И до такой ничтожности, мелочности, гадости

В фильме всего два действующих лица, имена которых неизвестны, просто Она и Он, ее бывший муж. В дальнейшем я буду именовать героев О. (Она) и БМ (бывший муж). А сюжет фильма такой.

БМ давно не живет с О., девять лет назад он ушел к молодой женщине, дочери его шефа-академика. В просторной квартире академика он и поселился. Сын Дима, трудный подросток лет шестнадцати, остался с О. Теперь у БМ есть дочь от второй жены. Иногда, редко, он наведывается в покинутую семью: посмотреть, как да что, и вообще (приходя, он умиленно рассказывает О. про успехи дочурки в учебе и музыке и немного обижается, что эти рассказы не вызывают у бывшей жены такого же умиления: эгоистка, что сказать!) Вот и в этот вечер он нагрянул. Выпил на каком-то фуршете, и отчего-то потянуло в старое гнездо. В ходе «беседы без свидетелей» он будет понемногу еще больше набираться: то, что он наговорит и натворит, будет отчасти объясняться его разгоряченной кондицией. Сына дома нет. Примерно к середине картины выяснится, что он в это время в гостях у Вали Шляхова, бывшего друга и сотрудника БМ. Валя помогает Диме делать математику, и вообще Дима любит у него бывать. У О. с Валей роман -  новость, которая БМ не обрадовала. Как-то спокойнее было, пока она обходилась без мужчины: забежишь, проверишь – все в порядке, все по-старому, и с легкой душой обратно домой. А тут вдруг, такой поворот событий... эх, жизнь, обязательно тебе надо как-то меняться. Неожиданно в ходе разговора выясняется, что О. запомнилось, как когда-то давным-давно БМ с другим своим тогдашним приятелем-сослуживцем писал на кухне письмо. А штука такая, что  письмо это было, ну как бы сказать, анонимкой на Валю Шляхова, в результате  которой тот крепко погорел. БМ настораживается: а что, если О. знает или догадывается, что они писали анонимку на Валю? Теперь, когда она с ним в близких отношениях, она запросто может ему все рассказать. А Валька, он нынче такая крупная фигура (не добила его до конца анонимка та, выкарабкался, жук!), что может его, БМ, в порошок стереть. Опасно, очень опасно. И тут он изобретает вот какой ход. Дело в том, что Дима не родной ребенок О.: он сын БМ от другой, случайной женщины, умершей, когда мальчику еще не было года. Оставшись с младенцем на руках, БМ вскоре женился на О. – так она и стала матерью Димы. Теперь БМ объявляет О., что он не желает, чтобы его сын стал пасынком Вали. А если она все же решится выйти за того замуж, тогда он, БМ, вот что сделает: он расскажет Диме, что О. – не родная его мать! («А как же ты думала? В борьбе за родного сына все средства хороши!») Так что О. должна выбрать: или Дима, или Валя. Шантаж действует на О. быстрее и сильнее, чем БМ мог надеяться: она страшно пугается и тут же выбирает Диму. Впрочем, О. делает это настолько легко и безраздумно, что у БМ возникает новое подозрение: а вдруг Вальки никакого нет, О. просто набивает себе цену? «Ну-ка позвони ему», - велит он. «Для чего?» «Хочу с сыном поговорить – или не имею права? А заодно скажи Вальке, что между вами все кончено». Для верности БМ сам набирает Валькин номер (дружба с ним давно угасла, но телефончик в блокнотике надежно сохранился) и передает О. трубку. И она берет трубку и говорит человеку на том конце провода, чтобы он больше никогда не приходил. Потом просит позвать к телефону Диму – и передает трубку БМ, – который испуганно бросает ее на рычаг: о чем бы он, в самом деле, мог говорить с Димой? Да и не до сына ему сейчас. Значит, все-таки правда. Ох, как плохо... Он, конечно, сыграл тонко, О. послушалась его и дала Вальке от ворот поворот. Но как-то все же беспокойно... может,  это еще не конец у них, не последняя точка в этом самом романе, черт бы его побрал. Как сделать так, чтобы была поставлена надежная, жирная точка? БМ думает, думает. Думать трудно - его совсем развезло. И все-таки он, инженер человеческих душ, находит решение! Кажется, находит: надо вот что... Между тем О. стало неприятно и страшно быть наедине с пьяным БМ (который час назад, вдруг обрядившись в ее шелковый халат, предлагал ей вспомнить «времен минувших сладкие утехи» – а чего, в самом деле?), и она заперлась в чулане. Но от БМ не спрячешься, у него сохранились все ключики: от входной двери, от ящичков столов, от всего, –  он проникает в чуланчик, запирает его изнутри и пускается в длинный истерический монолог. О том, как он, на самом-то деле, никогда не переставал любить О.; и как он несчастен в примаках у академика; и как растерял за эти годы свой талант; и каким ничтожеством себя ощущает; и как ему нужна именно сейчас Её доброта... Он говорит, размазывая слезы по пьяному, опухшему, красному лицу, снятому так близко, что оно кажется лицом не человека, а жабы или рыбы. И это, собственно, почти конец фильма... после монолога БМ прозвучит всего одна еще фраза... а потом еще один монолог, о которых я скажу позже. 

