Этот текст является тематическим продолжением рецензии на фильм «Валентина», и многое из того, что было сказано там, можно было бы сейчас повторить. Не делая этого, отсылаю читателя к этой рецензии и перехожу к Виктору Зилову, герою «Утиной охоты» - пьесы, ставшей основой фильма Виталия Мельникова. В качестве завязки разговора опять предоставляю слово замечательной и проницательной Майе Туровской: не думаю, что кто-нибудь сумел охарактеризовать Зилова лучше, чем она: «Шаламов служит следователем в Чулимске и мечтает о пенсии. Зилову и мечтать не надо – его служба в условно и буфонно изображенном некоем учреждении (условность эта – не упущение автора, а выражение универсальности типа) – это своего рода пенсия по инвалидности души. <...> Сверхтекучесть его нравственности, морали, жизненных устоев и даже личных чувств такова, что ни в чем и ни по какому поводу на него положиться невозможно. В этом секрет жизненности удивительно схваченного характера Зилова и, если хотите, его «отрицательного обаяния» (есть в лексике театра такой психологический оксюморон). «Небрежность и скука» Зилова выражают... состояние общественного индифферентизма, идеала, павшего почти до нуля. <...> Он обманывает и предает всех подряд с каким-то даже вдохновением: своих сослуживцев и приятелей, шлюху-любовницу, преданную жену и наивную «невесту». Это растление такое глубокое, что оно затрагивает не только сферу общественного бытия Зилова, но и глубочайшие слои его личности, его природного, биологического существа».

Сказанное Туровской вряд ли нуждается в комментариях. Остановлюсь только на ее замечании насчет «отрицательного обаяния» Зилова. У меня была знакомая, американская славистка. Как-то она попросила меня составить ей список русских фильмов, которые были бы не просто хорошими, но отражали бы некие вехи в социальном развитии СССР и далее России. Список, который я ей вскоре вручил, включал, наряду с «Весной на Заречной улице», калатозовскими «Журавлями», «Покаянием» и т.д., следующие три картины: «В четверг и больше никогда» Анатолия Эфроса, «Полеты во сне и наяву» Романа Балаяна и «Отпуск в сентябре». Тем, кто видел эти фильмы, не нужна слишком большая проницательность, чтобы заметить родство первых двух с третьим: их герои принадлежат к тому же социально-психологическому типу, что и Зилов (не случайно главную роль в картине Эфроса играет тот же Олег Даль). Исправно посмотрев «Полеты во сне и наяву» (1982), моя знакомая удивленно сказала мне: «The main character seems to be shown with obvious sympathy, but I really can’t see what’s so nice about him, he’s just a sob”. ("Главный герой показан с явной симпатией, но я не могу понять, что в нем такого хорошего: он просто сукин сын”). Она попала в точку, но что я мог ей сказать? Что суперобаятельный Олег Янковский специально выбран на роль сукина сына, потому что, как говаривал Иосиф Виссарионович, его герой Сергей Макаров – это наш сукин сын? То есть, разумеется, наш - не советский-просоветский, а наоборот, наш  - интеллигентски-антисоветский? Что этот Сергей не так просто всюду лажается и всех, кто рядом, лажает, а это, well, my fair lady, его форма протеста против блядской совковой жизни?

В этом есть что-то знакомое, да? «Моя душа испорчена светом...» -  не забыли из школьного курса? Печорин тоже шокировал друзей граничившим с предательством пофигизмом и измывался над любившими его женщинами, потому что высший свет (а если уж на то пошло, так и весь дольний свет) так пошл и подл. 

Герои "Утиной охоты" и фильма Балаяна, при всей ужасности, могут показаться кому-то (как из числа других - женских - персонажей, так и из числа зрителей/льниц) бесстрашными, поскольку они пытаются искупить свою мертвенность самоубийством. Но ведь только пытаются. Чуть-чуть не считается! (Это похоже на то, как компьютер, бывает, настолько сходит с ума, что его и выключить невозможно).

Я больше не буду рассуждать о «Полетах», считая фильм Балаяна по сценарию Виктора Мережко хотя и показательным для настроений советской интеллигенции «эпохи застоя и нарастания негативных явлений», но эстетским и недостаточно серьезным. Иное дело картина Мельникова по Вампилову – тут есть о чем поговорить. И в первую очередь – об игре Даля. Которая, по моему мнению, искажает то, что хотел сказать Вампилов, и заводит фильм совсем «не в ту степь». Начать с того, что, по моему мнению, Даль попросту играет Зилова не так уж прекрасно, как принято считать. Плохо, когда исполнитель по своим психофизическим данным, и вообще по своей сути, не соответствует исполняемой роли. Но иногда плохо и противоположное: когда он уж слишком на него похож. Даль был так похож на Зилова, что решил: тут и играть-то нечего, надо просто быть собой. И он в четверть силы сыграл живущего в четверть силы человека. Но играть-то надо всегда энергично – даже когда играешь вялость. Зилову надоело жить – и Далю с самого начала как бы надоело играть утомленного жизнью Зилова. Дурная бесконечность.

