Огорчился, оглянулся

И увидел красоту…

 

 

 

 

Не люблю фильм «Веселые ребята».

 

Вот. Произнесла вслух эту крамолу – и даже легче стало.

 

Много лет врала. С детства. Начала врать еще до того, как посмотрела фильм. А куда было деваться, если и взрослые, и дети расцветали, произнося это многообещающее название? Будто вспоминали, как съели что-то очень вкусное.

 

Мне долго не везло: ну не шел этот фильм в нашем кинотеатре! И получалось, что все смотрели, а я – нет. И вот когда кто-то из ровесников обращался ко мне: «Скажи – классное кино!» (вариант – «Скажи – законное кино!»), я отвечала «Да». И не врала! Как же может не понравиться кино, где играет сам Утесов и сама Орлова?

 

Такой вот гипноз общественного мнения.

 

И наконец… Детский санаторий в Крыму. Летний кинотеатр. Экран покачивается на ветру. Немножко холодно, но это ничего. Ведь сейчас начнется долгожданное веселье. Сейчас появятся они, они – те самые «ребята», в которых я почти всю жизнь свою была заочно влюблена.

 

Фильм начался. И посыпалось на меня что-то неопрятное, несвежее – будто мусор из перевернутого ящика. Не было никаких ребят – одни дяденьки, причем не очень-то веселые. В то, что Костя Потехин со своей пляжной шляпой и есть знаменитый Утесов, я так до конца и не поверила. Немолодой, некрасивый, несимпатичный даже! А как противно разговаривает!

 

Еще меньше понравилось длинное неживое лицо Орловой с этими страшненькими косичками. Чуть лучше показались мне Костины коровы и козы, бродящие по дому. Но и это не было смешно. Я просто маялась, меня будто затёрло между их шершавыми боками. И небритый поросенок на блюде, в которого ткнули вилкой, ничего не спас. Даже наоборот.

 

Не знаю почему, но у меня от всего от этого было такое чувство одиночества и бесприютности! Все казались бездомными. Не только Костя и Анюта, но и учитель музыки с его древним костюмом, но и богатые жильцы этого пансионата или как там его... Когда Костя со сцены театра обращался к Лене со своими дурацкими бессвязными репликами – мне было стыдно.

 

Но доконала меня знаменитая репетиция, перешедшая в драку. Взрослые люди зачем-то строили из себя сумасшедших, кривлялись, как плохие мальчишки у нас во дворе, когда пугали девочек. Надолго застряло в памяти чудовищное глиссандо: один из музыкантов провел по клавишам головой другого музыканта. Прямо лицом!

 

А был еще и катафалк... И Анюта в похоронной попоне… Дождь, икота, водка, песня про утюг… Какой утюг, при чем тут утюг?! При чем тут вообще все эти песни? От них тошнило, как от сладкой микстуры. «Сердце», «сердце», «сердце»… Анюта – про «сердце»! Костя – про «сердце»! И мальчишки с коровами – тоже про сердце!

 

А Месяц, который с Луною заводил хоровод, был похож на червяка.

 

Никому, включая себя, я не созналась в этом разочаровании. Ведь Утесов, ведь Орлова, ведь музыка Дунаевского!

 

Самое смешное, что и совсем уже взрослой я продолжала себя гипнотизировать. Классика советской кинокомедии. Дух времени. Один из сценаристов – Николай Эрдман. Премия на фестивале в Венеции. Чарли Чаплин в восторге.

 

И всё же, и всё же… Несмотря на такое всенародное, всемирное признание, ужасно неловко было мне слушать воспоминания Утёсова – о том, как его за фильм «Веселые ребята» наградили фотоаппаратом. Копошилась в голове крамольная мысль: я и сама бы большего не дала за такую актерскую работу. И Орловой достаточно было дать фотоаппарат «ФЭД». Или радиоприемник «Комсомолец».

 

Не хочется обижать тех, кто любит Орлову или Утесова. Это ведь всего лишь личные воспоминания, а вовсе не киноведческое исследование. Наверное, существуют десятки работ, в которых дается сравнение этого фильма с другими кинокомедиями. Возможно, на то время это была революция, шок, свежий ветер, глоток чистого воздуха. Ведь совсем еще недавно был девятнадцатый век, женщины только что сняли нижние юбки и корсеты, первый советский звуковой фильм появился всего три года назад! А звуки в «Ребятах» – уже не раскраска, не озвучка, а совершенно равноправная составляющая. Да нет, даже не равноправная – главная, ведущая! При этом еще не утрачена подчеркнутая пластичность, гротескность немого кино. Актеры не жалеют себя, не боятся выглядеть смешно. Понимают, что от них требуется. Буффонада.

 

Э-э, что это я? Снова стараюсь полюбить «Веселых ребят»?

 

Нет, не получается. Всё-таки для буффонады, для клоунства не хватало у главных героев таланта. Вкуса. Свежести.