Теперь надо добавить, что всё предыдущее - сюжет не так фильма, как пьесы Прокофьевой, которая была более упруго-драматичной  - там все эти недохороненные скелеты четко и вовремя выскакивали из шкафов, толкая действие вперед. 

В фильме сюжет «Беседы без свидетеля», в общем, сохранен, но жесткая интрига пьесы, делавшая ее несколько похожей на семейные драмы-расследования Дж.Б. Пристли (читатель, наверное, еще помнит советские экранизации «Опасного поворота» и «Визита инспектора»), видимо, не была тем достоинством, которое вдохновило Михалкова на экранизацию. В фильме все стало лиричным, размытым и рваным, и то, что говорит и делает БМ, интересно, в первую очередь, как некая рентгенограмма, на которой длинная цепь его ловких крючков, уловок и ловушек (которые действуют на О. вовсе не так безотказно, как ему кажется) протягивается как  огромный метастаз, проевший его душу. Человек врал, врал, врал – и наконец так заврался, что уже сам не может отличить ложь от правды. Михаил Ульянов играет БМ паяцем, клоуном, неким  Жириновским на поле семейно-бытовых отношений, постоянно меняющим маски, одеяния и стратегии. Начинающих каратистов учат прежде всего выработать правильную стойку – такую позицию, в которой боец неприступен для любых атак противника. Паясничанье БМ – выработанная с годами стойка, в которой никакая правда, никакое самое страшное оскорбление ему не страшны – он тут же всё обсмеет и перекривит: плюй в глаза – божья роса.

Я сказал «рентгенограмма», но можно было сказать иначе: «житийный портрет грешника». БМ ушел по своей кривой дороге так далеко, что просто не может уже вообразить, что О. всегда говорит правду, так уж она устроена. Он такому поверить не способен, не способен принять модель реальности без двойного дна – так уж устроен он. БМ явный параноик – но что такое параноик, как не медицинское обозначение такого типа личности, которая не способна вообразить мира с иным рельефом, чем рельеф собственной души, вытесняющей собственную, не устраивающую ее, душевную структуру вовне? БМ считает О., эту голубиную душу, очень хитрой – так ли это парадоксально? Ему ведь куда легче громоздить сложные и жуткие схемы и воображать реальность населенной самыми причудливыми химерами, чем видеть ее такой, какова она на самом деле.

Тех, кто не смотрел фильма, хочу предостеречь: не подумайте, будто Михалков снял новые «Записки сумасшедшего» или некий разворачивающийся в московской квартире «Расемон»: версия БМ, версия О... Ничего подобного, в фильме есть только одна, объективная, нормальная и естественная картина мира; поскольку же О. абсолютно нормальна и естественна, то лишь в силу этого можно сказать, что мир в этом фильме – в том числе и мир БМ - увиден ее глазами.