Но дело даже не в этом. Дело в роковом заблуждении. Даль сыграл у Эфроса Печорина, и по инерции он играет и Зилова, будто это Печорин, - играет личность демоническую, некую современную реконструкцию байронического героя. Но это не то, не так! Зилов, скорее, персонаж из Максима Горького: некое возродившееся  в скучную до чертиков эпоху советской НТР (научно-технической революции) порождение «свинцовых мерзостей» русской жизни,  с ее скотством и идиотизмом. Зилов нравственно слеп и глух, как мужики из жестоких горьковских рассказов. Отношение Зилова к женщинам – не демонический садизм Печорина, а свинство жлоба. Даль не хочет этого понимать и играет «демона», как все женщины вокруг Зилова не понимают, что он скотина и энергетический вампир, подпитывающийся их энергией, чтобы кое-как еще волочить ноги по земле (это знаменательно и характерно: у всех «зилоидных» героев – феноменальный успех у женщин; видимо, такой тип пропадающего «с гибельным восторгом» на глазах у бела света симпатичного мужчины вдохновляет женщин на то, чтобы исполнить свое главное предназначение - спасти мужика).

Я допускаю, что Зилов поначалу может казаться обаятельным и достойным сочувствия – но лишь поначалу. Потом, если по Вампилову, сочувствие должно уступить место неприятию... раздражению... гневу... даже ужасу. Я отнюдь не та наивная американская институтка-славистка, и я не могу назвать себя строгим моралистом, но я искренне чувствовал диссонанс между объективным смыслом поведения Зилова и тем, как его играет Даль – сочувственно от начала до конца. Что, заметьте, не исключает ненависти Даля к Зилову (как, быть может, он ненавидел «по жизни» и самого себя). Но ненависть –  иногда любовь наоборот: так у Печорина, который именно ненавидящий себя эгоист (по-старому – эготист, что не совсем то же самое: первый элементарно живет для себя, второй, вольно или невольно, не видит на свете ничего, кроме себя - это может быть для него проклятием, но ничего не поделаешь). Зилов же не любит себя и не ненавидит себя: он себе глубоко безразличен, вот и всё. А человек глубоко себе безразличный гораздо опаснее себялюбца: такой очень легко может стать моральным шахидом.
Кто-то прочитает это и подумает: «Ишь какой строгий судия! А жалость где? Не заслуживает ли ее каждый человек? И вообще, на себя бы лучше посмотрел». Смотрю. И вижу в себе Зилова. Человечность «Утиной охоты» именно в том, что она заставляет нас увидеть собственное уродство и ужаснуться, а не в том, что мы вздохнем и скажем: «Нет в мире виноватых».

Находить же для оправдания Зилову социальные детерминанты – все равно что делать то же самое по отношению к шахиду. Даль в роли Зилова никогда не теряет «отрицательного обаяния» и тем самым романтизирует моральное шахидство. Зилов губит всё вокруг - но это же не намеренно: он же не виноват, что люди замерзают от источаемого им холода скорее, чем он сам, приспособившийся к нему, от него погибнет. Ах как красиво! А я считаю - некрасиво и виноват!
Даль заблуждался не только в трактовке вампиловского героя. Он и "по жизни" шокировал окружающих нестандартными выходками, нарушал контракты, подводил коллег. Вдруг, перед самой премьерой, отказался от главной роли в спектакле Эфроса «Обольститель Колобашкин», поставленном, в общем-то, под него; внезапно перестал ходить на репетиции «Медной бабушки», где играл Пушкина. «Чин следовал ему, он службу вдруг оставил, в деревне книги стал читать»... и очень крепко поддавать. А почему? «А потому, что мразь это всё и советская халтура». «А где, спрашивается, не халтура?» «Ну, положим, где-то на западе...» Но я не сомневаюсь, что, попав на запад, Даль очень быстро убедился бы, что и там такая же халтура... а то и похлеще. Играть А.С.Пушкина в спектакле Ефремова по пьесе Леонида Зорина –  бывает, знаете, и похалтурней работа. «Ну ладно, тогда, значит, всюду мразь и халтура». И не нашлось вблизи него человека, которого бы он безусловно уважал, но который не носился бы с ним, а сказал бы: «Верно, брат, мир ужасен, но наш человеческий удел – не уподобляться ему... Вот ты в чеховском фильме прекрасно сыграл, а живешь не по-чеховски*. И не по-христиански тоже. Наш удел – смиряться, терпеть и хорошо делать свое дело, да-с». Такого человека не нашлось. И Даль вытворял что хотел, пил, не соглашаясь лечиться, губил свое здоровье, орал на всех, называл хороших тихих людей «советскими пошляками», и еще вот, сыграл этого роботоподобного Зилова (недаром по имени грузовика назван) как загадочно-«печального демона, духа изгнанья». Нанеся тем самым ущерб моральному воспитанию советских людей.

Потому что Россия воспрянет ото сна только тогда, когда большинство русских людей поймет, что быть безответственным, безбашенным, безжалостным к самому себе, наложившим с прибором на все человеческие обязанности отморозком, - это никакая не красота, а одно сплошное распердяйство.

* Имеется в виду фильм Иосифа Хейфица "Плохой хороший человек" по "Дуэли" Чехова, где Даль сыграл Лаевского. Кстати, я сознаю, что мое отношение к Зилову напоминает отношение фон Корена к Лаевскому. Подобно фон Корену, я отношусь к Зилову брезгливо - почти с позиций социального дарвинизма. Не отрицаю, что в этом есть перебор: Зилов страшен, но все-таки заслуживает сострадания; он "палач", но он все же и жертва. В своей статье я "перегнул палку" в азарте полемики с теми, кто перегибает палку в сторону оправдания Зилова.