 

Может, их задавил Александров? Так и чувствуется в каждой гримасе, в каждом движении режиссерская рука, которая переставляет их, как фигурки на шахматной доске. Очень им тесно в этих клеточках. Нет обаяния импровизации. И даже внешнего обаяния не хватает. Орловой всего тридцать два года. Почему же кажется, что это хорошо сохранившаяся, крепко загримированная дама под пятьдесят? С косичками… (Может, из-за этого фильма в народе постоянно ходили слухи, что ее снимают через какую-то специальную «сетку», скрывающую морщины?) .

 

Орлова плохо одета, гримасничает. Гримасы ее не очень симпатичные. Нет-нет – и прорывается у нее в голосе странная интонация, высокомерно-капризная, совершенно неуместная для простушки-домработницы. Невозможно понять, из каковских она, Анюта. Из деревенских?. Но лицо какое-то уж очень не деревенское. И это раздражает даже больше, чем когда актриса с простецким лицом изображает аристократку.

 

А, может, Анюта – переодетая принцесса? Может, она из благородных? Да нет, упаси боже! С такими замашками? С такими неуклюжими широкими жестами?

 

Словом, непонятно, кто она. А, значит, нет выразительной клоунской маски.

 

Не вижу я эту маску и у Кости Потехина. Даже лицо его почему-то не запомнила.

 

В общем, как по мне, так роман Анюты и Кости Александрову не удался. Хоть и показали нам в конце фильма два сближающихся ухоженных профиля. Ну не любит Анюта Костю – и всё тут! Никого она не любит. Вот такая, как она есть – не может любить. И Костя ее не любит. Нет между ними контакта. Не получились из них Коломбина и Арлекин.

 

Наверное, эта нелюбовь – главная неудача фильма.

 

Почему же, когда фильм показывали по телевизору – я обязательно смотрела его?

 

Ради другой пары клоунов. На этот раз – действительно удачной.

 

Лена и ее мама…. Вот что делает картину комедией! Причём особо ценно то, что комическую линию разыгрывают две красивые женщины. (Киевская актриса Мальвина Швидлер рассказывала, что когда в одном из спектаклей театра русской драмы раздвигали занавес и перед зрителями появлялась Мария Стрелкова в платье с кринолином – в зале поднимался восхищенный вой).

 

Их первое появление... Трудно удержаться, не пересказать всю эту сцену своими словами. «Мама! Мама!» – выкрикивает вполне зрелая девица. И еще раз – это особенно здорово, что еще раз! – «Мама!». На секунду нас вводят в заблуждение. Мы видим изящную красавицу: роскошные ноги, руки закинуты за голову. Что-то мама слишком юная! «Иду! Иду!» – откликается она глубоким дамским басом. И тут обнаруживается, что это стенд пляжного фотографа. Мама изымает из круглого отверстия свою голову. Походя мелькает в дырке морда собачки. (Может быть, как раз Александров и придумал этот впоследствии растиражированный фокус?).

 

Прислушайтесь к их разговору. Буквально несколько слов! И как это смешно, как много за этим стоит! Какой восхитительно забавный контраст в звучании двух голосов! Один – низкий, тугой, малоподвижный. Мама (актриса Елена Тяпкина) соображает не очень быстро. Зато у дочери реакция – как у ящерицы. Голос у неё – высокий, то льющийся, то звенящий. О, как эта красотка глупа! Как вульгарна ее жеманность! Но вместе с тем – как мелодично эта жеманность звучит, как богаты, тонки и неожиданны ее оттенки!

 

Попробуйте-ка, не глядя на экран, припомнить, какие были губы у Орловой. Какой нос, какие глаза у Утесова? А вот тупое удивление мамы, крошечный бантик, намалеванный помадой – помнишь. «Сейчас я с ним познакомлюсь!». «Но это же неудобно…» – доносится будто из колодца. «Будь спокойна! – звенит в ответ. – Я это сделаю (пауза!) тонко!» И два изящных пальчика показывают, как именно «тонко».

 

Ясно помню, как складываются при этих словах губы Стрелковой – невероятно красиво и невероятно смешно одновременно. Помню даже зубы и ненадолго приоткрывшуюся десну. И глаза. И брови. Помню ее великолепный проход по пляжу. С зонтиком. В шелковых брюках. Как она ступает! Плавно, медлительно. Это вкрадчивая пластика большой длинноногой птицы – цапли или фламинго. Причем идет она абсолютно музыкально, в ритме танго.

 

Леночка украшает собой мир. Она движется вдоль моря, как явление, как видение. А на переднем плане проплывают мимо камеры ноги, спины, зады. Жирные и тощие. В разных ракурсах…

 

Кажется, что весь этот фрагмент придумал другой сценарист, снял другой режиссер.

 

Вот Леночка обнаруживает халат великого Фраскини. Садится, чуть разворачивается бочком. Навсегда запоминается каждый жест, комическая томность этого прекрасного, классически тяжеловатого тела.

 

«Скажите, – спрашивает Леночка, – сегодня теплая вода?» «Теплая» – отвечает Костя. «Будем знакомы!» – протягивает ручку Леночка.

 

Эта фраза и еще более знаменитая «Я это сделаю тонко!» – ушли в народ.

