Предлагаемый фрагмент является монтажом трех эпизодов фильма,

где действует преподаватель научного атеизма (арт.Леонид Громов).

 

Этот фильм называли шокирующим, страшным, жестоким. Фильм – приговор позднему Совку. Ну да, шокирующий, ну да, приговор. Но чем Балабанов здесь прежде всего шокирует и что приговаривает? Может быть, я скажу то же самое, что все, только другими словами – что ж, мы все говорим своими словами то, что уже давно сказано, а нам-то кажется, что говорим новое. Я думаю, что это фильм о советской – позднесоветской – вони. Я жил в 70-е-80-е в хрущевке, и я помню – там все было пропитано вонью. Наверное, в 60-е, когда это было построено, вони не было – наоборот, люди радовались, что наконец обрели отдельное жилье. Но всего, но уже через 15-20 лет всё в этих домах провоняло. Вонь тесных, устеленных дорожками кухонек, вонь газовых конфорок, вонь от форточек, за которыми висит в сетках кура, вонь вечно фыркающих окрашенных серебрянкой радиаторов, вонь ржавых, рахитичных труб сантехники, вонь псориазных туалетных бачков, вонь десять раз затопленных соседями потолков, сонных ходиков с циферблатами-котами, алюминиевых книжных полок с одними и теми же книгами у всех, - вонь, сочащаяся из гнойного тепла квартир сквозь кривые щелястые притолоки толстых, как фуфайки, обитых дерматином дверей на вонючие лестничные площадки. Значит, за дверями живут вонючие люди? Нет, не вонючие, просто бедные, бледные, толстые люди, иногда выходящие наружу в трениках, чтобы выбросить «пищевые отходы» в вонючий мусоропровод. Иногда их самих выносят на носилках к стоящей среди черных сугробов «скорой помощи» и увозят в вонючую больницу. Но если сами люди не вонючие, то откуда эта разящая из их нор вонь? Так, ниоткуда. Экзистенциальная вонь. Вонь совка. Вонь его брехни, его раннего старчества, его покоя, его застоя, его гнилья. В «Грузе 200» это, загадочным образом, до физиологической ощутимости передано: вонь всего. И тех квартир, и тех дискотек, и песен Лозы, и милицейских, и партийных, и военных, и интеллигентных, и алкашей, и заводов, и Афгана – всего. А прямая патология, которая есть в фильме, - производное: из этой старческой лживой вони любая нечисть может возникнуть. Как из  белкового бульона по академику Опарину родилась жизнь – так из этого совкового бульона по Балабанову рождается, если так можно сказать, смерть со всякими своими исчадьями вроде этого милицейского вурдалака-Полуяна (который, сыграв свою страшную роль, тут же не выдержал и умер).

 

Теперь многие забыли смрад той вони, а помнят только былое сонное тепло. Но, может быть, многие люди и тогда не ощущали запахов, поотбивало у них олфакцию: вечные ОРЗ, гриппы, гаймориты, очереди за больничным в зачиханных коридорах поликлиник. Тоска, тоска. Как все же хорошо, что это прошло... проходит (проходит ли?) Так получилось, что взгляд Балабанова, человека с - даром? проклятьем? бытийного омерзения, однажды упал на ранние восьмидесятые. Получилось произведение в своем роде совершенное, «закрывающее» тему застоя.

 

Когда же взгляд его падает на что-нибудь другое – получается омерзение без объяснения, чистый ужас и гиньоль.

Детская поликлиника

 

 

 

Взрослая поликлиника

 

 

 

(открывается в отдельном окне)

 

 

 

 

 

Автор С. Бакис