Обсуждение фильма А.Гордона "Огни притона" на передаче А.Гордона "Закрытый показ"

                                       Зачем проститутка,

 

Художественное кино – не документальное. Когда человек показывается с акцентом на роде его деятельности, это не любопытства ради делается: есть, мол, такая профессия, родину защищать;  хлеб печь; краны чинить; головы рубить, - а со смыслом.  Палач головы рубит, а дома, допустим, под каблуком у жены: фарс. Афоня краны чинит, но очень плохо, плевать ему на людей: социальная комедия; пекарь хлеб печет, но не пропекает, у всего города постоянно понос; все люди в этом городке ходят злые и раздраженные; пекарь недоумевает, отчего они такие, а между тем это его вина: притча. Мужик геройски воевал, стал инвалидом и после войны никому не нужен: социальная драма.

Но если многие профессии еще как-то могут прицепляться к героям фильмов или книг «ни для чего» - ну должна у человека быть какая-то работа, вот Рязанов и делает Женю Лукашина врачом, а для сюжета  это нерелевантно, - то профессия проститутки не может быть у героини «спроста»: уж слишком эта профессия специфична, и слишком сильный отпечаток накладывает она на тех, кто ее практикует. Если героиня произведения проститутка, мы вправе задать вопрос - «для чего?» Мопассановская Пышка проститутка, чтобы почтенные буржуа предстали на фоне этой презираемой ими девки максимально лицемерными и корыстными. Кабирия проститутка  для контраста между публичностью ее ремесла и  интимностью ее простой женской мечты о семейном гнездышке; между брутальностью и, как ни крути, грязью ее профессии – и ее собственной наивностью и чистотой.  Маргарита из «Дамы с камелиями» куртизанка, потому что поздняя  любовь, охватившая эту «жрицу любви», демонстрирует силу amor'а мощнее, чем если бы это был роман обыкновенной  женщины, как Анна Каренина: алмаз среди ракушечника выглядит еще красивее, чем сам по себе.  

Теперь переходим к фильму Александра Гордона. Мама Люба заправляет маленьким одесским бардаком.  Из всего сказанного выше можно заключить, что, так или иначе, проститутка в искусстве обычно возникает ради некоего  эффектного смыслового контраста. Есть такой контраст и в этой картине. Но сначала я хочу дать тем, кто еще не видел этой картины, общее представление о ней. Люба хоть бандерша и в прошлом проститутка (а может, и в настоящем; в фильме этот момент неясен; во всяком случае, для такой Любы обслужить клиента не составило бы проблемы), но совершенно нормальная, добрая и веселая женщина лет сорока, притом очень хорошо сохранившаяся (Оксана Фандера, одним словом). В двух молоденьких труженицах Любиного вертепа нет никакой характерной вульгарности – девушки как девушки. Люба их ничуть не эксплуатирует,  относится к ним, как нормальный руководитель среднего звена к своим подчиненным. Точнее, она относится к ним очень даже хорошо, по-человечески. С другой стороны, она не относится к ним неправдоподобно хорошо, как настоящая уж  мама: это был бы пережим.  А тут так: пришел клиент – кончай трепотню, пора работать; когда одна из девушек нарушит бардачные правила (например, разрешит клиенту остаться в ее комнате до утра) – надо ее поругать, а если одна из девушек просит отпуск за свой счет – можно его дать, но тогда вторая девушка должна будет повысить свою пропускную способность. Отношение к клиентам тоже нормальное, трезвое: ну что, хочется мужчинам (а женщинам что, нет?), они за это хотение  платят – значит, честно их обслужи. Люба отчасти и педагог: когда пришел шестнадцатилетний мальчик, решивший расстаться с невинностью, она понимает: тут больше подойдет не холодноватая Зигота, а шустрая общительная Зинка-Гитлер.
В перерывах между обслуживанием девушки делятся  друг с другом и с Любой подробностями производственного процесса: некоторые клиенты имеют странные желания или повышенные запросы, бывает. Мужчины не высмеивается, но и не демонизируются; да и как можно было бы их демонизировать, когда это всё Миши-Гриши с ближних улиц, знакомые и почти родные. Эти разговорчики сотрудниц во время «перекуров» (коротких: дела бардака идут хорошо) ведутся без вульгарных улыбочек, смачных подробностей и мата (язык всех персонажей по-одесски яркий, в этом «Огни» не уступают «Ликвидации», но это, опять же, нормальный, нормативный язык). Действие происходит где-то в конце 50-х, это вам не наша развратная современность, за проституцию можно было, в лучшем случае, загреметь за сотый километр – однако никаких мер конспирации девушки не соблюдают: мужчины выходят, заходят (конечно, Люба регулярно дает на лапу участковому милиционеру и кому еще там следует; но все равно, в самой повадке девушек могла бы сквозить опасливость, которой нисколько нет).  Трудовой процесс ни разу не показан – режиссер правильно избежал этого искушения, потому что не секс, в данном случае, его тема: обязательно ли, делая фильм о колхозницах-свекловодках, показывать, как они долго, отклячив зады, пропалывают грядки? То же самое в данном случае: бордель, он и есть бордель, дело житейское. Вообще на этот фильм можно идти всей семьей, разве что ваш ребенок уже настолько ушл, что способен сообразить, отчего мужчины так спешат в те дальние комнатушки и чем они там занимаются.
Я сказал, что в  фильме есть контраст между проституткой - и... Да, в «Огнях притона» есть такой контраст, но второй его полюс расположен вне фильма, в головах зрителей – потому что это контраст между тем, чего зрители ожидали, покупая билеты на картину с таким названием, и что они реально видят. Ожидали блядства или чернухи – а на экране жизнь как жизнь. Business as usual. При этом еще раз скажу на тот случай, что мне не удалось это до сих пор передать:  обычность будней бардака не дана со скрытой иронией (как в том же фильме о палаче мог бы невозмутимо показываться его рабочий день): нет, все усилия режиссера брошены на то, чтобы это была, как бы сказать, нулевая обычность – без иронии, без преувеличений, без пережимов. Теплый такой, человечный, уютный бардак. Чем «Огни притона», этой картине больше подошло бы название «Всюду жизнь», как у передвижника Ярошенко.