БМ болтлив и шумен – О. тиха. Он может выставить черное за белое – она не может даже доказать, что белое бело (да и как это, в самом деле, докажешь?) Он параноидален – она доверчива. Можно было бы сказать, что О. – антипод БМ, но не хочется так говорить, потому что между антиподами все-таки бывает много общего (например, сходство между антикоммунистами и коммунистами  давно отмечено – Бродский не желал принадлежать ни  к тем, ни к другим). Мало помогут в определении того, что такое О., и такие слова, как «честность», «гордость», «чувство собственного достоинства».  То есть она и честна, и горда – но настолько не осознает этих достоинств в себе, не носится с ними, что их как бы и нет. Белый цвет включает в себя всю цветовую гамму, – но остается белым. О. прежде всего совершенно проста, вот самое главное. Это женщина обыкновенная. Мы видим ее в начальных кадрах в смешном затрапезе, с полотенцем на голове, в которое она завернула башенку волос после ванны. Она укоряет БМ за редкие визиты, как это делала бы на ее месте любая другая мать-одиночка:  квохчет недовольно и укоризненно. Любит смотреть по ТВ всякую чепуху. Любит погрызть что-нибудь на ходу. Отбивает руку БМ, хлопнувшего ее по попе, без преувеличенного негодования. Утиный носик Ирины Купченко приходится такой женщине, как О., вполне впору – она и есть немного уточка. Победа Михалкова в том, что он смог убедить нас: абсолютная чистота О. – продукт не какой-то там высокой духовности и напряженной работы над собой, а вот именно этой совершенной простоты и естественности, которую не удалось истрепать никаким бурям жизни (при том что О. не назовешь юродивой или простушкой). Обыкновенная великая женщина, каких, в сущности, много на земле. Средства сопротивления таких женщин инфекции мирской пошлости: любовь к мужчине (если она есть или была); забота о своем чаде, страх за него (поэтому такую женщину всегда есть чем запугать); серьезное отношение к жизни, готовность нести свое бремя, ни за кого не прячась и не перекладывая ответственности на чужие плечи (поэтому в ней нет хитрости – защитного механизма слабого). Только и всего. (Не очень аккуратная квартира О., с такой любовью снятая оператором Павлом Лебешевым, –  ее оберег, приют и храм. БМ нахально трогает предметы в этом храме, суется в его алтарь - забардаченную комнату Димы и роется в его вещах, пытаясь через них проникнуть в таинственный мир шестнадцатилетнего, - он проделывает все это с неосознаваемой тоской человека, давно отлученного от церкви).   

Специфика случая О. в том, что она слишком долго находилась под влиянием гроссмейстера манипуляции. Сначала она любила его – впрочем, тогда он еще не был лгуном и паяцем.  Разлюбив же, не перестала - по неискоренимой своей склонности относиться к людям позитивно – считать его человеком хорошим. (Ну бывает же – полюбит мужчина другую, что поделаешь...) Следует принять во внимание еще одну причину стойкости ее иллюзий: каждый визит БМ был сеансом гипноза - он являлся редко, да метко, в те моменты, когда чуял: назревает некое  изменение - пора промыть О. мозги. 

БМ, однако, ошибался. Ему казалось, что О. слушается его, потому что внушаема и гипнабельна, – она же, повторю, просто была устроена так, что не могла относиться к другому  (тем более тому, кого раньше любила) без презумпции уважения. И вот мы застаем в фильме тот момент отношений этой пары, когда БМ, во-первых, слишком уж далеко зашел за черту, во-вторых –  не учел (просто не знал об этом, потому что чересчур долго не наведывался и упустил ход событий), что О. полюбила другого.  

Предложение, которое О. произносит в чуланчике в ответ на жалкий, вымаливающий сострадание монолог БМ, есть объявление нового status quo: «Я больше не люблю тебя». (Значит, еще недавно - все-таки любила!)   Она хочет выйти из чулана – БМ не дает. И тут - в запертую дверь начинают стучать: человек, который любит ее, не подчинился ее запрету –  он поспешил на помощь, сейчас он выломает дверь и вызволит ее из длившейся полжизни кабалы! Клоун и гипнотизер больше не имеет над нею власти! Луч света врывается в чулан через пролом и падает на счастливое, заплаканное лицо О.

А потом все у нее было хорошо – как она заслужила. Муж любил ее и уважал, они ездили летом в Крым и на Кавказ, сын под влиянием настоящего мужчины в доме образумился  - все стало на свои места. А БМ окончательно спился, и О. периодически носила ему передачи в наркологическую лечебницу.  (Обо всем этом мы узнаём из ее письма мужу, которое звучит в конце фильма).

Такой финал оправдан и поэтически, и реалистически: О. такая женщина – все при ней, так  почему же ей не получить наконец своей доли счастья?

Но в фильме есть некое подводное течение, которое делает его значительнее своего счастливого финала. На самом-то деле, БМ никогда не мог обмануть О: так, как играет ее Купченко, - это женщина простодушная лишь на первом, поверхностном уровне души. На уровне более глубоком – она понимает БМ, понимает так, как святые понимают заблудших. Обыкновенные люди понимают грешников, черпая из опыта собственной греховности, причем их отношение всегда пристрастно. Святые же понимают сбившихся с пути не через себя и не через антитезу себе, а как бы глядя на них с другого, более высокого места, откуда видно всё. Их отношение к слабым мира сего неосуждающе, сострадательно без сентиментальности и полно тайного ужаса, защищающего их от увязания в чужих грехах. Так  О. относится к несчастному БМ. О христианской любви к ближнему можно много толковать, но ее секретом очень трудно овладеть, этот секрет лучше всего постигается на живом примере. Молчаливая и твердая кротость героини этого вполне, казалось бы, светского фильма  представляет нам такой пример.