«Андрей Рублев». Режиссер Андрей Тарковский. Сценарий Андрея Тарковского и Андрея Кончаловского. «Мосфильм». 1966
Бывают крылья у художников,
И у портных, и у сапожников,
Но лишь художники открыли,
Как прорастают эти крылья.
А прорастают они так —
Из ничего, из ниоткуда,
Нет объяснения у чуда,
И я на это не мастак!
Г.Шпаликов
В предыдущем тексте (# 352) было, в частности, сказано: «Пир Бабетты в длинном финале картины – нечто вроде цветной коды черно-белого «Андрея Рублева». Цвет в фильме Тарковского – внезапный удар экстатического ликования после долгих темных ужасов русского средневековья». Теперь сосредоточимся на предлоге «после» из второго предложения этой самоцитаты.
«После» может относиться к «до» по принципу post hoc ergo propter hoc (после этого – следовательно, по причине этого). В этом случае два следующих одно за другим события связаны как причина и следствие по принципу детерминизма. Но такое вовсе не обязательно: бывает, что события непосредственно следуют друг за другом без внутренней связи. Это отражено в другом латинском выражении: post hoc non propter hoc (после этого – не значит вследствие этого).
Допустима мысль, что «Андрей Рублев» - развернутая и мощная демонстрация 3-го случая: «после этого – вопреки этому». Рублев-де написал свою сияющую надмирным светом «Троицу» наперекор тому злу, которое он только и встречал в мире. Но я думаю, что Тарковскому такая мысль вряд ли понравилась бы, ибо в ее контексте горняя чистота все-таки запятнана дольней скверной, которую она отторгает: отталкивая, прикасаешься. (А на языке логики: случай #3 – всего лишь вариант случая #1).
Во всех своих картинах Тарковский был сосредоточен на одном: структуре человеческой души. При этом он не был психологом. Психологический взгляд на человека как раз детерминистичен: Фрейд, скажем, видит психику человека как функцию от его - забытых, подавленных им – давних душевных травм, а Толстой представляет человеческую жизнь как реку, в которой одно вытекает из другого. Но Тарковский не любил Фрейда, а из двух главных русских писателей решительно выбрал для себя Достоевского, который, вопреки распространенному поверхностному представлению, отнюдь не был психологом. Человек по Достоевскому – это сумма его страстей, автор «Преступления и наказания», «Идиота» и «Братьев Карамазовых» наблюдает, что происходит с человеком и миром в результате игры страстей, но их генезис его не занимает; для него человеческие страсти, высокие и низкие, – это некая мистическая данность или, в переводе на язык материализма, имманентный антропологический атрибут. Если они откуда-то взялись, кем-то «даны», то имена источников - Бог и дьявол, вот и все. По Тарковскому, судорожное притяжение человеческой души к свету, добру и любви (вспомним, как герой «Ностальгии» несет под ветром свечу… доносит ее до цели… и умирает) не имеет оснований ни в чем: нет ни ergo hoc, ни non ergo hoc, ни даже contra hoc – нет попросту самого hoc: душа на то и душа, что свободна, движения ее не определяются ничем, кроме нее самой, жизнь ее – некий стойко длящийся взрыв, в пределах каждой отдельной личности столь же необъяснимо беспричинный, как вселенский Big Bang. Человек у Тарковского, как и у Достоевского, не развивается – он изначально стоит на своем, чтобы сохраниться или погибнуть. (Кинокритик Майя Туровская в своей рецензии на «Иваново детство» назвала феномен неукротимого, почти автоматического порождения подсознанием Ивана светлых видений «динамическим стереотипом»: термин был позаимствован ею у физиолога И.П.Павлова. Таким образом, в 1962 году, на заре творчества режиссера, Туровская угадала центральную черту всех героев Тарковского и проникла в самую суть его мировоззрения).
«Страсти по Андрею» - таково первоначальное название картины о Рублеве, которое, когда Тарковского окончательно и навсегда «реабилитировали», было возвращено ей. «О, если бы я только мог Хотя отчасти, Я написал бы восемь строк О свойствах страсти. О беззаконьях, о грехах, Бегах, погонях, Нечаянностях впопыхах, Локтях, ладонях. Я вывел бы ее закон, Ее начало, И повторял ее имен Инициалы». В восьми своих фильмах Тарковский тоже сосредоточен на «свойствах страсти», но это совсем, совсем не то, что у Пастернака. Пастернак говорит о страсти как импрессионист, Тарковский – как монах-столпник. «Монашеский» наклон его дискурса о страсти проявился в полную меру в первом же полнометражном фильме, где райские сны Ивана не противостоят, не протестуют против, не борются с – просто возникают среди адской реальности войны. Примечательно, что, по мере того как ад сгущается, сны не становятся ни более, ни менее светлыми, как следовало бы ожидать, будь они прямыми или «от противного» психологическими ответами на внешние воздействия; нет, их эдемский свет от начала и до конца ровно, упрямо одинаков. Что доказывает: душа человеческая, по Тарковскому, светла – если она такова, - «из ничего, из ниоткуда».
Вот что говорит на релевантную тему один мудрый человек. Этот человек, правда, не христианин, а иудей. Но иудей ли, христианин, какая разница? Все души устроены одинаково.
Свободная воля: Власть творить
Есть более глубокий аспект подобия человека Всевышнему: как Бог, человек является творцом. Подлинное творчество означает творение из ничего; абсолютное творение. Дар свободной воли – именно это: способность зачинать. Свободный выбор изначален – если решение действительно свободно, оно беспричинно. Подлинно свободный выбор должен быть, так сказать, своей собственной причиной, за ним нет ничего предшествующего. Тайна беспричинной причины, мотивации, которая истинно первоначальна и, однако же, не случайна, лежит в самой основе подлинно свободного выбора. Решение или действие, которое, сознательно или бессознательно, обусловлено каким-либо предшествующим фактором, не свободно; таков лишь тот выбор или поступок, что сам не является результатом никакой внешней причины. Истинно свободный выбор – выражение первородной воли, которая утверждает себя через выбор собственного направления. Это таинственное действие есть человеческий аналог творения из ничего; в нем человеческое ближе всего уподобляется Божественному. Бог творит из и внутри Себя, без воздействия внешней причины, и Он дает человеку эквивалент такой власти. Человек может быть первородной причиной, творцом в своем собственном праве. (Из книги рава Акивы Таца «Воля, свобода и судьба». Лондон, 2014. Перевод с английского С.Б.)
Тарковский и Кончаловский
пишут сценарий «Страсти по Андрею»
Автор С. Бакис
Уважаемые посетители сайта!
Чтобы оставить комментарий (вместо того, чтобы тщетно пытаться это сделать немедленно по прочтении текста: тщетно, потому что, пока вы читаете, проклятый «антироботный» код успевает устареть), надо закрыть страницу с текстом, т.е. выйти на главную страницу, а затем опять вернуться на страницу с текстом (или нажать F5).
Тогда комментарий поставится! Надеюсь, что после этого разъяснения у меня, автора, наконец-то установится с вами, читателями, обратная связь – писать без нее мне тоскливо.
С.Бакис
|