«Всюду жизнь»... Это, однако, еще не объясняет, для чего все же Гордон снял свой фильм.  И тут надо продолжить пересказ сюжета. Если первая половина фильма городская, то вторая сельская. Люба приезжает к своей матери-крестьянке (Ада Роговцева). Это суровая женщина, которая, как ни старается добрая Люба ей угодить, помогая и материально, и морально, и физически (собственноручно сделала в хате замечательный ремонт), именует дочь не иначе как проституткой. Что же касается селян,  все они относятся к Любе с крайней антипатией: при такой маме, как Любина, им было совсем  не трудно узнать о специфическом источнике доходов «городской штучки». Женщины презирают ее, мужчины стремятся грубо взять. Первых Люба гордо игнорирует, вторым не дает.  Кончается все хуже некуда: селяне мужеского рода жестоко избивают ее, она насилу возвращается в Одессу... и тихо умирает на бардачной койке.

Зачем дана сельская часть, вдали от «огней притона»? В меру моего разумения  я истолковываю это так:  селяне проявляют к Любе нетерпимость лишь за то, что она проститутка, совершенно не зная, какой она хороший человек, хоть и проститутка. Мы же из первой половины фильма знаем, какой она хороший человек, хоть и проститутка, и поэтому нам должно быть ее жалко. Ну нам, положим, и жалко, тем более что Оксана Фандера играет замечательно  (это, без сомнения, ее лучшая роль в кино).  Но что с того? Наша жалость чисто спонтанна, не просветлена никаким проникновением в высокий смысл Любиной проституции (см. о Кабирии, Маргарите, etc.) Некоторые сюжетные ответвления я опустил: Люба по-матерински опекает того самого шестнадцатилетнего прыщавца (Кристиан Жереги); она встречается с его отцом (Богдан Ступка: не лучшая, не очень внятная его роль), которого, видимо, когда-то любила, да он ее бросил;  она влюбляется и тоже начинает опекать полубезумного инвалида войны и Гулага (хорошая роль Алексея Левинского). Но, честное слово, всё это ничего не прибавляет к общему раскладу фильма. Лишний раз мы убеждаемся, что Люба добра, что ее любовь, как часто у русских баб, особенно в кино, тождественна жалости. Ну да, ну да. Но все равно, это не делает более понятным, почему, чтобы воспеть русскую женщину, Гордону надо было пойти на такую крайность - сделать свою  героиню бандершей. Почему не свекловодка, свиноводка, счетоводка? 

Единственное объяснение – Гордон, из всех профессий, особо  симпатизирует проституткам, с ними связано что-то очень хорошее в его жизни. Может быть, много лет назад такая же женщина, как Люба, ввела его в область половых отношений, а потом снабжала деньгами? Может быть, даже когда он вырос, он продолжал пользоваться в ее заведении неограниченным кредитом? И с тех пор у него осталась добрая, светлая память о работницах сексуального сервиса, и он решил воспеть их неблагодарный труд? Сказать во весь голос: "Люди! Не слушайте пошляков, которые сами, может, ни разу в бардаке не были, а говорят, что все проститутки - развратные, вульгарные и жадные б...! Они нисколько не больше б, чем все прочие. Поверьте мне, уж я знаю и таких, и эдаких! Среди контингента, о котором идет речь, очень много отличных просто б, баб то есть!" Я верю, верю. Насколько дело касается меня, Гордон может считать свой фильм удавшимся. Вместо "Огни притона" - тем более, что теплое, домовитое заведение мамы Любы совсем на притон не похоже, - он мог бы назвать свою картину, например, "О тех, кого помню и люблю". Да только вот что: я не на все 100% уверен, что Гордон именно это хотел сказать.  Откровенно говоря, я не очень понял, о чем этот фильм.

Если Гордон прочитает этот текст, он, наверное, пожмет плечами и подумает: «Трудно что-то понять на белом свете тому, у кого нет сердца». Мне кажется, у меня есть сердце. Такого богатого опыта по части проституток, как у Гордона, нет, а сердце есть. И Любу мне было жалко, я ей симпатизировал. Кроме того, в этом фильме много интересных, живых эпизодов. Но они хороши сами по себе, безотносительно к общему смыслу этой истории; ответвления сюжетного древа не образуют крону. И поскольку я имею не только сердце, но и проклятую голову на плечах, этот фильм показался мне нескладным, непродуманным, кособоким каким-то... фильмом о всяком и ни о чем. 

Александр Гордон с одной хорошей русской женщиной