 

Стрелкова нравится мне везде. Но сцены с Костей, по-моему, даются ей хуже. Утесов не успевает за ней, и она как бы чуть зависает. Увы, ансамбль у Утесова и со Стрелковой тоже не складывается.

 

Но зато как хороша Леночка с мамой! И вот что интересно. Непонятно толком, откуда взялся Костя, откуда Анюта. Зато можно написать целую новеллу, биографию этих двух женщин, даже их будущее можно предсказать.

 

Конечно, мачеха не так молода, как девушка, нарисованная на стенде – но всё же довольно моложава, и ужасно смешно уже то, что взрослая Елена называет ее мамой. Очень здорово, что они не просто непохожи – они разной породы, они овощи с разных грядок.

 

Мы чувствуем существование некоего третьего. Папочки. Можно гадать, кто он. Деловой человек, успевший вовремя спрыгнуть с тонущего корабля НЭПа? Ответственный советский работник? В любом случае он может обеспечить своей жене и дочери наряды, роскошный отдых на Кавказе, домработницу, рояль с бюстом великого композитора и целую гору яиц.

 

Ясно, что Леночка – любимое, балованное дитя. Можно предположить, что именно ради нее вдовец привел в дом молодую туповатую женщину, крепкую, здоровую, которая исполняет свои материнские обязанности, как добросовестный служака.

 

Тут можно фантазировать и фантазировать.

 

Однако вернусь к той крымской ночи, когда мне было десять лет и я мерзла в летнем кинотеатре санатория «Здравница», потому что забыла взять с собой кофту.

 

Должна сознаться: тогда на меня и Лена с мачехой не произвели впечатления. Точнее, я не заметила их, не обратила внимания. Помню, понравились мне только ласточки-ноты в начале фильма и крошечная сценка в театре (тоже два клоуна): плачущая Эмма, которую ухажер «за эти слезы» полюбил «еще больше». Этот пустячный скетчик я и сейчас люблю.

 

Вообще-то выходит, что (за исключением Лены и ее мамаши) я воспринимаю этот фильм почти так же, как в детстве. По-прежнему пыльно, душно, по-прежнему пугает потусторонний звук игрушечной дудочки, в которую дует запертый в пустой комнате малыш.

 

Но вижу я один ход, который мог бы всё объединить, связать, объяснить, сделать цельным, интересным, уместным и единственно возможным. Для этого надо было добавить еще одну сцену.

 

После триумфального концерта веселые ребята во главе с Орловой и Утесовым бегут на проходную. Спеша и толкаясь, набиваются в катафалк. Громыхая и кренясь, катафалк несется по спящему городу. А за ним, чуть отставая, бежит восторженная толпа: и Эмма, и Лена, и пожарники, и комендантша из общежития, и неприкаянные постояльцы кавказского пансионата.…

 

Вот и ворота. Катафалк въезжает на неширокую дорожку. Герои спрыгивают на землю и торопливо разбегаются каждый к своему пристанищу. Кто приподнимает плиту и заныривает под нее, кто исчезает под крестом. Последней со скрежетом захлопывается железная дверь склепа. И всё. Тишина. Даже без музыки Дунаевского…

 

И тут становится ясно, откуда эта смазанность черт. Запыленность и неопрятность. Впалые щеки Анюты. Попона ее и цилиндр с перьями. Болотное, вампирское сияние во взгляде Леночки. Задубелость мачехи. Неузнаваемость Кости, как бы вечно посыпанного песком. Гниловато-сладкие песни. Пляска смерти вместо репетиции. Странный дом на Кавказе. Воскресший поросенок, выскакивающий из блюда. Одинокая детская дудочка. Ду-ду, ду-ду.

 

И была бы это не классика советской кинокомедии, а «сделанный тонко» первый советский ужастик. Талантливый. Точный. Безукоризненный во всех мелочах.

***************

Примечание Арнольда Лесового:

 По техническим причинам описываемый фрагмент пришлось взять из цветной версии фильма.

 Ладно, цветная так цветная. Наверно, кому-то нравятся цветные версии старых фильмов – раз кинематографисты это делают.  

 Но спрашивается: зачем, раскрашивая фильм, надо было при этом менять текст, вырезать куски?!

 Вот Инна пишет: «Трудно удержаться, не пересказать всю эту сцену своими словами. «Мама! Мама!» – выкрикивает вполне зрелая девица. И еще раз – это особенно здорово, что еще раз! – «Мама!».

 А в цветном варианте зрелая девица зовет маму только два раза. Ну что тут скажешь…

 Наверно, там есть и другие «улучшенные» места.

 Так что желающих услышать три раза слово "мама" направляю на черно-белый вариант фильма, вход в который расположен внизу, под фотографией Орловой (временной интервал фрагмента: 11-00 – 19-05).

 

    

 

 

 

 

Просмотр фильма он-лайн
 

 

 

Автор Инна Лесовая

Киев

Примечание:

На сайте bakino.at.ua  Инна Лесовая опубликовала также рецензии на фильмы «Не горюй!», «Приходите завтра», «Золушка».

                         Уважаемые посетители сайта!