Как известно, в советские времена некоторые фильмы попадали «на полку». За что они туда попадали? По-разному бывало. Например, есть детский фильм Ролана Быкова «Внимание, черепаха!», в котором хорошие октябрята мешают плохим сунуть в целях эксперимента поименованное земноводное под танк. Как назло, фильм был окончен в 1968-м году, - ищейки аллюзий подумали: «Ага, маленькая, старая и под танком... Не Чехословакию ли режиссер имеет в виду?» И фильм ни за что ни про что протомился «на полке» года два. С «Комиссаром» - совсем другая история, тут дело обстояло и хуже, и лучше.

 

 

 

 

1936-й год. Небольшой венгерский городок, красивый и сонный, как кладбище. Богатая молодая (не очень уже молодая) женщина (Лили Монори) замужем за офицером (Ян Новицкий), но она не может родить. И эта женщина находит ту, кого сегодня в Америке называли бы a"surrogate mother" - женщину, которая родит для нее ребенка от ее мужа. Это тихая продавщица и белошвейка (Изабель Юппер), шьющая ей наряды и, в некотором роде, конфидантка ее тайн...

 

 

 

 

В одном рассказе Эдгара По человек вдруг увидел через окно ползущего вдалеке первобытного ящера. Но оказалось, это полз по стеклу окна муравей.

Мы проникаем в мир других людей через собственный опыт, аналогичный, хотя, бывает, иного масштаба.

Я могу представить, что чувствовали первые зрители «Волги-Волги», «Партийного билета» или «Великого гражданина», потому что сам чувствовал что-то подобное, когда смотрел эти фильмы в детстве. Очень рано мне захотелось не просто смотреть - понимать то, что я смотрю, но вокруг не было никого, кто научил бы меня понимать. Я религиозно читал «Советский экран», какие-то брошюрки о кино. Там писали, что «Волга-Волга» и «Партийный билет» - прекрасные фильмы, шедевры советского кино. И я внушал себе, что смотрю шедевры.

 

 

 

Летит, летит время, и сейчас, когда вздыхают по 70-м с их атмосферой чистоты, душевности, гражданского единения и коллективизма, уже трудно сказать, было это все в те поры или только кажется. Но вот открылось мне вдруг "окно в Москву" - маленькое такое окошечко, сквозь которое 70-е как будто можно увидеть такими, какими они реально были. Такое окошечко - фильм Андрея Кончаловского "Романс о влюбленных", вышедший в 74-м году.

 

 

 

Очень плохой фильм. Т.е. не плохой своей идеей, концепцией, за которые его многие упрекают: мол, Михалков проповедует идею русской вольницы в противовес закону и что-то там еще; прежде чем заслужить такие упреки, фильм сначала должен быть серьезным и состоятельным. А тут просто плохо, маловыскохудожественно, и всё. Еще говорят: да, фильм не очень, но как артисты играют! Если можно вообще такое представить, чтобы в плохом фильме хорошо играли артисты (что значит – артисты хорошо играют: громко говорят? выразительно машут руками? сильно таращат глаза? Нет, это значит – они хорошо воплощают замысел фильма, играют то, что надо и в ту степь, в которую надо. Но если фильм весь не то и не туда, как в нем можно хорошо играть?) – но ладно, если допустить, что такое иногда все же возможно, то «12» - не тот случай.

 

 

 

 

Этот фильм называли шокирующим, страшным, жестоким. Фильм – приговор позднему Совку. Ну да, шокирующий, ну да, приговор. Но чем Балабанов здесь прежде всего шокирует и что приговаривает? Может быть, я скажу то же самое, что все, только другими словами – что ж, мы все говорим своими словами то, что уже давно сказано, а нам-то кажется, что говорим новое. Я думаю, что это фильм о советской – позднесоветской – вони. Я жил в 70-е-80-е в хрущевке, и я помню – там все было пропитано вонью. Наверное, в 60-е, когда это было построено, вони не было – наоборот, люди радовались, что наконец обрели отдельное жилье. Но всего, но уже через 15-20 лет всё в этих домах провоняло.

 

 

 

     

 

Если века начинаются все-таки не в нулевой, а в первый год, то от начала ХХ-го века до премьеры фильма «Карнавальная ночь», состоявшейся в канун 1957-го года, прошло столько же времени, сколько от этой премьеры до нынешнего года: пятьдесят пять лет. За которые из этих пятидесяти пяти мир изменился больше? При всех разговорах об ускорении времени мне все же кажется, что за первые. Но, может быть, я не прав. Может быть, осознать изменения, случившиеся на твоем веку, труднее, чем на чужом. Так или иначе, «Карнавальная ночь» возвестила и воплотила хрущевскую оттепель, как «Покаяние» - Перестройку. Примечательно, что Эльдар Рязанов начал свой фильм раньше, чем Хрущев сделал антисталинской доклад на ХХ съезде, а Тенгиз Абуладзе окончил свой раньше, чем Горбачев объявил Перестройку: таким образом, оба фильма стали как бы буревестниками перемен.

 

 

 

 

Два физика выходят из синхрофазотрона. Настроение у них отличное, эксперимент удался. А эксперимент какой? Один из экспериментов на пути к «термояду» - контролируемой реакции ядерного синтеза. Еще несколько шажков, и – энергия подвластна нам! Проблема энергетического голода человечества решена раз и навсегда! И настанет тогда жизнь совсем хорошая. Ничто не будет мешать человеческому счастью. Точнее, останется всего один фактор, который будет мешать: дураки.

 

 

Что это мы все о кино да о кино. Пора пойти шире и глубже. Давайте поговорим об искусстве в целом. Нет, это уж будет слишком широко-глубоко... Поговорим об актерском искусстве. Задумаемся: когда мы считаем, что актер играет хорошо? Когда он здорово, ловко кривляется? Да ну, это балаган. Когда естественно, правдиво играет? А что такое правдиво? Похоже на человека? Эка невидаль, вон их сколько человеков вокруг, пройти уже нельзя по улице. Нет, тут опять взгляд на актерское искусство как на цирк, имитацию, фокусничество: вот, мол, притворяется, а как здорово!

 

 

 

 

 

Из глубокого детства: тоска, которую наводили целлулоидные игрушки: их можно было только трогать, грызть, сосать (помню тот скучный сладковатый вкус), наконец, от скуки сломать, растоптать, но не разобрать – и очарование, загадочность игрушек сложных, с пружинками, с моторчиками, которые хотелось раскрутить, ножичком поковырять, раскурочить. Увы, "зависимость от сырья, ограниченные возможности его обработки, отсутствие точных технологических предписаний, а также необходимого измерительного и слесарного инструмента затрудняли производство сложных игрушек". Лариса Лёйтнер. "Совсем как настоящие..." - игры и игрушки в СССР в 1950-1960-е годы". "Неприкосновенный запас", N3(77), 2011г.)

Тяга Булгакова к МХАТу или героя «Театрального романа» Максудова к Независимому театру – это тоска по сложно, деликатно организованной материи, по бронзовой лампе под абажуром, по дому, по ХIX веку – всему, что было жестоким временем упразднено, уничтожено и вместо чего воцарился век ХХ: Хаос + Хамство.