторы тайги нашей матушки. Может быть, я описал всё это немного стремно, но, честное слово, содержание передано точно. «Ну отчего ж тебе стремно, Слава Бахес? - спросит Слава Росс. – Иль тебе слава России не дорога?» Дорога-не дорога, я к России нормально отношусь. Но Россия Россией, а фильм фильмом. А он снят с такими крайностями и таким перенапрягом, так просто, прямо и грубо, что кажется: Слава Росс снимал его так, как будто до этого «Монамура» ни одного фильма на свете не было. «То есть я некультурный режиссер, так, по-твоему? А известно ли тебе, что я ВГИК с отличием кончил? И не пришло ли в твою холодную, как носы этих диких псов, голову, что я говорю «просто и грубо», потому что это не фильм, а крик? А если даже считать это фильмом, то не видел ли ты, раз ты такой насмотренный, фильмов Бунюэля, Куросавы? Не помнишь ли ты, как примитивно грубы, как предельно жестоки они? Значит, им можно, а мне нет?» Нет, тебе тоже можно, отчего же. Но скажи: если твой фильм такой страшный, отчего он такой красивый? Зачем эти панорамы тайги, эти рослые кряжистые сибиряки, этот момунентальный дед? Вот ты назвал свой фильм "Сибирь, Монамур": целомудренно упрятал свое объяснение в любви во французский язык, но все равно. Очень странна твоя любовь, Слава, намного страннее, чем у М.Ю.Лермонтова. Он любил родину вопреки тому грубому и темному, что в ней есть, - ты пошел куда дальше: не могу избавиться от ощущения, что ты любишь свою Сибирь даже за то, что она и по части блядства, бардака и злодейства момунентальнее любого другого края на всём белом свете! Понимаю, ты сделал этот фильм для таких же, как ты, сибиряков. Я не сибиряк и мало чем на сибиряков похож. Разве что одним: тоже люблю правду-матку резать. Вот и сказал, что думал. Как Слава Славе. P.S. Сейчас, когда я пишу это, в Москве, наверное, вручают призы очередной «Ники». Фильм Росса, уже получивший множество призов в России и еще больше на Западе (полюбилась, знать, немчуре эта картина о великой душе окаянного русского Ивана, безудержной и в грехе, и в покаянии!), - в числе пяти номинантов на главную награду. Не думаю, что он ее получит: все же «Ника» - несколько еврейское мероприятие. («Золотой Орел» - другое дело). Ну да не беда: не получить приза на такой «Нике» - лучший приз для Славы Росса. P.P.S. A главный приз, думаю, получит «Жила-была одна баба» Андрея Смирнова - фильм, на мой взгляд, плохой (мне даже писать про него неохота на нашем сайте). Достойнейшему из кандидатов, «Шапито-шоу» Сергея Лобана, вряд ли что-то светит. Картина слишком молодая, отвязная и нестандартная, а «Ника», слишком рано закосившая под Канны и Оскара, чересчур отклонившимся влево фильмам призов не дает. Слава Росс Автор С. Бакис | |
Просмотров: 2466 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0 | |